иду, а они шагах в десяти по лесу рядом бегут, рубахи-платья между сосен да берёз мелькают. Молоденькие такие, лет от четырнадцати до восемнадцати, худенькие все, волосы длинные русые, у кого свободно раскиданы по плечам, только лентой через лоб перехвачены, а у кого в косу заплетены. Личики кругленькие, симпатичные, похожие, как у сестёр. Глаза красивые, зубы весело скалят, на носах у некоторых веснушки зеленеют.
Всё бы как у людей, только и волосы, и кожа зеленью отливают. Думают, что я их не вижу, смеются да хихикают, между собой переговариваются — получится меня в лес заманить или нет. Хоть и мёртвые, а ласки да силы мужской им хочется не меньше, чем живым. Не были бы навками…
Я слушал — слушал, а потом не выдержал. Остановился на обочине, к ним повернулся.
— Не надоело, — говорю, — за глаза меня обсуждать?
Они так разом стайкой сбились изумленно, понять не могут, с кем это я на пустой дороге беседы веду.
— Вам, вам говорю, — смотрю так на них с прищуром. — Вижу я вас прекрасно. И слышу тоже. Не пойду я к вам, не надейтесь.
И, пока они в себя приходили от неожиданности, я развернулся и дальше пошёл. Думал — всё, отстанут теперь.
Как бы не так.
Минуты не прошло — догнали, и давай наперебив смеяться и заманивать.
— А ты на нас получше погляди, молодец! — Бегут впереди меня, оглядываются. — Не рассмотрел, поди? Любую выбирай, а хочешь всех сразу бери!
Тьфу ты, нечисть! Шустрые девки. Таким палец в рот не клади.
— Некогда мне с вами, — отвечаю. — Мне тут многое еще посмотреть нужно.
— А что поглядеть хочешь, ведун? Мы тут всё знаем! — Смеются.
Остановился я, сказал им, что в брошюрке прочесть успел да что интересным показалось. Навки так собрались стайкой, призадумались, потом самая старшая из них выдала:
— К камню сходи и на берег. А остальное пустое всё. Хочешь, проводим тебя?
Я подумал, расклад прикинул. Неспроста это всё, затеяли они что-то.
— А вам-то что за выгода со мной ходить? — спрашиваю. — Сманить к себе хотите?
Навка головой покачала, косу потеребила.
— Скучно нам, — отвечает. — Только ты нас и видишь. Неужто против будешь с нами поговорить?
Усмехнулся я про себя, ладно, думаю. Всё равно ведь не отстанут теперь, пусть уж идут рядом. Да и мне веселей.
Обрадовались они, засмеялись весело.
— Мы тебя на дороге ждать будем, — руками помахали и по своим тропам убежали. Им-то что, напрямки через лес да болото. А мне через поселок на нужную дорогу выходить.
Иду себе потихоньку, торопиться некуда, попутно посёлок осматриваю, магазины примечаю, лавки сувенирные. Не с пустыми же руками домой ехать.
Вышел на нужную дорогу, долго один шёл — не навьи эти места были — слишком открыто всё, людей много. Навки меня дальше ждали. Весело с ними идти оказалось. То ягодники раскинут, то на куст какой, лишайниками изукрашенный, внимание обратят, то ручей-речку с чистой, солнечной водой под ноги бросят, то озеро русалье с мёртвой водой покажут. И видно, что нравится им это, давно ни с кем по-человечьи не общались. Иду, ягоды ем, водой из реки запиваю, с навками беседую. А всё же видно — хоть и навьи места, а не хватает лесу хозяйской руки. Девчонки-то живут тут только да играют.
— А леший-то где у вас? — спрашиваю. — Что за лесом не глядит?
Посмурнели, заскучали сразу.
— Уснул, — отвечают. — Да пойдём дальше, сам увидишь.
И правда, увидел. Спит себе на взгорке, почти полностью одеревенел, не дозваться — не добудиться толком. Древний очень. И огромный. Преемника дождётся и совсем уснёт.
Не стал я его тревожить, дальше пошел. Тут уже и народ попадаться стал: как-никак — туристическая точка, только далеко от посёлка. Не все сюда доходят.
Пока я туристом ходил, смотрел да кое-какую работу делал, навки в лесу народ гоняли: слышно было, как бабы повизгивали, когда им то мерещилось что-то, то ветки их цепляли, а то и голоса чудились.
Удовлетворился я сделанным и назад направился. Отошёл от людей подальше и навки тут как тут. Довольные, наелись эмоций женских, и опять их на меня потянуло. То просто зубы скалили, а теперь выспрашивать принялись, какая больше нравится да дразниться нагло.
— А ты так на нас погляди! Неужто не хороши?
И давай передо мной рубахи выше пояса задирать и вертеться то передом, то задом. А под рубахами они голышом: ножки стройные, животики плоские, попки круглые… А им мало, давай нагибаться, чтобы разглядел получше.
Вот ведь, заразы! Были бы живыми, завалил бы в кусты! На всех бы меня не хватило, но двух-трёх я бы…
А они моментом мой настрой почуяли, окружили прямо на дороге и давай ластиться. То одна прижмётся, то другая голову на плечо положит, вздыхая, то третья в глаза заглядывает ласково… И прижимаются то грудью, то бёдрами, то и всем телом льнут, в ухо мурлыкая. Прогнать — руки с языком отказываются. И отшучиваться уже не могу, потому как чую — действуют на меня, заразы. Хоть и понимаю, что нечисть, а ведь манят… Одну приобнял, вторую погладил… Талии тонкие, грудки-яблочки, тела упругие, прохладные, кожа гладкая, приятно… А девки хихикают, ветерком теплым, как дыханием, щекочут, шею целуют, руками ласкают…
Сдался я. Додразнили. Не могу дальше идти.
— Вы ж бестелесные, — растерянно отвечаю. — Как же с вами…
— А ты не беспокойся, мы можем… — вмиг старшая рядом оказалась, руками за шею обхватила, да и запрыгнула сверху, ногами обняв.
Голову мне закружило, под ладонями тело женское чую, только не человечье тёплое, а холодное, навкино. И не хуже ничуть, чем с живой бабой. А навка и так на мне, и этак покрутилась, а под конец зад подставила чисто кошка.
Стою посреди дороги, навку постанывающую пользую, балдею, пофиг на всё. Остальные девки в круг собрались, млеют, своей очереди ждут… Ну, думаю, чего, дурак, отказывался? Это ж повезло мне на такую толпу девок. Это ж с ними хоть целый день можно, и крути как хочешь — весу-то всего ничего…
И тут чувствую вдруг — начинает она из меня потихоньку силу вытягивать да подружкам своим отдавать. Так не просто кончишь, так и концы совсем отдашь! Ах ты, сукина дочь, лешего внучка! Это не я их, это они меня пользуют, как хотят! Нашли себе игрушку! Зло меня взяло, я навку от себя отшвырнул, обматерил их всех, привел себя в порядок и в посёлок пошёл. Ну, думаю, засранки, я