родственниками, даже с учетом повсеместно распространенного мужского насилия по отношению к женщинам.
Война, однако, – это совершенно другая история. События в Демократической Республике Конго хорошо иллюстрируют контраст между мирной домашней жизнью внутри общин и жестокостью по отношению к чужакам. После геноцида тутси в Руанде в 1994 году и прибытия в Конго повстанческих отрядов хуту лес Итури превратился в сплошное поле боя. В период между 1996 и 2008 годами люди Итури пережили Первую и Вторую конголезские войны. Жизнь в лесу стала настоящим кошмаром. Кочующие военные отряды пользовались своей властью, убивая и насилуя простых деревенских жителей. В лесу Итури и прилежащих областях Восточного Конго было убито по меньшей мере 5 миллионов человек, и сотни тысяч женщин были изнасилованы27.
Война может исчезать из жизни общества на десятки лет. Но когда она возвращается, уровень насилия, согласно статистике, превышает показатели, характерные для шимпанзе и любых других приматов. Лоуренс Кили показал, что в небольших сообществах, таких как группы охотников-собирателей или земледельцев, убийства в результате межгрупповых конфликтов происходят чаще, чем в популяциях приматов. Более того, частота убийств в таких межгрупповых конфликтах превышает показатели, зарегистрированные в России, Германии, Франции, Швеции и Японии в период с 1900 по 1990 год, когда эти страны понесли огромные потери в двух мировых войнах28. У исследователей нет уверенности по поводу того, насколько точно данные Кили отражают долгосрочные средние показатели. Однако его данные определенно показывают, что частота межгрупповых убийств в небольших человеческих сообществах может достигать крайне неприятных значений29.
Убийства и другие формы насилия встречаются вовсе не повсеместно, и их частота может сильно варьировать в разных сообществах и в разное время. Но общая тенденция остается неизменной: для человека, по сравнению с другими приматами, характерен исключительно низкий уровень насилия в повседневной жизни, однако исключительно высокий уровень насилия во время войны. Это противоречие и составляет суть парадокса добродетели.
Глава 2. Два типа агрессии
После Второй мировой войны встал важный вопрос: как контролировать излишнюю агрессию? В 1965 году физиолог Хосе Дельгадо, рискуя жизнью, продемонстрировал прорыв в этой области. В тот день Дельгадо вышел в одиночестве на арену для боя быков – без красного плаща, шпаги или хоть какого-нибудь средства самозащиты. Но при себе у него был радиопередатчик, а подготовился он к этому моменту с помощью хирургической операции. Его пациентом был взрослый “боевой бык”, порода, в которой специально поддерживают агрессивность и которая внушает страх даже самым отважным матадорам. Дельгадо вживил в мозг быка электрод: его конец он поместил точно на гипоталамус, а провода вывел на поверхность черепа. Кроме того, он заранее убедился, что может контролировать активность электрода с помощью радиосигнала.
И вот настал момент истины.
Быка выпустили на арену. Увидев Дельгадо, бык немедленно понесся на него. Видеозапись этих моментов можно посмотреть на YouTube. Хрипящий бык приближается. Дельгадо не двигается с места, что выглядит полным безумием. Он нажимает на кнопку.
Бык останавливается, Дельгадо поворачивается и уходит.
Эксперименты Дельгадо появились на волне энтузиазма, вызванного идеей, что склонность к насилию можно контролировать с помощью научных биологических методов. Дельгадо был нейробиологом и изучал агрессию животных. Он надеялся, что эксперименты, подобные опыту с боевым быком, найдут более широкое применение. Он мечтал о том, чтобы “психологически облагородить” людей с помощью “имплантируемых в мозг электродов, которыми можно было бы управлять дистанционно”1. И хотя эта задумка не удалась, трюк Дельгадо с быком показывает, что уже в 1965 году в науке начало формироваться понимание нейронных основ агрессии. С тех пор мы узнали очень много нового.
Агрессивное поведение включает сложный и разнообразный комплекс биологических предрасположенностей и эмоций. Некоторые люди гораздо агрессивнее других. Выражают агрессию люди тоже по-разному. Одни склонны к провокациям, другие к пассивной агрессии, третьи к злословию. Разнообразие агрессии настолько велико, что в нем, казалось бы, просто невозможно выделить отдельные типы.
Тем не менее в 1960-х годах усилия множества ученых, пытавшихся нащупать природу агрессии, привели к появлению одной важной идеи. Агрессию, то есть поведение, направленное на причинение физического или психического вреда другому человеку, можно разделить на два главных типа. Они настолько отличаются по своим функциям и природе, что с эволюционной точки зрения их нужно рассматривать по отдельности. Я использую термины “проактивная агрессия” и “реактивная агрессия”, но тот же самый смысл можно передать и другими парами слов: холодная и горячая, наступательная и оборонительная, предумышленная и импульсивная. В основе всех этих противопоставлений лежит одно и то же фундаментальное различие2.
Реактивная агрессия – это реакция на угрозу. Это тот тип агрессии, которую проявлял бык Дельгадо, и такая агрессия хорошо знакома большинству из нас. Ее легко увидеть на спортивных соревнованиях, когда игроки, потеряв самообладание, начинают кричать на судью или друг на друга. Этому типу агрессии всегда отводится важное место в учебниках по поведению животных, где его описывают на примере схваток бойцовых рыбок или гона благородных оленей. Он больше характерен для мужчин, чем для женщин, и ассоциирован с высоким уровнем тестостерона3. Большинство людей проявляют реактивную агрессию не так часто и не так ярко, как другие животные. Но бывают, к сожалению, и исключения. Вот один печальный пример.
В октябре 2015 года, в день своей смерти, шестнадцатилетний Бейли Гвинн вместе с другими подростками ел печенье в школе города Абердин в Шотландии. Один из мальчиков поменьше взял печенье, съел его и попросил еще. Гвинн не дал, обозвал мальчика жирной свиньей и отвернулся. “Твоя мать жирная сука”, – парировал обиженный подросток. Этого обмена оскорблениями оказалось достаточно. Гвинн повернулся и принял боевую стойку. Подростки начали молотить друг друга кулаками. Гвинн был крупнее и, обхватив противника рукой за шею, принялся бить его головой об стену. Мальчик поменьше выхватил ножик и ударил Гвинна в грудь. Гвинн упал без сознания.
Убийца был полон раскаяния. “Это я во всем виноват”, – сказал он директору школы, когда Гвинн лежал, истекая кровью. Гвинн умер через несколько минут. Когда на подростка надевали наручники, он сказал полиции: “Я просто вышел из себя”. “Я не хотел бить его ножом, – говорил он потом, – просто так получилось”. В суде его признали виновным в убийстве, совершенном в состоянии аффекта, и приговорили к девяти годам тюремного заключения4.
Мелкая перебранка в одно мгновение разгорелась в смертельную драку, противники даже не успели остановиться и подумать. Смерть Гвинна служит примером трагически неверной оценки соотношения затрат и выгод, типичной для вышедших из-под контроля “битв