Читать интересную книгу Крамер против Крамера - Эвери Корман

Когда Джоанна погребла обратно к пристани, то увидела, как они стоят у кромки воды, её мужчины. Они бросали в воду бутылочку из-под молока с привязанным к ней кусочком хлеба, в которую заплывали маленькие рыбёшки. Они даже не заметили её отсутствия.

— Сегодня я иду к Уолтеру.

— Значит, идёшь?

— Повидаться кое с кем, порасспрашивать.

— И?..

— В этом нет ничего особенного.

— Конечно. Только времена крутые. Не мне ли только что срезали зарплату?

— Но они сказали, что держат меня на примете.

— Джоанна!

— Я хочу только узнать. И ты от этого не переломишься.

— Послушай, если тебе хочется поговорить на эту тему, давай поговорим. Сколько ты зарабатывала, когда уходила? Сто семьдесят пять в неделю? Предположим, что ты вернёшься, — и сколько ты будешь приносить домой? Может быть, сто тридцать, А сколько стоит прислуга?

— Сто.

— Если ещё повезёт. Значит, на руках у тебя остаётся тридцатка. На ленчи, скажем, пойдёт двенадцать в неделю, на билеты ещё пятёрка, перехватить чашечку кофе ещё три доллара — то есть все двадцать. Чистыми твоя работа будет приносить десять долларов в неделю. И из них ещё придётся платить за подобающую тебе на работу одежду, то есть не меньше одного джемпера и блузки в месяц — так что мы вылетаем за красную черту.

— Дело не только в деньгах.

— В них. Мы не можем позволить себе, чтобы ты работала.

— Я нуждаюсь в ней.

— А Билли нуждается в крепком доме. Чёрт побери, Джоанна, да осталось потерпеть всего пару лет, и всё. Неужели ты хочешь, чтобы он увидел, как всё пойдёт шиворот-навыворот?

Во всех остальных смыслах Тед, как хороший муж, проявлял известную гибкость — и даже больше того. Он гулял с Билли в парке, он готовил нехитрые блюда, знакомые ему ещё по дням холостячества. Не в пример своему отцу и людям его поколения, он принимал участие в заботах по дому. Но в главном вопросе, касающемся работы Джоанны, он проявлял полную непреклонность.

Она несколько раз поднимала этот вопрос — но его точка зрения не менялась.

— Слушай, почему бы нам не покончить с этой темой и не завести второго ребёнка?

— Я иду спать. Можешь начинать без меня.

Она проводила время за составлением семейного бюджета, в покупках продуктов и одежды, в готовке, отводя Билли в садик и забирая его оттуда. Она играла в теннис. И время шло — медленно, но шло. Ей уже минуло тридцать два года. У неё был малыш, которому скоро минет четыре годика. Она испытывала искреннее счастье, когда он наконец мирно засыпал и ей не нужно было больше воевать с ним по поводу, скажем, того, что он делает с ореховым маслом, чёрт побери.

В журналах ей попадались статьи, описывающие её ситуацию. Она была не результатом её капризов. Другие матери, во всяком случае некоторые из них, чувствовали то же самое. Быть только матерью, весь деньпроводя дома, было непросто. Это было утомительно, и она была права, испытывая приступы гнева, — в этом она не была одинока. Живя в Нью-Йорке, она продолжала оставаться провинциалкой, потому что ей оставалось только сидеть рядом с игровой площадкой с Тельмой и Эми, дожидаясь своих детей, пока не пробьёт пять часов и не придёт время ставить мясо в духовку.

Тед знал, что Джоанна была человеком своенравным. Он не сомневался, что помогает ей, беря на себя часть забот по дому. Он говорил с другими мужчинами, например с Марвом, распространявшим «Ньюс уик», который рассказал, что его собственный брак вымотал ему все нервы, и он не знает никого, где было бы по-другому. Джим О’Коннор, его менеджер, у которого было за плечами двадцать пять лет супружеской жизни, выдал ответ с невозмутимостью холодильника. «Женщина есть женщина», — сказал он, этакий гуру, с запахом виски, порцию которого он уже успел пропустить к полудню. Тед почти не ссорился с Джоанной — просто в их отношениях появился холодок. Порой она бывала слишком усталой для занятий сексом и противилась ему, порой уставал он. Дела явно не шли к лучшему. Как-то за ленчем, встретив зубного врача Чарли, он в первый раз доверительно поговорил с глазу на глаз, и не только о детях.

— У нас с Джоанной как-то так…

Чарли понимающе кивнул. Он изложил Теду свойответ. Два года он трахает свою лаборантку, раскладывая её для удобства в зубоврачебном кресле, — временное, но облегчение.

Несмотря ни на что, Тед был убеждён, что их брак не хуже всех прочих. Может, его вина в том, что она несколько отдалилась Он слишком много времени отдаёт работе и сам отдалился от неё. Она по-прежнему сохраняет своё обаяние. Им надо обзавестись ещё одним ребёнком, что сблизит их, как было при рождении Билли. И ждать с этим не стоит. Они будут все вместе — Тед, Джоанна, Билли и ещё одно прекрасное крохотное существо. Они станут настоящей семьёй и будут путешествовать по городу на велосипедах. Словно рекламная картинка. Первые годы, конечно, будет нелегко, но потом станет полегче, тем более что у них уже есть опыт, который им поможет. И если они не будут медлить, через несколько лет дети подрастут, выйдя из младенческого возраста, и у них будет прекрасная семья — с красивой женой и красивыми детьми. И чтобы обрести уверенность в себе, он должен создать совершенный мир, центром которого будет он сам — муж, отец и владыка своего домена, — он рассчитается со старыми обидами, когда считал себя совершенно непривлекательным, за все те случаи, когда он разочаровывал своих родителей, за все те годы, когда он боролся, дабы обрести место в мире; он создаст своё собственное маленькое прекрасное царство, которое, обманывая сам себя, он собирался строить на песке и из песка.

