Читать интересную книгу Философские рассказы для детей от шести до шестидесяти лет - Владимир Тарасов

– Ну, а пружинку-то нашел?!

– Нашел!

– Тогда давай посмотрим, не приключилось ли с ней чего!

Артем раскрутил ручку и показал злополучную пружинку. Отец взял ее понадавливал на нее двумя пальцами, помолчал, и заключил:

– Ладно, я это дело устрою! Пойдем в столовую!

Подведя Артема к месту за столом, положил ему руку на плечо:

– Вот, познакомились с Артемом! У нас все хорошо! – и выразительно посмотрел на мать Карины. Та помолчала, переваривая его взгляд, и засуетилась:

– Ну что ж, давайте скорее садиться, а то все остынет!

Артем женился на Карине, но у его тещи еще долго на душе оставался некий осадок. И только лет через пять-шесть, когда она увидела, какой из Артема хороший отец ее внукам получился, осадок этот прошел, и теперь она искренне гордится зятем.

Старый дом

Жара понемногу начала спадать.

До самолета оставалось еще часа четыре, и молодой владелец холдинга приказал остановить машину у небольшой художественной галереи. Он любил взглянуть на картины в галереях разных городов, а иногда и прикупить что-нибудь такое, особенное для себя, полагаясь исключительно на свой вкус, а не на мнения экспертов.

Оставив охрану ожидать его в автомобиле, он открыл дверь и ощутил приятную прохладу старого деревянного дома.

В небольших, переходящих друг в друга залах никого не было, и он не спеша, меняя позицию и ракурс, разглядывал удачи и неудачи разных художников. Угадывались попытки одних заработать деньги, других – оставить после себя хоть какой-нибудь след в этой жизни. Вторых было поменьше.

Закончив осмотр, он собрался было выйти на улицу, но передумал и решил подняться по лестнице на второй этаж в надежде увидеть продолжение экспозиции.

Он оказался в полутемном широком коридоре, который, будь там хоть какая-нибудь мебель, можно было бы назвать холлом. Коридор этот, наполненный застоявшимся запахом старого дома, напомнившим ему детство, заканчивался дверью с цветными квадратиками стекол, кое-где треснувшими. Дверь была полуоткрыта, и то ли она приглашала войти, то ли сомневалась, стоит ли это делать. Он огляделся по сторонам.

Слева на стене была картина, изображающая лыжницу, стоящую в снегу среди заснеженных елей в полурасстегнутой дубленке, одетой на голое тело. Нескромному взору из-за приподнятой ее правой руки, держащей лыжу с отломавшимся носом, была приоткрыта значительная часть ее чувственной груди. Лыжница, однако, имела вид разгоряченный, немного озорной и почти счастливый. Ясно, что дальше ей на лыжах не катиться, но это, похоже, ее не смущало.

Откуда-то сзади раздался негромкий звук скрипки, который тут же прервался. Но он не оглянулся, продолжая разглядывать лыжницу и думая о ней, о художнике, ее написавшем, и о натурщице с соломенной копной волос, пытаясь угадать, а была ли вообще натурщица, или художник обошелся одной своей фантазией. Звук скрипки повторился, теперь это была уже мелодия. Он поневоле оглянулся, но никого позади него не было. И все же трудно было отделаться от чувства, что кто-то все-таки был. Он снова оглянулся и тут заметил, что как раз против лыжницы, на другой, менее освещенной стороне коридора, висела другая картина. На ней-то и была темноволосая скрипачка, со слегка опущенной скрипкой в руке в каком-то темном интерьере. Приглядевшись, он понял, что скрипачка играла в подземном переходе. Утвердиться в этом ему помог футляр от скрипки, лежащий перед ней, очевидно – для сбора денег. Скрипачка смотрела на него, не отрывая темных серьезных глаз, и уже не играла. Переведя взгляд на лыжницу, а с нее – на скрипачку, он подумал, что несмотря на бросающуюся в глаза своей намеренностью полную противоположность образов, они обе – дети кисти одного и того же художника. Чтобы проверить свою догадку, он хотел было снова взглянуть на лыжницу, но не смог оторвать взгляда от глаз скрипачки. Как если бы время, когда они не смотрели друг другу в глаза, было бы прожито зря.

Дверь с цветными стеклышками шевельнулась, пропуская рослого пожилого мужчину неопределенного возраста с двойным подбородком, обрамлявшим еще красивое пока, породистое лицо.

– Нравится?! – спросил мужчина утвердительным тоном хозяина галереи.

– Сколько? – задумчиво спросил молодой человек.

– Не продается, – в тон неторопливо ответил хозяин.

– Вы меня не поняли. Я спросил – сколько?

