Читать интересную книгу Детоубийцы - Висенте Бласко-Ибаньес

Къ счастью для Тони, злобныя пожеланія старика не исполнились. Подошли хорошіе года. Въ хатѣ царило нѣкоторое благосостояніе, ѣды было вдоволь и храбрый труженикъ уже мечталъ, какъ о неосуществимомъ счастьи, о возможности въ одинъ прекрасный день обрабатывать свою собственную землю, о томъ, что онъ не долженъ будетъ разъ въ году отправляться въ городъ, чтобы отдать почти весь продуктъ урожая.

Въ жизни семьи случилось одно событіе. Тонетъ выросталъ, а мать его грустила. Мальчуганъ уже отправлялся съ дѣдушкой на озеро; когда онъ станетъ побольше, онъ будетъ сопровождать отца въ поле и бѣдная женщина останется въ хатѣ одна.

Она думала о своемъ будущемъ и грядущее одиночество наполняло ее страхомъ. О если бы у нея были еще дѣти! Съ наибольшимъ жаромъ просила она у неба дочки. А дочь не являлась, не могла явиться, какъ утверждалъ дѣдушка Голубь. Виной была сама сноха. Дѣло женское! Во время родовъ ей плохо помогали сосѣдки изъ Пальмара. Поэтому она всегда была больной и блѣдной, цвѣта бумаги, была не въ сидахъ долго безъ боли стоять на ногахъ, а иногда съ трудомъ волочила; ноги, со стонами, которые подавляла со слезами на глазахъ, чтобы не встревожить своихъ.

Тони страстно желалъ исполнить желаніе жены. Онъ ничего не имѣлъ противъ того, чтобы имѣть дѣвочку въ домѣ. Она была бы въ помощь больной. И вотъ они поѣхали вдвоемъ въ городъ и привезли оттуда шестилѣтнюю дѣвочку, робкаго, дикаго и некрасиваго звѣрка, котораго взяли изъ воспитательнаго дома. Звали ее Висантетой… Однако, чтобы она не забыла о своемъ происхожденіи, ее называли со свойственной невѣжественному люду безсознательной жестокостью Подкидышемъ.

Рыбакъ возмущенно ворчалъ. Еще лишній ротъ! Маленькій Тонетъ, наоборотъ – ему было десять лѣтъ – встрѣтилъ маленькую дѣвочку очень радостно, такъ какъ могъ мучить ее своими капризами и придирками единственнаго избалованнаго сына.

Изъ всѣхъ обитателей хаты къ Подкидышу относилась ласково только больная женщина, съ каждымъ днемъ все болѣе слабѣвшая и страдавшая. Несчастная искусственно создавала себѣ иллюзію, будто у нея есть дочь и по вечерамъ, усаживая ее въ дверяхъ хаты, съ лицомъ, обращеннымъ къ солнцу, расчесывала ея рыжія косички, обильно смазанныя масломъ.

Дѣвочка походила на живую послушную собачку, разылекавшую обитателей хаты своей бѣготней. Молча покорялась она утомительной работѣ и всѣмъ злымъ прихотямъ Тонета. Напрягая изо всѣхъ силъ свои рученки, тащила она отъ канала къ дому кувшинъ, наполненный водой Деесы, такой же большой, какъ она сама. То и дѣло бѣгала она по деревушкѣ, исполняя порученія новой матери, а за столомъ ѣла, опустивъ глаза, не осмѣливаясь сунуть ложку въ миску, пока та до половины не была опустошена. Дѣдушка Голубь, всегда молчаливый, глядѣвшій такъ сурово, внушалъ ей большой страхъ. Такъ какъ ночью обѣ каморки были заняты, одна – супругами, другая Тонетомъ и дѣдушкой, то она спала у очага, посрединѣ хаты, на илѣ, который просачивался сквозь паруса, служившіе ей постелью, укрываясь сѣтями отъ порывовъ вѣтра, врывавшагося черезъ печную трубу и щели разъѣденной крысами двери.

