Читать интересную книгу Человек в отставке - Анатолий Софронов

Толмачев. Согласен, Дмитрий Сергеевич.

Крымов. Вот, согласен... А сами не всех знаете.

Толмачев. Да как-то считали раньше — это дело военкоматов.

Крымов. Наше дело. (Достав письмо Подрезова.) Вот это письмо проверьте. Подполковник Рябинин исключен из партии. У него отобраны ордена. Трижды ранен. В плену себя геройски держал. За что исключили? (Подает письмо Толмачеву.)

Толмачев. Но ведь не мы же его исключили?

Крымов. Не вы, но ему от этого не легче. Разберитесь с этим письмом. А за что исключили художника Медного?

Толмачев (очень удивлен). Медного? Так без рентгена же видно, что он сволочь!!

Крымов. За что его исключили?

Толмачев. За ревизионистское выступление на городском партийном активе.

Крымов. В чем оно ревизионистским было?

Толмачев. В чем? Обмазал все дегтем. Все под сомнение поставил.

Крымов. Что именно?

Толмачев. Недоволен Советской властью. И все под флагом критики и демократии.

Крымов. Да что он говорил такого?

Толмачев. У меня стенограмма актива с собой. (Вынимает из папки стенограмму. Листает страницы. Показывает Крымову.) Смотрите, Дмитрий Сергеевич. «...Следует подумать и о государственной системе...». Демократия ему наша не нравится. Ишь сукин сын! А вот тезис о перерождении аппарата. Нашелся новатор! Все это до него, много лет назад, троцкисты проповедовали. А вот, видите, и по искусству... Как же могут нравиться Медному постановления партии об искусстве, если в них речь идет об идейности!

Крымов. Это верно, ревизионистам решения партии всегда не по нутру.

Толмачев. На то они и ревизионисты, чтоб из гнилого болота квакать.

Крымов (листает стенограмму). Болото-то болото, а что же вы сами от заключительного слова отказались?

Толмачев. Я сказал, что горком учтет критические замечания, сделанные товарищами...

Крымов. Маловато сказали... вернее — ничего не сказали. В зале были люди, аплодирующие Медному. Таким людям надо помогать разбираться. И потом — как это руководитель партийной организации не посчитал для себя обязательным дать отпор тому, кто пытался ревизовать политику партии? Или вы соглашаетесь с ними?

Толмачев (растерянно). Дмитрий Сергеевич, откровенно говоря, боялись критику зажать!

Крымов. Ревизионизм не критика, это политическая линия. Ишь какие робкие стали!

Толмачев. Мы посоветовались в президиуме... Медный последним выступал... А так прения были на высоте.

Крымов. Прения-то, может, и были на высоте, а вот вы оказались не на высоте. Придется и о вас вопрос обсудить на бюро обкома.

Толмачев. Обо мне? На бюро обкома?

Крымов. Вы не ребенок в партийных делах.

Толмачев. Позвольте, позвольте, Дмитрий Сергеевич! Как же так? Медного исключила первичная партийная организация. Райком исключение подтвердил. Горком исключение утвердил. Ведь не я один Медного исключил?!

Крымов. Вы не понимаете своей ошибки. Вы не выступили с заключительным словом, не дали отпора ревизионистскому выступлению, остались в стороне. Вы должны были выступить.

Толмачев. Вы правы, Дмитрий Сергеевич, надо было в заключительном слове... И вечно эти художники!

Крымов. Художник художнику рознь.

Толмачев. Но что ж нам с этим гением делать?

Крымов. Думаю, все же полезно было бы еще раз обсудить на бюро горкома. Поглубже узнайте, что за человек. Откуда у него эти тенденции ревизионистские, из каких источников питаются? Людям свойственно ошибаться, — может, и он ошибся. В таком случае нельзя за одно выступление выгонять человека из партии.

Толмачев. А что, нужно два выступления?

Крымов. Займитесь, займитесь... Терпения побольше.

Толмачев. Трудно с ними разговаривать. Индивидуалист. Специфика у них.

Крымов. Разберитесь в специфике.

Толмачев. Ладно, попробуем... Только я не могу заранее обещать, как мы с ним обойдемся.

Крымов. А я от вас никаких обещаний и не прошу.

Толмачев. Медный — грязноватая, в целом, личность. И по другим статьям. Доходят данные: рвач и хапуга... и просто... махинатор.