— Я хочу, чтобы скатерть у нас была, как у Чарли Брауна.

— Да, Билля.

— И я хочу шляпу, как у Ким. Все носят клоунские колпаки. Только у меня королевская шляпа.

— О'кей.

— Запиши, чтобы не забыть, мама.

— Я записываю. Скатерть, как у Чарли Брауна, и шляпа.

— Я ношу шляпу, как у короля.

— Я всё сделала. Видишь букву «к»? Она говорит о королевской шляпе.

— Ты принесёшь мне пирожное?

— Конечно, ты получишь пирожное. Оно в списке.

— Там где «к»?

— Вот где. Пирожное на букву «и».

— А можно мне пирожное с Микки Маусом?

— Я не знаю, делает ли Баскин-Роббинс пирожные с Микки Маусом.

— Ну, пожалуйста, мама! Я так люблю Микки Мауса! Он мой любимый.

— Посмотрим, есть ли у Баскин-Роббинса пирожные с Микки Маусом. Если нет у него, поищем у Карвела, А если нет и там, может быть, тебя устроит Дональд Дак?

— Дональд Дак хороший. Но Микки Маус мой самый любимый.

— Это я уже слышала.

— Мне будет четыре года, мама. Я буду совсем большой, да?

Десять четырёхлеток свалились как снег на голову. Все они ходили в одну и ту же группу детского садика и все родились примерно в одно и то же время: Билли бывал у них на днях рождения, и они явились к нему. Джоанна вместе с Билли составляли меню праздничного обеда. У него будет «фантастический» день рождения, сказал он, что означало пиццу и торт из мороженого. Пирожное с Микки Маусом они нашли поблизости у Карвела, где Джоанна приобрела и маленькие корзиночки для пирожных — как-то, ещё работая в агентстве, она организовывала элегантную запомнившуюся вечеринку для сотни коллег с их жёнами. Тогда ей и пришлось побегать по магазинам. Она купила Билли «настоящий подарок для большого мальчика» от папы и мамы, огромный конструктор «Тинкер-Той», она нашла бумажные скатерти и одноразовые тарелки, которые устроили бы Чарли Брауна, и в одно прекрасное апрельское утро эти чавкалки поставили весь дом на уши, после чего Тед выбился из сил с уборкой, а малышка Ми ми Аронсон, у которой была аллергия на шоколад, ничего не сказала, чем доставила массу хлопот, и у Джоанны опять появилась сыпь.

— Тед, сейчас не время возиться с игрушечными машинками. Мы убираем дом.

— Я просто посмотрел. Не переживай, тут не из-за чего плакать.

— Уже одиннадцать вечера. Я валюсь с ног.

— Я сам всё закончу.

— Нет, не стоит. Мне не нравится, как ты всё делаешь.

— Слава Богу, что я не уборщица.

— Тебе и не надо быть ею. Эта обязанность лежит на мне.

— Джоанна, подумай о чем-нибудь хорошем. Был прекрасный вечер.

— Ещё бы. Я выложилась до последнего.

— Послушай…

— А ты думал, что всё это явилось по мановению волшебной палочки! И эти корзиночки и украшения для этого Чарли Брауна, чёрт бы его побрал! Я три дня ухлопала на этот грёбаный приём.

— Билли был по-настоящему счастлив.

— Я знаю. Он получил своё пирожное с Микки Маусом.

— Джоанна…

— Я сделала потрясающий вечер для детей. Вот и всё — потрясающий вечер для детей.

— Идём в кровать.

— О, конечно. Весь этот бардак может подождать до утра. Потом я за него возьмусь.

Они легли спать, не обменявшись ни словом. Поднявшись ночью, она зашла в спальню Билли, где он спал со своим «народом», как малыш называл медвежонка, собачку и Энли-Лохматушку. Пол был завален следами дневного празднества, россыпью деталей из конструктора «Тинкер-Той» и боулингом, который знаменовал его четырёхлетие. Ей захотелось разбудить его и сказать: «Билли, Билли, пусть тебе будет не четыре года, а всего годик, и начнём всё сначала, и я буду играть с тобой, и мы будем смеяться, и я не буду больше так много кричать на тебя и воевать с тобой, и я буду обнимать тебя и тискать, и целовать, и сильно-сильно любить тебя, и эти ужасные два года будут не такими ужасными, и я буду твоей любимой мамочкой, и в три года ты будешь чудесным малышом, и в четыре, и ты уже станешь моим маленьким мужчиной и будешь на улице держать меня за руку, и мы будем болтать обо всём на свете, и если я даже буду не самой лучшей матерью, я не могу быть ею, я буду стараться, Билли, уж ты поверь, и я буду заботиться о тебе и любить тебя изо всех сил, и нам будет очень весело — я в самом деле попытаюсь, если мы сможем начать всё сначала, Билли», — но она ушла на кухню, чтобы её слёзы не разбудили малыша.