Единственнымъ хорошимъ для нея временемъ были вечера. Все мѣстечко погружалось въ тишину, мужчины были или на лагунѣ или на поляхъ. Она садилась съ матерью у дверей хаты чинить паруса или вязать сѣти, и онѣ разговаривали съ сосѣдками въ великомъ безмолвіи безлюдной, неправильной улицы, поросшей травой, въ которой копошились куры и крякали утки, подставляя солнцу свои влажныя бѣлыя крылья.

Тонетъ не посѣщалъ больше школу, сырое маленькое помѣщеніе, за которое платило городское управленіе, гдѣ мальчики и дѣвочки въ пропитанномъ тяжелымъ запахомъ воздухѣ проводили цѣлый день, читая по складамъ или распѣвая молитвы.

Онъ былъ уже настоящимъ мужчиной, какъ говорилъ его дѣдъ, щупавшій мускулы его рукъ и ударявшій его въ грудь. Въ его годы Голубь уже самъ прокармливалъ себя рыбной ловлей и стрѣлялъ по всѣмъ видамъ птицъ, существовавшимъ въ Альбуферѣ.

Мальчикъ съ удовольствіемъ сопровождалъ дѣда во время его экспедицій по водѣ и сушѣ. Научился дѣйствовать весломъ, скользилъ, быстро какъ молнія, въ одной изъ маленысихъ лодокъ дядюшки Голубя и когда пріѣзжали охотники изъ Валенсіи, онъ устраивался на носу барки или помогалъ дѣду устанавливать парусъ, выпрыгивая на берегъ въ критическія минуты, чтобы схватить веревку и потащить барку.

Потомъ пріучался къ охотѣ. Научился дѣйствовать сравнительно легко ружьемъ дѣда, настоящей пищалью, которую можно было отличить по одному грохоту отъ всѣхъ ружей, имѣвшихся въ Альбуферѣ. Дядюшка Голубь клалъ сильные заряды и первые выстрѣлы заставили мальчика такъ покачнуться, что онъ чуть не упалъ на дно барки. Постепенно онъ приручилъ стараго звѣря и мѣтко билъ лысухъ къ великому удовольствію дѣда.

Вотъ какъ надо воспитьтать дѣтей! По его мнѣнію, Тонетъ долженъ ѣсть только то, что убьетъ изъ ружья или выловитъ изъ озера! Во время этого суроваго воспитанія дядюшка Голубь подмѣтилъ въ своемъ ученикѣ признаки какой‑то разслабленности. Онъ любилъ стрѣлять и ловить рыбу. Но ему не нравилось вставать до зари, цѣлый день дѣйствовать, вытянувъ руки, весломъ, и тащить, какъ лошадь, за веревку барку. Рыбакъ понялъ въ чемъ дѣло: то, что его внукъ ненавидѣлъ инстинктивной ненавистью, что возмущало все его существо, былъ – трудъ. Тщетно говорилъ дѣдъ о большой ловлѣ, которая предстоить завтра въ томъ или другомъ мѣстѣ Альбуферы. Стоило только рыбаку отвлечься и внукъ нсчезалъ. Онъ предпочиталъ бѣгать по Деесѣ съ сосѣдними мальчиками, растягиваться подъ сосной и цѣлыми часами слушать чириканіе воробьевъ на вѣтвистыхъ верхушкахъ или глядѣть, какъ порхаютъ надъ лѣсными цвѣтами бѣлыя бабочки или бронзовые шмели. Дѣдъ наставлялъ его безъ прока. Потомъ рѣшилъ побить, но Тонетъ, какъ маленькій дикій звѣрокъ, убѣжалъ и сталъ подбирать камни, чтобы защищаться. Старикъ примирился и какъ прежде отправлялся на озеро одинъ.

