Третий тип душевного состояния – «устремлённость к Богу». Началом этого процесса становится обнаружение и осознание собственной греховности. Человек в «устремлении к Богу» единственно возможный путь спасения и воскресения (то есть покаяние, преодоление и исцеление от страстей) [39, с.192].
«Христианское учение о душевном устроении является своего рода универсальным классификатором образов-персонажей в произведения, написанных религиозным человеком, а также принципом характерологии, -подчёркивает Н.Н.Старыгина. – С одной стороны, оно реализуется в жёстком противопоставлении героев, которое традиционно мы рассматриваем как противопоставление положительных и отрицательных персонажей.
С другой стороны, христианский взгляд на человека позволяет писателю учитывать переходное состояние в душевной жизни человека, а следовательно, воспроизвести то, что в отношении, например, героев Л.Толстого определено как «диалектика души» [39, с.192].
Исходя из «учения о душевном устроении» Н.Н.Старыгина предлагает все женские образы, созданные в литературе XIX века, свести к трём типам:
1.«Обыкновенные» женщины, в образах которых воплощён тип безгрешной по естеству женщины. Сфера их жизнедеятельности – семья. Вокруг этих образов концентрируются темы семьи, любви, детей. Героини – вне политики, вне «новых идей». Они живут просто, органично, нормально, руководствуясь принятыми на веру христианским этическими законами. Героини, в основном, не склонны к рефлексии. Естественное богосознание служит мотивацией их поступков («добрых дел»), соответствующих христианской морали.
Основными приёмами создания образов героинь являются описание внешности с использованием христианской символики, поступки, авторские характеристики, высказывания героев, элементы психологического анализа. Всё это приводится в удивительную гармонию, результатом которой становится «спокойно-ровный» по эмоциональному тону и «светлый» по цветовой гамме образ героини.
Согласно классификации Старыгиной, к «обыкновенным» женщинам относятся Татьяна Стрешнева («Кровавый пуф» В.Крестовского; Татьяна Шестова («Дым» И.Тургенева); Марфенька («Обрыв» И.Гончарова); Григорова («В водовороте» А.Писемского). Мы бы дополнили этот ряд героинями классических романов: это Агафья Пшеницына («Обломов» И.Гончарова), графиня Ростова и Марья Болконская («Война и мир» Л.Толстого), Мария Миронова и её мать («Капитанская дочка» А.Пушкина), Соня Мармеладова («Преступление и наказание» Ф.Достоевского).
Доминантой содержания образов «обыкновенных» женщин является идея безгрешного человека, которая противопоставлена идее греховного человека, выраженной в образах «страстных» женщин.
2. «Страстные» женщины, в образах которых воплощены христианские представления о «страстном» человеке. Страстное расположение души (или греховное) противоестественно человеческой природе, для которой, наоборот, органичны добродетель и «алкание добра» (Матфей, 5:6). «По природе душа бесстрастна»,– утверждает Св.Исаак Сирин.
В страстном душевном состоянии человек оказывается во власти мирских обольщений: будь то идея, предмет (явление, вещь) или телесное влечение. Поэтому «страстные» женщины – это женщины, «чреватые современными идеями», женщины, делающие «карьеру», женщины, поглощённые любовью-страстью.
С этой точки зрения в одном типологическом ряду оказываются образы Ирины Ратмировой («Дым»), Софьи Беловодовой и Ульяны Козловой («Обрыв»), Елены Жиглинской («В водовороте»), Алины Фигуриной («На ножах»), эпизодических героинь-нигилисток (Евдокии Кукшиной, героини романа «Отцы и дети», Юлии Захаревской, героини романа Писемского «Люди сороковых годов», Лидии Затц («Кровавый пуф»), Матрёны Суханчиковой («Дым»). К этим образам антинигилистических романов примыкают образы женщин классических романов: Анны Одинцовой («Отцы и дети»), Катерины Измайловой («Леди Макбет Мценского уезда» Н.Лескова), Элен Курагиной («Война и мир»).
