Читать интересную книгу Воспоминания воображаемого друга - Мэтью Грин

— Мне надо было пописать, а тебя не было, чтобы посмотреть, занята кабинка или нет, — говорит Макс. — Мне пришлось стучать в дверь.

Сейчас мы едем в автобусе домой. Макс пригнулся и разговаривает со мной шепотом, чтобы другие дети не заметили. Но они замечают. Они всегда это замечают. Макс не видит того, что видят другие дети, а я могу. Я вижу лес за деревьями.

— Мне надо было пописать, а тебя не было, — снова говорит Макс.

Если Максу не отвечать, он всегда повторяет, потому что ему, чтобы говорить дальше, нужно услышать ответ. Только Макс не всегда правильно задает вопросы. Чаще он просто скажет что-нибудь и думает, что все поняли, что это вопрос. Если ему приходится повторить сказанное раза три-четыре, он по-настоящему огорчается. Мне ему никогда не надо повторять, а вот учителям и папе — приходится. Иногда он из-за этого зависает.

— Я был в классе у Томми, — говорю я. — Пытался понять, что он планирует. Я хотел убедиться, что он не готовит месть на этой неделе.

— Ты шпионил, — говорит Макс.

Я понимаю, что это тоже вопрос, хотя на слух вроде бы и нет.

— Да, — говорю я, — я шпионил.

— Хорошо, — говорит Макс, но, похоже, он все еще немного злится.

Я не сказал Максу, что был с Грэм, потому что не хочу, чтобы он знал о том, что существуют другие воображаемые друзья. Пока Макс считает, что я единственный во всем мире воображаемый друг, он думает, что я особенный. Он думает, что таких, как я, нет. По-моему, это хорошо.

Это помогает мне держаться.

Но если Макс узнает, что есть и другие воображаемые друзья, он, когда на меня разозлится, может обо мне забыть и придумать нового воображаемого друга. А я тогда бы исчез, как сейчас исчезает Грэм.

Вранье мне далось тяжело, потому что я сам хотел рассказать про Грэм. Сначала я думал, он сможет помочь. Думал, что он может подкинуть хорошую идею, потому что Макс очень толковый. Или он мог бы помочь нам решить одну из проблем Меган, например, как научить ее завязывать шнурки, а потом сказал бы ей, что это была идея Грэм, так что Меган бы поняла, кого благодарить.

А сейчас я хочу рассказать про Грэм, потому что мне страшно. Я боюсь потерять друга, и мне не с кем об этом поговорить. Наверное, я мог бы поговорить с Паппи, но я не очень хорошо его знаю, во всяком случае не так хорошо, как Макса или Грэм. И даже если бы Паппи умел говорить, о таких вещах говорить с собакой как-то странно. Макс — мой друг, это с ним мы должны разговаривать, когда мне грустно или страшно. Но я не могу.

Остается только надеяться, что завтра Грэм придет в школу, что я не опоздал.

Папа Макса любит рассказывать знакомым, как они каждый вечер перебрасываются с Максом в мяч на заднем дворе. Он говорит об этом всем, иногда даже не один раз, но обычно он сначала ждет, пока мама Макса не выйдет из комнаты. Иногда он начинает рассказывать сразу, как только она выходит, — если знает, что она не вернется через секунду.

На самом деле они с Максом не перебрасываются в мяч. Папа Макса бросает мяч, а Макс ждет, когда мяч ударится о землю, покатится и остановится. Тогда Макс поднимает мяч и пытается бросить обратно. Вот только папа всегда стоит слишком далеко, чтобы Макс смог до него докинуть. Даже когда папа говорит: «Давай, сын! Вложись в бросок! Пошли мяч всем телом!»

Когда они играют в мяч, папа Макса всегда называет его не Макс, а сын.

Но даже когда Макс «вкладывается в бросок» или посылает мяч «всем телом» (понятия не имею, что все это означает, и, по-моему, Макс тоже), он не добрасывает мяч до папы.

Если папа Макса хочет, чтобы Макс добросил мяч, почему он просто не встанет поближе?

Сейчас Макс в постели. Он спит. Никаких истерик перед сном, конечно, не было. Макс почистил зубы, надел пижаму, прочитал одну главу из книжки и ровно в половине девятого положил голову на подушку. Мама Макса на каком-то собрании, так что пожелал ему спокойной ночи и поцеловал перед сном в лоб папа. Потом он выключил верхний свет и включил ночники.

Ночников в комнате Макса три.

Я сижу в темноте возле кровати Макса и думаю о Грэм. Можно ли что-нибудь еще придумать? Могу ли я еще что-нибудь сделать?