Онъ самъ всю жизнь провелъ въ трудѣ. Сынъ его Тони, хотя и сошелъ съ дороги, увлекшись крестьянскимъ трудомъ, но былъ еще способнѣе его самого въ тяжелой физической работѣ. Въ кого же пошелъ этотъ мошенникъ? Господи Боже! Кѣмъ онъ рожденъ, этотъ мальчикъ съ его неодолимымъ отвращеніемъ къ труду; съ его страстью къ ненодвижности, съ его привычкой цѣлыми часами отдыхать на солнцѣ, словно жаба на краю канала.

Все мѣнялось въ этомъ мірѣ, котораго старикъ никогда не покидалъ. Альбуферу видоизмѣняли люди, принявшіеся ее обрабатывать, и вмѣстѣ съ тѣмъ видоизмѣнялись до неузнаваемости и сами люди, какъ будто преданія озера на вѣки исчезли. Сыновья рыбаковъ становились рабами земли. Внукъ поднималъ руку, вооруженную камнемъ, на дѣда. На озерѣ виднѣлись баркасы, нагруженные углемъ. Рисовыя поля распростирались во всѣ стороны, врѣзывались въ озеро, высасывая его воду, вторгались въ лѣсъ, пролагая въ немъ большія просѣки. О Боже! Лучше ужъ умереть, чѣмъ видѣть все это, чѣмъ присутствовать при гибели міра, который онъ считалъ вѣчнымъ.

Чужой среди своихъ, онъ питалъ сильную любовь только къ матери – Альбуферѣ. Каждый день наблюдалъ онъ за ней, какъ будто хотѣлъ на сѣтчатой оболочкѣ своихъ хитрыхъ и живыхъ глазъ сильнаго старика, сохранить отпечатокъ всей воды озера и всѣхъ безчисленныхъ деревьевъ Деесы.

Паденье каждой сосны въ лѣсу онъ немедленно же замѣчалъ на большомъ разстояніи, съ самой середины озера. Еще одна! Пустое мѣсто, которое оставалось въ зеленой чащѣ, вызывало въ немъ такое же грустное настроеніе, какъ будто онъ смотритъ въ пропасть могилы. Онъ проклиналъ арендаторовъ Альбуферы, этихъ ненасытныхъ разбойниковъ. Обитатели Пальмара воровали, правда, дерево въ лѣсу, на ихъ очагѣ горѣли только дрова изъ Деесы, однако они довольствовались кустарникомъ, упавшими сухими стволами. А эти незримые сеньоры, обнаруживавшіе свое присутствіе только путемъ ружья стражника или судейскихъ фокусовъ, съ величайшимъ спокойствіемъ срубали старыя деревья, гигантовъ, которые видѣли его, когда онъ былъ еще маленькимъ и ползалъ въ баркѣ. Они были уже огромными, когда его отецъ, первый Голубь, жилъ среди дикой Альбуферы, убивая ударами камышевой палки змѣй, кишѣвшихъ на берегу, все же болѣе симпатичныхъ, чѣмъ современные люди.

Грустя о гибели стараго міра, онъ уходилъ въ самые дикіе уголки, куда не проникли еще люди – эксплуататоры. Видъ старой норіи возбуждалъ въ немъ дрожь, и онъ глядѣлъ съ волненіемъ на черное, разъѣденное червями колесо, на пустыя, поломанныя бадьи, полныя соломы, откуда, замѣтивъ его приближеніе, толпою выпрыгивали крысы. То были развалины мертвой Альбуферы, подобно ему самому, воспоминанія о лучшемъ прошломъ.

Желая отдохнуть, онъ причаливалъ къ равнинѣ Санча, къ лагунамъ съ ихъ липкой поверхностью и высокимъ камышемъ. И созерцая мрачный зеленый пейзажъ, гдѣ, казалось, все еще трещатъ кольца легендарнаго чудовища, онъ наслаждался мыслью, что есть хоть одинъ кусокъ земли, незапятнанный жадностью современныхъ людей, въ рядахъ которыхъ – увы! – находился и его собственный сынъ.