И в такой ситуации бегство "в Россию" является не бегством куда-то с определенных земель, а бегством с Земли вообще — туда, в Россию Небесную. Речь должна вестись о небывалом еще — метафизическом исходе целого народа. Что опять-таки подтверждается статистикой смертности и рождаемости. А это уже гораздо важнее инжиро-бананских хроник, хотя и неотделимо от них...
СУТЬ ПРОБЛЕМЫ МОЖНО БЫЛО БЫ УПРОСТИТЬ, сведя ее к пререканиям между "патриотами" и "безродными космополитами". В том же рассказе Олега Селедцова "Звонок на рассвете" отчаявшийся русскоязычный поэт пишет в Москву — в "Правление Союза Писателей". В руководстве этого самого "Союза Писателей" без труда узнаются нынешние апостолы либерализма из пишущих — "выдающийся мастер прозы Бойцович", "известнейшие писатели Муравьев-Иванов, Ковальчук... секретарь Правления СП Боратанский" и др. Шарж становится еще более прозрачен оттого, что сам автор рассказа является членом Союза российских писателей, о чем не без вызова уведомляет.
Но дело уже, увы, не только в наплевавших на "русскоязычного" и попивающих водочку в подмосковном писательском поселке персонажах и их реальных прототипах, еще раз повторю — упрощать не стоит. Сегодня очевидна добровольность исхода великого народа (ведь даже в случае с параличом воли, все это — вопрос воли) с присущим этому исходу чувством исторического исхода. А отсюда очень недалеко до уныния.
Где же тот предел, за которым отступление прекратится, где та последняя, определяющая черта русскости, которую нельзя переступать? В 1941 году "за нами была Москва", сегодня у нас ее уже нет. Именно в том, последнем смысле, нет.
Зато есть (и всегда найдется) десяток простых и легких (а главное — верных) ответов. Ну, например — вернуть русский народ под спасительную сень Православия. "Русь Святая, храни веру православную — в ней тебе утверждение", — так уже на протяжении столетий учит Святая Церковь. В здравом уме и трезвом рассудке (а также при реальном знании русской истории) вряд ли кто возьмется это оспаривать.
Другой вопрос, как это реализовать на практике — посоветовать Московскому Патриархату взять у Министерства обороны на содержание несколько бронетанковых и воздушно-десантных дивизий, взрастить в них ревность к отеческой вере да лет так через пяток под руководством президента загнать предавшихся золотому тельцу современности и отпавших от Церкви жителей столицы в Истринское водохранилище и перекрестить их? Дак ведь и Владимир Путин отнюдь не Святой Владимир, и души наших соотечественников-современников, увы, не так по-детски распахнуты свету Христову, как это было тысячу лет назад. Хотя такую мифологему на полном серьезе сегодня нередко эксплуатируют в православной среде (например, на прошлых президентских выборах — с помощью сугубо пиаровских умолчаний, но весьма эффективно).
Или же встать на другой, похожий (только напротив — антигосударственный) путь. Следуя ему, "верным" нужно замкнуться в своей "праведности" и если и без радости, то уж точно с неким удовлетворением наблюдать, как отпавшая и блудная часть соплеменников (подавляющая, надо заметить) будет помирать. И "с чувством особого удовлетворения" следить за предсмертными корчами "сатанинского" спрута современного государства.
Впрочем, такое уже было... с раскольниками — и в "праведности" замыкались, и "с тайной радостию" наблюдали, и даже денег на революцию давали, чтобы "власть эту антихристову" (т.е. царскую) сковырнуть. И что? Новая, уже воистину антихристова власть так гайки закрутила, что и писку "праведного" не слышно стало, а как леса-то посвела — так и бечь стало некуда.
Оба указанных отношения: и страстная любовь к окружающему, мирскому, "не духовному" — вплоть до насильственного "спасения" его, и столь же страстная (и даже "холодная") ненависть, совершенно очевидно, неправославны по своему внутреннему содержанию (ведь и в случае с крещением Руси все было на самом деле гораздо сложнее). Причем оба эти отношения характерны для двух совершенно самостоятельных начал: активно-деятельного — западного и отрешенно-аскетичного — восточного. И ни то, ни другое, прошу заметить, не является собственно русским.
