Читать интересную книгу Ты сияй, звезда ночная - Каори Экуни

Похоже, Секо — впервые за весь вечер — улыбнулась действительно радостно.

Странный вышел вечер… Не знаю, как Кашибе, а мы с Какие в принципе много не пьем, да и Кон — небольшой любитель этого дела. Но в тот раз мы прямо-таки навалились на «Джулепы». Этот сладковатый коктейль — много крепче, чем кажется, и вдобавок очень сильно повышает аппетит. Не сбылось ровно ничего из мучительных страхов, терзавших меня весь день. Я боялся, что Кон, по обычной своей манере, будет язвить Секо, что Секо впадет в депрессию или выйдет из себя, что Какие станет высмеивать наш брак, а то и саму Секо, или примется изводить нас своим безжалостным любопытством… Да у меня миллиона два жутких предположений насчет этой вечеринки в голове вертелось — и все они оказались пустой игрой воображения. В действительности же, надо признать, наш дом в тот вечер казался светлее, веселее и уютнее, чем когда-нибудь в жизни.

Даже Кон ухитрился ни разу не выпустить коготки. Мы смотрелись точь-в-точь как компания студентов в общежитии из какого-нибудь сериала. Какиё — и тот как-то смог избавиться от своей вечной нервозности, расслабился и вел себя легко и непринужденно. Кашибе говорил мало, но Секо ему явно нравилась, он — сразу можно было понять — получал массу удовольствия, пребывая в столь необычном обществе. Секо же, хоть и пила, как всегда, без удержу, держала свой норов в узде, так что я только удивлялся. Она, правда, несколько раз принималась негромко напевать, а потом сняла со стены картину и поставила на стул рядом с собой, но если не считать этого, в поведении ее не было решительно ничего необычного. Скорее всего ее просто можно было принять за яркую, жизнерадостную натуру.

— Пожалуй, мне уже пора, раз я не хочу опоздать на последний поезд.

Словами не описать, как сгустилась атмосфера в комнате, когда Кон произнес это. Мы были словно дети, которых заставляют на самом интересном месте прервать любимую игру. Сначала — секунды неуверенности и замешательства, потом — всепоглощающее, нарастающее изумленное смущение этими чувствами. Нам, что называется, пришлось вернуться в реальный мир.

— Но ведь есть же еще мороженое, — пролепетала Секо.

Поздно. Мы жили уже в реальном мире.

Десерта не хотел уже никто. Занавес неумолимо опускался над сценой вечера, который мы мечтали продлить до бесконечности. Мы медленно поднялись и поплелись к двери.

От нашего дома до станции метро можно дойти минут за двенадцать-тринадцать, но если не знаешь точно, как идти, то легко заблудиться, — но Кон сказал, что преотлично доберется один. И наверное, так бы оно и было… у Кона — совершенно противоестественное умение ориентироваться в пространстве и обостренные, звериные инстинкты. Но Секо никаких отговорок не слушала. Мы вышли все вместе и побрели по тихим ночным улицам в направлении метро. Шли мы в полном молчании. Никто не сказал ни слова, но в этом не было ни неловкости, ни напряжения — скорее, изрядная доля комизма. Мы, еле передвигая ноги, тащились от одной пустой улочки к другой, на отлете — Секо. Она поглощает мороженое прямо из картонки. Брели по нашему фешенебельному району — сейчас он казался заброшенным, нигде ни души, вокруг — весенняя ночь, теплая и ароматная, точно шоколадный торт.

Молчание, как всегда, нарушил Кон. Нам осталось только пересечь узенький ряд магазинов напротив станции — и вдруг он резко остановился.

— Знаете, я, наверное, лучше к приятелю пойду ночевать, — заявил он. — Он здесь живет, поблизости.

— Здесь — это где?

— Ох, да рядом, прямо за лавкой тофу [3] Моригучи.

Я, конечно, никогда этой лавки не видел, да и слышать о ней не слышал, но знал — давить на него или переубеждать бесполезно.

— Спасибо, что терпела меня, Секо-чан, — сказал он, развернулся и ушел.

Секо стояла и махала вслед, пока постепенно уменьшающийся силуэт Кона растворялся в ночи.

Мы проследили, чтоб Какие и Кашибе успели на последний поезд, и направились домой. Улицы наполнили группки людей, вышедших из метро и спешивших домой.

По пути мы миновали несколько круглосуточных супермаркетов. Мы шли мимо — а их скользящие двери открывались и закрывались, запах одэна [4] и пельменей по-китайски выплывал из залитых светом помещений на улицы.

— Кон — глупенький, — рассмеялась Секо. — Думает, в наше время еще существуют лавки, торгующие тофу!

— Ага, — согласился я.

О чем он вообще думал, пропуская последний поезд в город? Я представить себе не мог, чтоб он, вечно сидящий на мели студент, стал вдруг ловить такси!

— На вот. — Секо протянула мне свое мороженое.

— Не хочешь больше?

— Предлагаю поделиться с тобой, — сказала Секо.

Голосок у нее был обиженный. Наверное, у нее просто руки замерзли от слишком долгого держания картонки.

— Спасибо. — Я взял у нее коробку.

Секо засунула руки в карманы юбки и принялась, захлебываясь от восторга, делиться впечатлениями дня.

— Они такие все славные, — сказала она. — Особенно Кон. И ты знаешь, что меня поразило? Они совершенно не женственные, а ведь должны бы быть, раз они — геи.

Секо, похоже, считала, что геи, все до единого, должны жеманничать как участницы конкурса красоты.

— А доктор Какие, — продолжала она, — странный он немножко, да? Ногти обкусывает прямо до мяса. А доктор Кашибе, — Секо чуть прищурилась, — знаешь, на кого похож, по-моему? На бодхисаттву Каннон [5].

Я понятия не имел, что она хочет сказать столь странным сравнением, и уже собирался попросить объяснить подробнее, но внезапно она вцепилась в мою руку.

— Смотри!!!

Я проследил за ее взглядом. Большой дом. Тяжелые, мрачные ворота. Прямо за ними, в лужице света фонаря, — собачья конура. А из конуры торчат две ноги, затянутых в джинсы! Я сразу понял, чьи именно…

— Кон! — заорали мы в ворота.

Собака в конуре заворчала. Ноги выползли наружу, за ними высунулась спина Кона, потом плечи и наконец голова.

— А я-то уж, считай, его уболтал, — сказал он. — А потом появляетесь вы, ребятки, и снова его тормошите!

— Ты что там делал?!

Вслед за Коном из конуры выбежала собака. Она рвала цепь и лаяла как бешеная. Кон легко перепрыгнул через ворота и приземлился прямо перед нами.

— Я прямо грабителем каким-то себя чувствую или вором, — сообщил он.

Собака все еще оглашала воздух истерическим лаем и отчаянно пыталась подобраться поближе, чтоб ухватить кого-нибудь из нас зубами. В любую секунду из дома мог выскочить хозяин, решивший установить причину шума и гама. Мы пустились наутек — совсем как настоящие воры! При этом в правой руке я все еще сжимал картонку с мороженым, а левой стискивал руку Секо. Мы бежали — и я чувствовал, как возвращается исчезнувшее легкое, несерьезное настроение. Остановились мы, только когда даже лая собачьего вдали слышно уже не стало. Я взглянул на пытающуюся кое-как перевести дыхание Секо и заметил, что правой ручкой она вцепилась в левую Кона. Кон посмотрел на меня и лихо подмигнул.

— Муцуки, мороженое! — еле выдохнула Секо. Я протянул ей смятый контейнер. Мороженое растаяло, размякло, растеклось. — На коктейль из «Макдоналдса» похоже, — сказала Секо.

— Какого дьявола все это означало? — вновь решил я расспросить Кона. — Ты, случайно, не к этому приятелю собирался?

— Дебил, — сказал он. — Я столько с ним договаривался. Старался уговорить пустить меня переночевать. И знаешь что? Оказывается, этот пес — тоже гей, представь себе!

— Правда? — спросила изумленная Секо.

Кон серьезно кивнул.

— Кон! — воскликнул я, но он только снова подмигнул.

Звучит анекдотически, но в итоге мы втроем ночевали все вместе, на полу. Сначала Секо настаивала — она, мол, ляжет на диване, а «голубки» пускай располагаются в спальне. Я, естественно, незамедлительно отверг это предложение, но Кон — это Кон, и он, в типичной своей манере, постарался усугубить ситуацию пожатием плеч и небрежным заявлением, что ему совершенно без разницы, где и с кем спать. Так что в конце концов мы пришли к компромиссу и решили лечь вместе на полу в гостиной.

— Мы прямо как школьники в походе, — сказала Секо. — В любом случае интересная перемена. Даже забавно.

Я знал, что заснуть при таких обстоятельствах мне нечего и надеяться. Я в чужой постели и то спать не могу. Я привык к свежевыглаженным простыням, к только что нагретым одеялам. Тело мое помнит каждый бугорок на матрасе. И как прикажете засыпать в подобных условиях — на покрывале, кое-как брошенном на пол? И в довершение ко всему по левую сторону от меня улеглась Секо, а по правую — Кон!

— Мама с папой так обрадовались, — сказала Секо. — Кон им обоим очень понравился.

— Правда?

— Он все говорил о тебе и так тебя расхваливал… Отец прямо светился от гордости. Думал, видно, я тебя недостойна.