Читать интересную книгу Адмирал Сенявин - Иван Фирсов

Солнечным июльским утром, сопровождаемый неумолкающими криками юрких чаек, то и дело сновавших над зеркальной гладью Ревельской бухты, к берегу направился капитанский катер с гардемаринами.

Поскрипывали уключины, ладные гребцы дружно, без единого всплеска проводили весла вдоль борта. Как и на всех кораблях, для капитанской шлюпки подбирались отменные матросы. Капитан снял фуражку, вытер вспотевший лоб и, повернувшись, сказал:

— Сия бухта от мыса до островка Наргена, — он протянул руку с фуражкой в направлении возвышающегося у входа в залив острова, — почитай седьмой десяток лет, со времен Петра Великого, каждую кампанию служит пристанищем для российского флота.

Ласковый бриз и мягкие лучи солнца приятно обволакивали лица моряков. Иван Федорович продолжал:

— Отсюда создатель флота нашего вел эскадру к первой виктории над шведами у Гангута[13].

Дмитрий прищурился. Солнечные блики, переливаясь на глади бухты, слепили глаза. Он перевел взгляд дальше, к Наргену, неподалеку от которого стояли на якорях купеческие суда. Вдали за островом нагретый воздух, поднимаясь, рябил горизонт и узкую полоску неба над ним, и в этом мареве чудились паруса петровских кораблей.

А прямо по носу в безоблачном голубом небе торчали непривычные для глаза остроконечные шпили городских строений и костелов старинного города.

Впервые ступив на твердую землю после двухмесячного плавания, Дмитрий, да и другие гардемарины чувствовали себя неуверенно, их слегка качало из стороны в сторону, суша казалась зыбкой, ноги не ощущали, как прежде, надежной ее твердости. Переминаясь с ноги на ногу, они удивленно поглядывали друг на друга, смущенно озирались вокруг себя.

С пристани капитан повел гардемарин в крепость. Иван Федорович хорошо знал старинный город. Впервые побывал в нем двадцать лет назад гардемарином, а затем посещал много раз, почти каждую кампанию.

— Ревель старинный город эстов, — рассказывал, поднимаясь на холм, Иван Федорович, — в давние времена новгородцы называли его Колыванью. Прежде Ревель терзали пришлые тевтонские и ливонские рыцари. Храбрым жителям в противоборстве с ними часто помогали русичи из Новгорода и Пскова.

Гардемарины остановились у высокой крепостной стены. Между двумя башнями широкая арка, с воротами и причудливыми барельефами над ними, вела в крепость.

— Морские ворота крепости, — пояснил Сенявин, — ведут в старый город.

Улицы в городе непривычно узкие, непохожие на кронштадтские дома, сплошь каменные. Мощеные мостовые поражали чистотой. Навстречу попадались опрятно одетые горожане, ремесленники. Румяные девушки в белых чепчиках лукаво поглядывали на молодых людей и, отойдя, перешептывались и весело хохотали. Гардемарины смущенно переглядывались и заливались румянцем. Строгий режим в Морском корпусе запрещал какие-либо увольнения в город. Редкие часы, когда кадеты бывали в Кронштадте за минувшие годы, как правило, были заняты служебными делами. Правда, старшие, выпускные гардемарины пользовались правом увольнения, и многие из них уже были знакомы с кронштадтскими трактирами и сомнительными заведениями.

Вдоволь находившись по городу, моряки проголодались, и Иван Федорович повел всех обедать в небольшую, но уютную таверну, где пахло свежими булочками и копчеными окороками. Русские моряки здесь, видимо, были частыми гостями. Прислуживавшая женщина, миловидная жена владельца таверны, довольно сносно говорила по-русски. Она приветливо встретила моряков и особенно обходительно обслуживала капитана.

Возвратившись на корабль, гардемарины, сидя кружком на баке, до позднего вечера обменивались впечатлениями о первом сходе на берег после большого плавания.

На другой день «Преслава» снялась с якоря и вышла в море. День за днем на корабле, чередуясь по расписанию, устраивались то парусные, то артиллерийские, то абордажные, то десантные учения. Иногда внезапно раздавался сигнал пожарной тревоги, матросы готовили брандспойт, помпы, шланги. Гардемарины уже через месяц вместе с матросами ловко орудовали с парусами и снастями, научились снаряжать пушки и наводить их перед стрельбой. Дмитрию полюбились абордажные и десантные учения. Его захватывало, когда надо было стремглав спуститься по веревочному трапу в шлюпку, быстро отойти от борта на высокой волне и стремительно нестись на веслах к берегу. Не доходя уреза воды, матросы прыгали в воду, поднимая кверху ружья, чтобы не замочить их, и с криком «ура» устремлялись на штурм «неприятеля».

