Читать интересную книгу Фру Марта Оули - Сигрид Унсет

Нельзя сказать, что все вдруг стало мне так ясно, но причина моего плохого настроения была именно в этом. Я чувствовала, что дальше так продолжаться не может, поскольку мы рискуем отдалиться друг от друга. И я всеми силами цеплялась за свою работу и детей, ведь надо же иметь в запасе какой-то тыл, если вдруг доведется пережить разочарование в самом главном.

Отто вообразил, что я просто нездорова, и посылал нашего семейного врача ко мне наверх, в спальню, принуждал меня понемногу пить вино и принимать железо, настаивал, чтобы я погостила у Хелены или отдохнула бы в нашем летнем домике, но особенно он настаивал на том, чтобы я взяла расчет в школе сразу же после летних каникул. Я отвергала все его предложения, хотя, честно говоря, было так ново, интересно и приятно сидеть в кресле грустной и усталой и предаваться размышлениям, особенно когда Отто присаживался рядом и начинал сочувственно расспрашивать: «Моя милая, дорогая Марта, что же это с тобой такое? Пожалуйста, не болей, хотя бы ради нас, милый дружочек!»

«Спасибо, я ни в чем не нуждаюсь, Отто», – говорила я, отвечая на его поцелуй. Вероятно, я питала тайную мысль таким образом привязать его к себе.

И вот, отправляясь как-то в свою обычную деловую поездку в Лондон, Отто стал уговаривать меня поехать с ним. А я противилась, прежде всего потому, что не хотела покидать детей. Впрочем, была и другая причина. Еще в молодости, мечтая о дальних странствиях, я пришла к убеждению: чтобы по-настоящему познать неповторимость того или иного места, узнать людей, ощутить атмосферу, необходимо подольше пожить там. А эта поездка предполагалась как нечто совсем иное.

Конечно, в конце концов я все же согласилась. И прекрасно сделала. И хотя я пробуждалась по ночам в то самое время, когда имела обыкновение вставать к детям, чтобы посмотреть, не раскрылись ли они во сне, и с грустью обнаруживала, что нахожусь в гостиничном номере, и начинала тосковать по своим крошкам в далекой Кристиании, но все же оказалось, что тоскую я не так уж и сильно, как ожидала. И я корила себя за это. Отто решил, что раз уж мы покинули дом, то нам следует еще и прокатиться в Париж, где мы и провели несколько чудесных дней. Отто добросовестно водил меня по всем тем местам, которые обычно посещают приезжие: музеям, театрам, увеселительным заведениям. Последние он простодушно принимал за олицетворение парижских тайн. Он купил мне новую шляпку, дорожный костюм, два гарнитура шелкового белья, весьма изящный корсет и шелковую нижнюю юбку – и вот, нарядившись в обновки, я танцевала с Отто канкан, это было ранним утром, когда мы, возвратившись в отель часа в четыре утра, пили шампанское в нашей комнате, заранее предвкушая, как будем всем рассказывать о том, как мы «прожигали жизнь» в Париже.

Возвратясь домой, я в хорошем настроении приступила к работе в школе и два последующих года была почти довольна жизнью.

Пропасть между нами образовывалась постепенно, складываясь, в сущности, из пустяков.

Мы нуждались в более просторной квартире. Наша стала тесной, прямо-таки негде было повернуться, а я уже ждала третьего ребенка: ясное дело, переезд назрел. Хорошо было бы, конечно, расширить наше жилье за счет мансарды, но семья столяра, занимавшая ее, и не помышляла о переезде.

Новая квартира сразу же не понравилась мне, несмотря на все кажущиеся преимущества. Придя туда, я была просто в ярости; все это происходило осенью, в ужасную погоду. У Отто было на примере по крайней мере еще семь квартир, а я позволила уговорить себя остановиться на этой. Хотя я заранее твердо знала, что мне никогда здесь не понравится.

Сама улица показалась мне крайне неприятной; обитатели ее – сплошь надутые мещане, живущие в уродливых крохотных виллах, окруженных запущенными садами с неизменными беседками, в которых никто никогда не сидит, с гранитными столбиками у входа и скучными фамилиями на дощечках, с кремовыми шторами и майоликовыми цветочными горшками на окнах. А если заглянешь в окна, непременно увидишь колонны, высокие лампы на полу и обязательно пальмы в кадках.

А Отто считал, что район просто замечательный, и когда я страдальчески повисла на его руке, он только заметил: «Ты сама виновата в своем состоянии, Марта. Нужно делать все так, как велит доктор».