Немного позже приходит домой мама Макса. Она тихо проскальзывает в его комнату, подходит на цыпочках к кровати и целует его в лоб. Макс позволяет маме и папе целовать себя, но это должны быть быстрые поцелуи и всегда в щеку или в лоб, но он все равно морщится, когда они его целуют. Но когда Макс спит, как сейчас, мама целует его не так быстро. Иногда она заходит в комнату Макса два или три раза перед тем, как ляжет спать сама, и снова целует его, даже если уже поцеловала, когда Макс улегся.

Однажды за завтраком мама сказала Максу, что поцеловала его, когда он заснул.

— Вчера, когда я к тебе заглянула, ты был так похож на ангела! — сказала она.

— Меня укладывал папа, — сказал Макс. — Не ты.

Это был обычный для Макса вопрос-не-вопрос. Я это понял, и мама Макса тоже поняла. Она всегда понимает. Мама Макса понимает его даже лучше, чем я.

— Да, не я, — сказала она. — Я ездила в больницу к дедушке, а когда вернулась, прошла на цыпочках в твою комнату и поцеловала тебя на ночь.

— Ты поцеловала меня на ночь, — сказал Макс.

— Да, — сказала мама.

Позже, когда мы ехали на автобусе в школу, Макс пригнулся и спросил:

— Мама поцеловала меня в губы?

— Нет, — ответил я. — В лоб.

Макс дотронулся до лба, потер его пальцами, а потом посмотрел на них.

— Долго целовала? — спросил он.

— Нет, — ответил я. — Супербыстро.

Это была неправда. Я редко говорю Максу неправду, но тогда соврал, потому что считал, что так будет лучше для него и для его мамы.

Макс всегда спрашивает, как его поцеловала мама, если спать его укладывал папа. И я всегда отвечаю:

— Супербыстро.

И никогда не рассказываю о том, что его мама успевает поцеловать его не один раз, перед тем как сама ляжет спать.

Только вот это не вранье, потому что Макс ни разу не спрашивал у меня, сколько раз его целует мама, когда он спит.

Мама Макса ужинает. Она разогрела тарелку с оставшимся ужином, который приготовил папа. Папа Макса сидит за столом напротив мамы и читает журнал. Я не очень хорошо умею читать, но знаю, что журнал называется «Спорте иллюстрейтед». Посыльный из магазина приносит папе конверт с этим журналом каждую неделю.

Я нервничаю, потому что непохоже, что родители Макса собираются идти смотреть телевизор, а я хочу его посмотреть. Мне нравится сидеть на диване рядом с мамой Макса и смотреть телесериал, а потом во время рекламы слушать, как они с папой его обсуждают.

Реклама — это такие очень маленькие телешоу между большими телешоу, но они почти все глупые и скучные, так что их по-настоящему никто не смотрит. Люди используют рекламу, чтобы поговорить, или сходить в туалет, или налить себе еще один стакан содовой.

Папа Макса любит ворчать на сериалы. Для него они всегда недостаточно хороши. Он говорит, что истории в них «нелепые», что в них всегда много «ляпов». Я не совсем понимаю, что это означает, но думаю, что если бы папе Макса позволили говорить героям телешоу, что делать, то они были бы лучше.

Мама Макса иногда раздражается из-за ворчания папы, потому что ей нравится просто смотреть, а не выискивать «ляпы».

— Я просто хочу отдохнуть после работы, — говорит она, и я с ней согласен.

Я тоже не смотрю сериалы, чтобы найти способ, как сделать их лучше. Мне просто интересно смотреть историю. Но чаще всего родители Макса просто смеются, если сериал смешной, или кусают ногти, если сериал страшный, и делают это всегда одновременно.

Еще они любят угадывать, что будет в следующей серии. Не знаю точно, но, по-моему, в третьем классе у них обоих учительницей была миссис Госк, потому что та всегда учит учеников угадать, что будет дальше в книжке, которую им читает, и, наверное, родители Макса были у нее в свое время лучшими учениками. Я тоже люблю угадывать, потому что потом сидишь и смотришь — угадал или нет. Мама Макса любит говорить, что все будет хорошо, даже когда дела у героев идут совсем плохо. Я обычно думаю, что закончится плохо, и иногда угадываю, особенно если мы смотрим кино.

Вот почему я так волнуюсь сегодня вечером из-за Грэм. Я думаю о самом плохом и ничего не могу с этим поделать.

Бывают вечера, когда мне приходится сидеть в удобном кресле, потому что папа Макса садится рядом с мамой и кладет руку ей на плечо, а она прижимается к нему крепко-крепко, и они улыбаются. Я люблю такие вечера, потому что знаю — они счастливы, но при этом чувствую себя немного ни при чем. Как будто я чужой. Иногда в такие вечера я просто ухожу, особенно если они смотрят шоу, в котором нет истории, когда, например, выбирают, кто лучше поет, и в конце победитель получает приз.

На самом деле, по-моему, гораздо смешнее выбирать, кто хуже поет.