В дни, свободные от учений, гардемарины вместе с матросами занимались корабельными работами. Плели незатейливые маты — коврики из концов, щипали пеньку, красили шлюпки, учились вязать узлы, столярничать, плотничать.

Работая бок о бок с матросами, Дмитрий пытливо присматривался к этим людям и проникался к ним все большим уважением. Тяготы морской службы, линьки и зуботычины офицеров и боцманов, как правило несправедливые, не озлобляли их. А с годами они становились еще добрей и отзывчивей. В гардемаринской каюте не раз вспыхивали споры о матросах и правах над ними офицеров. Мнения всегда разделялись, но как-то получалось, что Дмитрий неизменно держал сторону матросов.

— Надобно нам более понятия иметь, что матросы суть такие же люди, как мы, — горячо отстаивал он свои взгляды среди однокашников. За минувшие месяцы он как-то незаметно привязался к матросам, многое перенял у них и научился простоте людских отношений. В разных перипетиях не теряли они присутствия духа, сглаживая шутками и веселыми проделками бремя морской службы.

Наступила осень. Штормовая погода неделями трепала «Преславу» в море. В начале сентября Иван Федорович получил распоряжение идти в Ревель, дожидаться там новопостроенного корабля из Архангельска и сопроводить его в Кронштадт.

Весь день шел дождь. Поздним вечером «Преслава» вновь отдала якорь на Ревельском рейде. Старший офицер не велел отвязывать паруса, а лишь подобрать их к реям и оставить на ночь для просушки. Утром, после подъема флага, лейтенант приказал одеться теплее и убрать паруса. Дмитрий с матросами направился к грот-мачте, часть матросов проворно полезла по вантам на марсы и салинги. В мачтовой команде были два матроса-неразлучника — Родионов Петр и Тимофей Чиликин. Ели и спали, работали и вахту стояли они всегда вместе, и всегда, где они находились, матросам было весело от их забавных выходок.

Не успели матросы разбежаться по реям, как вдруг с грот-брам-реи послышался истошный крик, в воздухе мелькнула чья-то тень, и за бортом раздался сильный всплеск. Через мгновение все матросы и офицеры подбежали к борту. На воде расходились большие круги от места, куда только что упал матрос.

— Шлюпку к спуску! — скомандовал лейтенант Прозоров, и стоявшие рядом гардемарины и матросы подбежали к шлюпке и начали быстро вываливать ее за борт.

В эту минуту из воды вынырнул Тимофей Чиликин. Его спас туго подпоясанный, добротный овчинный полушубок. Громко фырча, смахнув с усов воду, он вдруг погрозил кулаком и громко крикнул:

— Ну, погодь, Петруха, ужо я до тебя доберусь, морду расквашу!

Все сначала оцепенели, потом глянули на грот-брам-рею: на самом ноке, перегнувшись, стоял бледный Петр Родионов. Увидев, что его друг невредим, он быстро повернулся и проворно засеменил по рее к мачте. Все на палубе невольно захохотали и закричали упавшему за борт:

— Ай да Тимоха! Не сплошал!

Тем временем боцман выбросил за борт веревочный шторм-трап. Чиликин подплыл к нему, схватился и через минуту стоял на палубе.

На шум из каюты выбежал Иван Федорович. Узнав, в чем дело, приказал дать Чиликину чарку водки и отправил в кубрик переодеваться.

Все направились к грот-мачте, где боцман держал за шиворот Родионова. Капитан дал знак, и боцман отпустил его.

— Ты что же, подлец, товарища своего на погибель толкаешь? — строго спросил капитан.

— Ей-богу, ваше высокоблагородие, — Петруха перекрестился, он уже отошел от испуга, когда увидел, что с его другом все обошлось, и бойко вертел головой. — Не касался я Тимохи вовсе, а токмо и сказал ему: «Экий ты мешок, ступай на нок проворней, а не то я тебя спихну». А он, дурак, взявши и полетел с рея.

Стоявшие вокруг дружно рассмеялись, и Иван Федорович, пряча улыбку в усы, сказал:

— Видать, ты бахарь знатный. Добро все путем завершилось. Ступай к товарищу в кубрик да повинись перед ним.

Родионов, пряча глаза, нахлобучил фуражку и проворно побежал на бак. Четверть часа спустя они с Чиликиным, помирившись, рассказывали сгрудившимся вокруг матросам, как было все на самом деле.

Дмитрий задержался с гардемаринами около грот-мачты и, запрокинув голову, удивленно проговорил:

— Одно в толк не возьму. Коим образом Тимоха, с рея свалившись, о палубу не расшибся?