– Это вы меня не поняли. Я сказал – не продается!

– Еще раз! Поймите, я человек не бедный, и могу купить ее вместе со всей вашей галереей.

– Вы хотите сказать, что надоставали где-то много-много зеленых бумажек и хотите обменять их на настоящее искусство?! Обмен не равноценный! – усмехнулся хозяин.

Молодой человек оторвал взгляд от картины и со сдержанной решительностью развернулся к хозяину галереи.

– Если она такая ценная, вы не боитесь, что ее могут украсть?

– Настоящую картину украсть невозможно. Можно украсть кусок холста с краской на нем, но не картину. Ни вор, ни скупщик краденого, глядя на украденное, по-настоящему увидеть картину, а значит, и получить ее не могут.

А думать, что получили, они, конечно, могут – в силу дефекта их собственных персон! А вы что – собрались украсть!

– Нет, конечно! Я просто пытаюсь вас понять!

– Ну, попробуйте… Как бы мне вам объяснить?! – наморщил лоб хозяин, – Скажем так! Я еще могу выдать ее замуж, но продавать, конечно, не буду! Вы понимаете разницу?! Это совершенно разные плоскости бытия!

– Как это – замуж?! – не понял молодой человек.

– Ну, вот у вас, например, есть жена?

– Ну, есть!

– Тогда вам это знать ни к чему, раз вы уже женаты!

– Но ведь я могу развестись! – то ли в шутку, то ли слегка раздражаясь от полного отсутствия общего языка, возразил несостоявшийся покупатель.

– Вот вы уже и предали свою жену! Как же я могу подарить предателю это чудо?!

– Как это – предал?!

– Вы только что сказали, что готовы бросить свою жену ради впервые увиденной женщины, да еще не живой, а на картине! Разве это не предательство?!

– Я вовсе не это сказал!

– Нет, друг мой, именно это! И если бы здесь, рядом с нами, была ваша жена, она бы подтвердила, что вы сказали именно это! Или я не прав?

Молодой человек промолчал. К присутствию жены в этом разговоре он был явно не готов.

– Извините, молодой человек, мы закрываем галерею! Всего вам доброго!

Молодой человек бросил взгляд на скрипачку, но едва успев встретиться с ее виновато-сочувственным взглядом, как тут же почувствовал на плече руку хозяина галереи:

– Пойдемте, пойдемте! Я закрываю!

– Извините, один момент! Чуть не забыл!

Молодой человек наклонился и положил две сотенные зеленые бумажки рядом с футляром от скрипки. Снова замешкался, сомневаясь, красиво ли он поступил, положив деньги, но забрать их обратно было тоже неловко. Он неохотно спустился с лестницы, опережая хозяина на пару ступенек, а перед выходом обернулся:

– А я могу стать… это… вашим учеником?

– Моим?! – как будто удивился хозяин, но было понятно, что этот вопрос вовсе не застал его врасплох.

– Пожалуй, можете! Но только вначале поговорите со своей женой. Расскажите ей о нашей недолгой беседе. И если она за вас попросит, я вас приму! – сказал хозяин, уже закрывая за гостем дверь.

Молодой человек постоял, глотая густой и теп-лый вечерний воздух, наполненный волшебным ароматом цветов, от которого влюбленные чувствуют себя на пороге счастья, а одинокие сердца еще острее ощущают свое одиночество.

Охрана уже немного нервничала и как-то быстрее и четче обычного загрузила его в автомобиль.

«Жена?! За меня?! Попросит?!» – растерянно думал он, не представляя себе жену в этой новой и столь значимой для него роли.

На самолет он не опоздал, правда, для этого рейс пришлось немного задержать. Но это уже не имело для него значения.

Девушка моей мечты

Меня как уже достаточно пожившего и повидавшего жизнь человека оставили держать позицию. Мне вручили винтовку с одним патроном и предупредили, что если приедут на грузовике стекольщики, то в них не стрелять. А другое дело – когда поползут танки. Я согласился, расположился в окопе поудобнее и стал мечтать о ней, о той, которая, несмотря на трагическую разницу в возрасте, все-таки вернулась, подбежала, поцеловала меня, а потом уже бросилась догонять отряд. Что может быть приятнее, чем помечтать в тишине, когда никто и ничто не дергает и не беспокоит!

Раздались жидкие аплодисменты пушек, в старом четырехэтажном доме за моей спиной посыпались стекла, и только-только все стихло, как послышалось недовольное урчание, и из-за пригорка вывалился старый грузовичок со стоящими в кузове людьми. Я сразу догадался, что это стекольщики. Они ловко спрыгнули наземь, начали разгружать стекла, а я занял прежнюю позицию и продолжил мечтать.