Что же является? По небезосновательному мнению многих исследователей вопроса (в том числе и отцов Церкви) такой максимальной точкой русскости (попомним Достоевского: "быть русским и быть православным — одно и то же"!) является не агрессивная любовь и уж тем более не ненависть и презрение, а жалость к миру. Причем на всем нашем уже более чем тысячелетнем историческом пути это деятельная, врачующая, а нередко и жертвенная жалость. Она же — инструмент деятельного сердечного познания окружающего мира (не западного, рационального покорения его и не восточного, и тоже рационального, созерцания).
И вот эта-то точка жалости, есть все еще немало оснований думать, пока не пройдена. Это абсолютно абсурдно, но именно то, к примеру, что "нищая Россия", не способная накормить своих бездомных детей и стариков, посылает гуманитарную помощь страдающим от звездно-полосатого фашизма афганцам — факт из такого ряда! На это можно гневаться, раздражаться, даже осуждать — но этого нельзя отрицать на всем нашем историческом пути.
Все это отражено в изначальных нравственных аксиомах: народных ("Сам погибай, а товарища выручай") и евангельских ("За други своя..."). И тем не менее до сих пор еще не осознано в должной мере. Более того, ярким образчиком обратного стало людоедское шоу "Последний герой" (тут же переименованное народом в "Последний подлец"). Для ХХI века — начало решительное. Памятуя о том, что весь ХХ век эксперименты над национальными сознаниями велись безостановочно — с лихвой досталось и фаустовскому немецкому, и старокатолическому французскому, и даже пуританскому североамериканскому. Но больше всех (и дольше) экспериментировали(руют) над русским.
Вот и на сей раз: всплыла эта Папуа — Новая Россия эдаким телеостровом в плотном окружении американских авианосцев с телекамерами и подводных лодок с акустическими датчиками — смотрите, мол, у нас все путем.
— О, я, я...гут, рус, гут! Ми ошшень довольны...
Но дело даже не в них — вот если островное шоу "Последний подлец" и впрямь станет для нас "Последним героем" и количество страстно желающих "за стекло" или "на остров" наших соотечественников перевалит за цифру с шестью нулями, вот тогда можно будет (ежели останется кому) действительно заявить о том, что эта самая точка русскости пройдена и метафизический исход завершился.
Ну а что касается "русскоязычных" и "титульных" в самой России и уже совершенно очевидного ужимания географии первых от имперских окраин (бывшие республики) и дальше — внутрь нынешней Федерации, то можно, конечно, все предоставить истории: она не замедлит "освежить" в памяти армян турецкую резню начала XX века, в памяти грузин — такую же резню XVI века, в памяти малороссов — такие же события времен польско-литовского и германского владычества, эвенков и якутов — судьбу 16 миллионов их североамериканских собратьев, вырезанных поголовно "просвещенными европейцами" и т.д., и т.п. Можно и для некоего гипотетического будущего предоставить деятельной жалости русского народа снова обживать эти пространства: врачам — лечить, учителям — учить, солдатам — защищать. Но только для всего этого необходимо одно условие — русский народ должен сохраняться. А то как-то нелепо получается: в Израиле 84% населения — "паспортные" евреи, и государство считается мононациональным; в России же 86,8% — "паспортные" русские, а государство — "многонациональное". Ладно, многонациональное и многонациональное, что называется, и слава Богу, и на здоровье. Да вот только совсем уже не "на здоровье", когда все меньше и меньше места в нем становится для одного народа, и известно какого — государствообразующего.
Владимир Нилов ОТРЯХНИТЕ ИХ ПРАХ... (Отзыв на статью В. Бондаренко “Три лика русского патриотизма”)
Здравствуйте Владимир ГригорьевиЧ! Только сейчас познакомился с Вашей статьей "Три лика русского патриотизма", в которой упоминается мое имя. Никак не могу согласиться с Вами, что моя статья о Солженицыне была "уничижительной", и отказываюсь понять, что побудило Вас заклеймить её этим довольно редким словом.
С самого начала я установил для себя два правила, которым следую до сих пор: а) мне никто не обязан верить и б) на мне лежит долг и обязанность приведения доказательств, подтверждающих положения моих статей. Этим же правилам я следовал, когда писал статью, столь не угодившую Шафаревичу, Распутину и Вам. Перечитав статью "с пристрастием", чтобы найти "уничижение" пророка, каковым считает себя Солженицын, я не смог отыскать даже намека на него.