Читать интересную книгу Адмирал Сенявин - Иван Фирсов

Нынче в Адмиралтейств-коллегии надобно доложить о своих планах на предстоящую кампанию. Нужны средства на строительство и вооружение новых кораблей, не хватает рекрутов…

Кибитка резко остановилась, прервав размышления адмирала.

Заскрипел шлагбаум у заставы, и заспанный будочник, торопливо перебирая промерзшую веревку, старался побыстрее пропустить путников и спрятаться в теплой избе. В кибитку заглянул ямщик.

— Куда изволите, ваше превосходительство? — спросил он.

— Поезжай на Пречистенку, — ответил адмирал.

Обычно он останавливался там у родственников жены.

Толкнув валенком еще не совсем проснувшегося адъютанта, он проговорил:

— В Петербург отправимся через денек-два. А ежели твой отрок, Николай Федорович, в Москве, завтра же привези его.

Сенявин-старший давно знал о несостоявшемся определении на учебу сына своего генеральс-адъютанта. Он не раз укорял его за намерение учить Митю в Сухопутном корпусе и теперь сам решил принять в нем участие. Директора Морского шляхетского кадетского корпуса вице-адмирала Ивана Логгиновича Голенищева-Кутузова он хорошо знал, но прежде чем просить за своего двоюродного племянника, хотел сам увидеть его.

Знакомство состоялось на следующий день несколько неожиданным образом. Перед обедом в передней раздались приглушенные вскрики, возня, обе створки дверей с треском распахнулись, и в гостиную влетел голубоглазый мальчик с торчащими вихрами. За ним бежал пунцовый от волнения Николай Федорович, который быстро схватил мальчика за руку и дал ему подзатыльник. Однако тот не особенно смутился, лишь виновато почесал затылок, озорно улыбнулся и с любопытством уставился на адмирала.

— Алексей Наумович, простите неслуха, несмышленыш он еще, — оправдывался смущенно Николай Федорович и укоризненно покосился на жену…

В последний год он всего дважды заезжал в Комлево на один-два дня, и его отсутствие сказалось на воспитании сына.

Однако адмирал, как будто ничего не заметив, поманил мальчика, а когда тот подошел, взял его за плечи и стал расспрашивать. Дима бойко отвечал, и, судя по лицам собеседников, они остались довольны друг другом. Задав еще несколько вопросов, адмирал удовлетворенно произнес:

— Отрок ваш благопристоен. В учении, видимо, вполне наторел, и мнится, резон есть нынче же в корпус его определять.

Николай Федорович облегченно улыбнулся, а мать, всплеснув руками, растерянно посмотрела на адмирала: как же, мол, вот так, сразу?

— На море, матушка, все скоротечно. Миг прозеваешь — жизнь потеряешь, — пояснил адмирал. — К тому же мы с господином будущим кадетом все обговорили.

Он слегка подтолкнул Митю к родителям и встал.

На другой день из Тверских ворот на Петербургский тракт выехала кибитка. Она надолго увозила Дмитрия Сенявина из родных мест в неизвестную и манящую жизнь.

В морском корпусе

Воскресным июльским днем 1774 года перезвон многочисленных церковных колоколов звучал над Петербургом. Столица праздновала успешное окончание войны и заключение мира с Турцией.

Толпы людей заполнили набережные Невы и Фонтанки. На Невском гремела медь оркестров гвардейских полков.

Армия и флот делили поровну триумф победы. В минувшей войне моряки первыми склонили победную чашу в пользу России, разгромив наголову турецкий флот в Чесменском сражении. Войска закрепили перевес успехами при Кагуле, Ларге, Селистрии.

Сбылись чаяния Петра I. Россия возвратилась, теперь уже навечно, на берега Черного моря, завладев ключами от него — Керчью и Еникале. Крым освободился от власти султана. Русские суда могли свободно плавать по Черному морю.

Торжества в столице по случаю мира завершились красочным фейерверком. Алый от заходящего солнца небосвод над Невой озарился мириадами ярких огней. Всполохи салюта были видны далеко над заливом, на Котлине[8], на кораблях, стоявших на Кронштадтском рейде. Матросы, забравшись на ванты и реи, размахивали шляпами и кричали «ура!». Звонкими голосами им дружно вторили кадеты Морского корпуса, забравшиеся на крепостные бастионы.

Три года назад сгорело дотла здание Морского корпуса в Петербурге на Васильевском острове. То ли не нашли подходящего места в столице, то ли решили, что морякам лучше быть ближе к морю, но Екатерина повелела перевести корпус в Кронштадт. Разместился он в Итальянском дворце, принадлежавшем когда-то Меншикову, на берегу Кронштадтской гавани. Порядки стали построже, чем в Петербурге. Обычно кадетов в город не отпускали, дабы оградить от дурного влияния матросов, мастеровых, рабочих, прачек и кухарок, наводнивших город. Исключение составляли праздники, подобные сегодняшнему.