Нам нужна была большая квартира. И именно такую, в два раза просторней прежней, мы заимели. Отто купил кожаную мебель для курительной комнаты и все захаживал в магазин, приглядывая мебель для гостиной; какой она должна быть, у нас не было единого мнения. Как-то во время вечерней прогулки в витрине одного магазина мы заметили большой мебельный гарнитур из красного дерева, который очень понравился Отто. «Это мебель в русском стиле», – заявил он, хотя одному Богу известно, с чего он это взял. Я согласилась, мне действительно понравилась обивка из тисненого бархата бирюзового цвета. В течение всей недели Отто загадочно вел себя, а однажды вечером привел на новую квартиру. В ней красовался «русский» гарнитур!

Родилась Ингрид. Наконец-то исполнилось задушевное желание Отто иметь дочку. Он был от нее в полном восторге, так много времени занимался ею, что это даже раздражало меня. Придя домой из конторы, даже прежде чем войти и поздороваться со мной, он шел в детскую. Мне казалось смехотворным, что такой большой мужчина ходит по дому с малышкой на руках и сюсюкает: «Ах ты моя холесая! А ну-ка давай дадим гадкой мамусеньке!» И он совал мне в лицо малышку, не обращая никакого внимания на то, чем я была в данный момент занята.

«О господи, что ты такое читаешь? – говорил он. – И охота тебе!»

«Тьфу, как мне надоела эта девчонка, прямо тошнит», – сказал однажды Эйнар, когда Отто по обыкновению носился с малышкой. Отто рассердился, а я только засмеялась и обняла Эйнара.

Когда Ингрид должна была вот-вот появиться на свет, я насовсем ушла из школы. Дела в фирме Отто шли просто отлично, а в первые годы нашей совместной жизни мы тратили совсем немного. Отто хотел, чтобы мне во всех отношениях жилось легко и удобно, чтобы мы могил себе позволить держать больше прислуги. Так что я снова смогла мноо читать, прослушала несколько лекций на интересующие меня темы, стала посещать несколько клубов и обществ.

Все это не нравилось Отто. Прямо он мне этого не говорил, но когда ко мне в гости приходила какая-нибудь дама, одна из приятельниц по кружку, то вел он себя не очень-то любезно, изображая домашнего тирана.

Как-то раз, когда у меня кто-то был в гостях и мы пили чай, рассуждая о чем-то, и на минуту смолкли, Отто вдруг спросил: «Мальчики! Я, кажется, что-то забыл сделать сегодня, что же это такое могло быть?» И мои сыновья с восторгом воскликнули в один голос:

«Ты забыл высечь мамочку!»

«Ах, вот что, напомни мне об этом вечером, Эйнар!»

Все трое хохотали от души. А потом он взял каждого за ухо, и со словами «а теперь все мужчины удаляются» они покинули комнату и, как стадо диких зверей, резвились в курительной комнате.

Однажды Отто пришел обедать домой, держа в руках щеночка, которого только что купил. Это был терьер, мы назвали его Пейк, и все ужасно привязались к нему. «Пейк гораздо лучше младшей сестрички!» – заявил как-то Халфред.

Бедненький Пейк! Он прожил у нас всего лишь полгода, а потом попал под лошадь. Отто пришлось самому пристрелить его. При этом и он плакал, и дети рыдали, и я заливалась слезами.

И вот некоторое время спустя, когда я сидела, погруженная в свои мысли, ко мне подошел Отто и сердито набросился на меня:

«Просто не представляю, как ты могла допустить такое, Марта! На этот раз несчастье произошло с бедным животным, но ведь в следующий раз на его месте может оказаться кто-то из твоих детей!»

«Что же, Отто, теперь я вижу, что ты человек нервный. Но если ты просто недоволен тем, что помимо семьи у меня есть и другие интересы, то так прямо и скажи».

«Тебе прекрасно известно, что я ничего против не имею, что твои интересы достойны всяческого признания, одобрения и прочее, но я убежден, что на какое-то время ты могла бы отойти от этих проблем, ведь у тебя трое маленьких детей».

«Господи помилуй, Отто, ведь еще необозримо долгое время я буду занята маленькими детьми».

«Ты что же, не рада тому, что у тебя есть дети, Марта?»

«Даже не хочу тебе ничего отвечать на это, но ты поистине делаешь все, чтобы мне от них стало тошно, Отто».

«Послушай, Марта, нам, мужчинам, по горло хватает нашей работы или, скажем, предпринимательской деятельности. На другое у нас просто не остается сил. И когда вы, женщины, выходите за нас замуж, вы прекрасно знаете, что вам предстоит, какая именно работа предстоит вам. И мне сдается, это не такая уж докучная работа – ухаживать за своими собственными детьми и содержать в порядке свой собственный дом. Делать все, чтобы у меня душа не болела за семью. И если бы ты хоть на какое-то время могла отложить в сторону свои собственные интересы, это было бы как раз то, на что мы, мужчины, рассчитываем в браке. Боже мой, неужели ты считаешь, что у меня есть время потакать собственным интересам?»