Крымов. Надо, чтобы вы точно знали, что он за человек.

Толмачев. Не изобрели еще такого радара — в душу заглядывать. Одним словом, разберемся. До свидания, Дмитрий Сергеевич. Художники, писатели... Посевная скоро! Поправляйтесь! (Уходит.)

Крымов (подходит к двери, открывает ее). Нина!

Нина (входя). Что, папа?

Крымов (ложась на диван). Давай сюда Мишу!

Нина. Ушел.

Крымов. Что ж так быстро?

Нина. Не знаю... Он тебе понравился, папа?

Крымов. Кто?

Нина. Миша...

Крымов. Почему же он мне должен понравиться? Я всего несколько минут говорил с ним. У него мама не родная?

Нина. Его мама умерла во время войны от тифа.

Крымов. А мачеху ты видела?

Нина. Нет, папа... Я же у них не бывала.

Крымов. А что, если мы попробуем позвонить к Мишиному папе?

Нина. По-моему, у них нет телефона.

Крымов. Узнай-ка через справочное.

Нина (набирая номер). Будьте добры, скажите номер телефона Подрезова Николая Ивановича. (Слушает. Вешает трубку.) Говорят, такой абонент не значится.

Крымов. Не значится... Абонент... Хорошо, доберемся до него иным путем. Вот действительно сложный абонент попался!

Занавес

Действие третье

Обстановка первого действия. Никаких особых перемен в комнате не произошло, только появился телефон. На станке натянут шелковый платок. Подрезова работает. Подрезов в кресле читает газету. Тихая музыка по радио.

Подрезова (перестает работать). Коля, а ты знаешь, что мне пришло в голову... У нас много цветов. Что, если поставить несколько ульев?

Подрезов. Нельзя.

Подрезова. Купим сетки, рукавицы.

Подрезов. Пчелы — слишком трудолюбивое племя. Они когда-нибудь возмутятся и умертвят меня...

Подрезова (после молчания). Что нового в газете, Коля?

Подрезов. Ничего особенного.

Подрезова. Посмотри новую косынку. Тебе нравится рисунок?

Подрезов. Да.

Подрезова. Ты даже не смотришь.

Подрезов. Я уже видел. Не злоупотребляй яркими красками.

Подрезова. Такой сейчас вкус.

Подрезов. Вы же одеваетесь для нас.

Подрезова. Не только... Мне лично подготовка туалета доставляет большое удовольствие.

Подрезов. Что ж, это не порок. Не люблю женщин, у которых шов на чулке около берцовой кости.

Подрезова. Так не бывает.

Подрезов. Ну, где-то поблизости.

Подрезова. Коля, тебя что-то беспокоит?

Подрезов. Есть некоторое противоречие между моим физическим состоянием и тем, как я это использую.

Подрезова. Но ты же сам ушел из райвоенкомата?

Подрезов. Сам... Я строевой командир. У нас с тобой неплохой блиндаж.

Подрезова. Это тебя очень тревожит?

Подрезов. Как говорят парикмахеры, беспокоит.

Подрезова. Коля, мы георгины посадим?

Подрезов (иронически). Да.

Подрезова. Я хочу астры.

Подрезов (так же). Да.

Подрезова. А цветную капусту? И помидоры?..

Подрезов неожиданно уходит.

Какую чушь я говорю... Зачем все это?..

Входит Маргарита Борисовна.

Маргарита Борисовна. Люлю! Люлю! Ты знаешь, чем я больше хожу по вашему городу, тем он мне больше нравится. Я готова в нем поселиться навсегда.

Подрезова (рассеянно). Правда, тетя?

Маргарита Борисовна. Нет, я, конечно, еще подумаю...

Подрезова. Подумайте. Все-таки провинция... (Отложила кисти.)

Маргарита Борисовна. А ты куда?

Подрезова. Пройтись немного...

Маргарита Борисовна. Если пойдешь мимо магазина, купи мармеладу. Сахар укрепляет психологию.

Подрезов (входя). А-а, Маргарита Борисовна!

Маргарита Борисовна. Да, гуляла по городу. Прелестно. У вас такой хороший домик, садик...

Подрезов. Вам нравится?

Маргарита Борисовна. Очень... Очень... (Уходит.)