У самого края крепостной стены, взявшись за руки, всматривались в далекие зарницы огней братья Сенявины. Сергей учился в первом, старшем кадетском классе. С трудом дались ему классы, в которых обучали «наукам ниже тригонометрии». Скоро должны присвоить звание гардемарина.

В прошлом году, наскоро распрощавшись с отцом, Митя переступил порог корпуса. Отец сдал его на руки майору Голостенову, и взрослые тут же отправились в трактир. В те времена было принято всякое дело «закреплять» хмельным застольем. Вечером, когда дежурный позвал к выходу успевшего переодеться в мундир Митю, у крыльца, изрядно выпившие, беседовали отец и Голостенов.

Николай Федорович обнял сына и сказал:

— Ну, Митюха, прощай. Спущен корабль на воду, отдан Богу. — Он подмигнул стоявшему рядом Голостенову, плюхнулся на овчинный тулуп, расстеленный в санях, и крикнул вознице: — Пошел!

Застоявшиеся лошади, захрапев, рванули с места и, скрипя полозьями, сани исчезли за углом.

Митя вздохнул и со смешанным чувством робости и любопытства отправился в ротное помещение.

Порядки в корпусе оказались совсем не похожими на те, к которым Митя привык в полковой школе Боровска. Подобно другим однолеткам-новичкам, испытывал он насмешки кадетов и гардемарин.

Однажды вечером в умывальной рослый белобрысый гардемарин из старших классов поманил его пальцем и, лукаво улыбаясь, попросил:

— Сгоняй-ка, братец, в первый гардемаринский класс, разыщи там гардемарина Хвостова и спроси для меня книгу: «Дерни об пол». Скажи ему, мол, Телятин спрашивает. — И он объяснил, где найти Хвостова.

Стоявшие поодаль кадеты загадочно ухмылялись.

Митя стремглав побежал в другое здание и в коридоре столкнулся с Сергеем. Узнав, в чем дело, тот отвел брата в сторону и объяснил злую шутку. Стоит ему сказать: «Дерни об пол», как он, подбитый ногою гардемарина, полетит на пол.

— А еще, — продолжал Сергей, — остерегайся, ежели пошлют вроде бы тоже за книгой — «Гони зайца вперед»: гоняют от одного к другому, пока кадет не выбьется из сил.

В ту пору нравы в Морском корпусе стали заметно ухудшаться. Когда два года назад корпус переводили из Петербурга, многие преподаватели и командиры не захотели расставаться со столицей и в Кронштадт не поехали. Правда, директором корпуса остался, как и прежде, вице-адмирал Голенищев-Кутузов[9], но он в Кронштадт наведывался один-два раза в год, а все дела по управлению вверил своему недалекому помощнику. Тот же все передоверил упомянутому майору Голостенову, «человеку средственных познаний, весьма крутого нрава и притом любившего хорошо кутить, а больше выпить…».

…Сумрачно и зябко в ротном помещении под утро. За ночь «северок» напрочь выдует остатки тепла. Кое-как застекленные оконца позвякивают под напором ветра. Калачиками съежились кадеты, укрывшись с головой под жиденькими одеяльцами… Однако и поспать лишку не давали. В шесть утра ударял колокол.

— Подымайсь! — хрипло голосил невыспавшийся дежурный фельдфебель.

В тот же миг Сенявина обожгло холодком. Одеяло лежало на полу, а рядом хохотал, прыгая на одной ноге, сосед по койке Алешка Владыкин.

— Ну ты, фефела, гляди — булку проспишь!

Быстро умывшись, на ходу застегивая зеленые сюртуки, толпясь в дверях, кадеты выскакивали из деревянных флигелей, стремглав бежали по свежевыпавшему снегу в главное здание. Длинный сумрачный коридор тускло освещали две масляные лампы. Толкаясь и галдя, кадеты строились во фронт. С появлением дежурного унтер-офицера гвалт мгновенно прекращался. Выпятив губу, сонными глазами тот придирчиво осматривал строй. За ним двое старших кадетов несли корзинку со свежеиспеченными булками и раздавали каждому в строю.

— Что, опять рожу не помыл? — распекал унтер второгодка. — А под ногтями черным-черно! Лишить булки!

Остановился перед Сенявиным, поддел пальцем нижнюю петлю на сюртуке.

— Нешто пуговицу пришить невмоготу? Без булки!

Митя шмыгнул носом, а стоявший рядом Вася Кутузов толкнул локтем, зашептал: