Читать интересную книгу Миндаль цветет - Уэдсли Оливия

Мать Паскаля умерла вскоре после смерти их отца, который боготворил ее и вместе с тем идеализировал – счастливое сочетание двух чувств, которое очень облегчило обоим супругам задачу мирной совместной жизни.

Тони ладил со своей мачехой, в особенности, вероятно, благодаря тому, что они, по взаимному молчаливому соглашению, избегали друг друга; после ее смерти Тони передал ее состояние ее сыну.

Настоящий неожиданный приезд Паскаля Тони приписывал каким-нибудь денежным затруднениям, что, впрочем, не особенно его беспокоило, так как он по природе был щедр и любил покровительствовать своим родственникам.

Паскаль посадил Дору к себе на колени и шутил с нею по-испански, а она отвечала ему с достоинством и нисколько не смущаясь.

Оба они в то же время улыбались Тони, и последний был поражен необыкновенной выразительностью их улыбающихся лиц, блеском золотых, орехового цвета, глаз Паскаля и нежных, прозрачных глаз Доры.

Ему внезапно пришло на мысль: «Какие удивительные дети были бы у Паскаля», – и он сказал:

– Пан, почему ты не женишься?

– А зачем? – спокойно ответил Паскаль. – В двадцать пять лет? Не стоит, мой дорогой.

– Мне кажется, ты напрасно не хочешь, – сказал Тони. – По-моему, это более подходило бы тебе, чем та жизнь, которую ты сейчас ведешь.

Паскаль сделал гримасу, причем углы его красивого рта опустились и в глазах отразилось презрение.

А затем, со свойственной некоторым людям способностью безошибочно угадывать некоторые обстоятельства, которых собеседник не желает касаться, он спросил Тони:

– А как, собственно, относится к Доре Франческа?

Тони насторожился.

– А как, ты думаешь, она может относиться? – спросил он.

– Мне кажется, это должно быть немного затруднительно – допустить в свою жизнь такое новое явление, даже когда оно облечено в такую прекрасную форму, тем более что Франческа была глубоко потрясена, когда с ней случилось то несчастье, – не правда ли?

Тони ответил, делая ударение на словах:

– Фай сама подала мысль усыновить Дору.

Паскаль снова улыбнулся, и на этот раз его улыбка выражала нечто среднее между удивлением и насмешкой.

– Я так и знал; я был уверен в этом, – согласился он.

Остальную часть пути они проехали молча. Франческа ждала их на веранде и весело махала им рукой.

За ее спиной Паскаль увидел кордовскую девушку, с бровями, точно нарисованными карандашом; Франческа давала ей какие-то распоряжения.

Он передал Дору на руки няньке и вместе с Тони сошел с автомобиля.

Между Паскалем и Франческой всегда существовали дружеские отношения. Его замечательная красота не могла не привлечь внимания всякого, кто любил прекрасное; голова его, покрытая целой шапкой густых черных волос, была великолепна; роста он был высокого, и от всей его тонкой, но вместе с тем внушительной фигуры веяло силой атлета.

Женщины вздыхали по нем, что забавляло его и доставляло ему тайное удовлетворение. Он был избалован, и это ему нравилось.

– Каждый должен быть избалован, – заявлял он, – это очень хорошо.

– Какой бы от этого ни получался результат, я полагаю, что такая избалованность не имеет ничего общего с добродетелью, – смеялась Франческа.

Паскаль снял свою мягкую белую шляпу и приветствовал Франческу, поцеловав сначала одну, а затем другую ее руку. С нею он держал себя проще, более искренне, чем с какой-либо другой женщиной. Он любил ее, но никогда не мечтал ухаживать за ней, а потому способен был оценить ее по достоинству.

В эту минуту ему было очень жаль ее; в нем было затронуто рыцарское чувство, которое еще не окончательно было подавлено его эгоистическим взглядом на жизнь.

Способность угадывать чужие мысли сразу подсказала ему, что она страдала, о чем также свидетельствовали темные круги под ее прекрасными глазами.

Он прислонился к одной из колонн веранды и любовался своей невесткой.

Франческа была необыкновенно изящна в своем белом тонком платье, которое еще более оттеняло ее стройность, и ему доставляло удовольствие смотреть на ее силуэт на фоне розовых гераней, отсвет которых, казалось, отражался на ее светлых, золотистых волосах; в ней была какая-то особая сила, которая одновременно манила и заставляла быть почтительным.

Паскаль думал: «Она принадлежит к тому разряду женщин, в которых мужчины влюбляются и которым женщины завидуют».

Сегодня ее красота была словно окутана какой-то тенью.

«Она смертельно несчастна», – сказал себе Паскаль, и ему захотелось обнять ее и сказать: «Послушай, Фай, я все знаю. Я страшно огорчен за тебя».

Но он знал, что, если бы он допустил такую откровенность, Франческа посмеялась бы над ним, весело похлопала бы его по волосам, и он почувствовал бы себя очень неловко.

Он сам внутренне посмеялся над собой, что позволил своим чувствам идти по такому опасному пути; его девизом было – наслаждаться без сожалений и исчезать без упреков.

А потому он сказал:

– Мне нравится ваша девочка. Франческа и вы сделали прекрасный выбор; она очень хорошенькая, и, кроме того, у нее есть еще одно большое преимущество; нельзя спорить о том, чьи у нее глаза и с какой стороны – отцовской или материнской – она получила свой нос.

Он весело стал рассказывать о Мадриде, настаивая на том, чтобы Рексфорды возвратились с ним, а затем, после кратковременного пребывания в Мадриде, проехали в Биарриц: там серебряная морская пена, баккара, замечательные вина…

– Вы должны поехать, мои дорогие!

Тони ненавидел, когда его называли «мой дорогой»; он считал это личным оскорблением, причем таким, на которое, как на укус комара, нельзя было сердиться, не показавшись смешным. Он зажег трубку и продолжал молчать.

– Ну, что же ты молчишь и опустил голову? – с веселой небрежностью обратился к нему Паскаль.

– Если хотите, поедем, – сказал Тони не особенно любезно, устремив глаза на Франческу.

– Значит, решено, – заключил Паскаль, глядя на Тони из-под своих густых ресниц. Он был сердит на него за Франческу, насколько вообще он умел сердиться.

Паскаль не имел никаких особых привязанностей; ему не было знакомо чувство любви, которое стремится покровительствовать любимому человеку; их наследственное имение Гарстпойнт, которое Тони, сделавшись наследником, так украсил, было для него просто местом, которое он всегда знал, и все-таки он прекрасно понимал Франческу и совсем не понимал Тони. Делая свои наблюдения, он в тысячный раз спрашивал себя, зачем умные женщины выходят замуж за глупых мужчин. Или зачем, выйдя за них замуж, они не умеют устроить свою жизнь так, чтобы поступать, как им хочется.

Паскаль не понимал любви, которая жертвует собой. По его понятиям, раз человек желал чего-нибудь, он должен был стараться этого добиться во что бы то ни стало, и отдавать любимому человеку следовало лишь столько, сколько можно было рассчитывать получить от него самому.

Паскаль с Франческой гуляли вдвоем в старом саду. Они вышли после обеда, за который сели лишь в девять часов; было поздно, пели соловьи, воздух был насыщен запахом, который манил и опьянял, как крепкое вино; легкий прохладный ветерок, нежный, как ласка, слегка шелестел зеленью кипарисов, и было так тихо, что можно было слышать, как падают на сожженную солнцем землю один за другим лепестки увядающей розы.

В такую ночь в сердце зарождаются смутные, не связанные с определенной надеждой желания; хочется, чтобы вся эта красота жила вечно и чтобы в сердце всегда звучал ее мучительный и вместе сладкий призыв. Это была ночь, когда несчастье кажется еще более глубоким, чем оно казалось днем, потому что наружная красота не гармонирует с внутренним разладом и еще более растравляет рану уязвленного сердца.

Франческа думала с отчаянием, как бы уйти от себя самой. Тони скрылся после обеда; она, конечно, знала, куда он пошел, но надеялась, что он скоро придет к ним в сад.

Он не пришел.

Неделю назад он гулял бы подле нее и вместе с нею наслаждался бы красотой ночи.