Деньги, власть, положение, страсть – кумир одних героинь, «новая идея» – других. Те и другие – в плену греховной страсти.
Писатели не стремились выявить социальную типизацию героинь. Они показали те признаки, которые характеризуют каждую из них «страстным» человеком с христианской точки зрения.
Особый интерес в этом отношении представляют образы нигилисток. Литературоведы подчёркивают, как правило, их карикатурный характер и выявляют тип нравственного сознания, превращающий их в «антиженщин». Это антиженское начало, по мнению Н.Н.Старыгиной, «следствие отрицания Бога и противоестественного душевного состояния. Страсть героинь – это не страсть к внешнему (материальному) благополучию, это одержимость «новой идеей», которая мыслится писателем данной не Богом, а дьяволом» [39, с.194].
Для верующего человека поглощённость светской (мирской) идеей неестественна так же, как избрание целью жизни достижения богатства, власти, почестей. В этом проявляется суетность человека.
Создавая образы нигилисток, писатели осознанно приводили читателя к мысли о суетности как стержневой черте в их содержании.
Таким образом, по утверждению Н.Старыгиной, образы женщин в литературе XIX века противопоставлены по типу душевного устроения героинь: естественное («обыкновенные» женщины) и противоестественное («страстные» женщины). Тип противоестественного душевного строя воплощён в образах женщин-«карьеристок» и образах нигилисток. С христианской точки зрения, они находятся на одной линии, поскольку соответствуют типу души «в мятущихся страстях». Но Н.Старыгина выделяет ещё один тип женских образов – «женщины на перепутье».
3. «Женщины на перепутье» – женщины, находящиеся в состоянии перехода от противоестественного к естественному душевному складу. Последовательно тип «женщины на перепутье» воплощён в образах Веры («Обрыв»), Ларисы («На ножах»), Лизы («Бесы»). Условно к этому типу женских образов можно отнести Татьяну Ларину («Евгений Онегин»), Катерину («Гроза»), Наташу Ростову («Война и мир»).
В литературе XX века внимание к женским образам нисколько не ослабло, и хотя, по сравнению с XIX веком, литературный процесс XX века весьма неоднороден и распадается на три разноплановых этапа (один – до 1917 года, другой – с 1917 по 1985, третий – с 1985 года до сегодняшнего дня), классификацию женских образов, созданных писателями XIX века, с некоторыми оговорками можно применить и к женским образам, созданным в произведениях XX века.
Этому способствует и то обстоятельство, что ещё в начале XX века как бы в продолжение учения о душевном устроении человека русский поэт и философ Владимир Соловьёв создал своеобразное философское учение о «цельном человеке» и «цельном обществе», философию «всеединства». Суть философии Соловьёва – это проповедь великого синтеза, «к которому идёт человечество, – осуществление положительного всеединения в жизни, знании и творчестве».
По Соловьёву, человек «двуприроден», он совмещает в себе два начала: духовное (божественное) и природное (материально-чувственное). Идеальным состоянием человека и общества является внутренняя согласованность, гармония, синтез этих двух начал. Смысл отдельной человеческой жизни состоит в том, чтобы создать «…личность, совмещающую в себе два естества и обладающую двумя волями», то есть Соловьёв пытается создать образ «цельного» человека, в котором сочеталось бы начало материально-чувственное и духовное, общественное и частное, личное и общее.
Мир, по Соловьёву, состоит из трёх областей: реальный мир, Бог, а между ними – промежуточная область, которую философ называет «Софией премудростью Божьей», или женственным началом мира. Здесь, в промежуточной области, возникает, зарождается как чувственность, так и материальный, реальный мир в целом. Здесь и находится «синтез» духовного и чувственного начал.
С образом «вечной женственности» у Соловьёва связаны и образы любви и красоты – силы, которые просветляют человеческий мир, строят мир на провозглашённом философом единстве «Истины, Добра и Красоты».
Влияние образа «вечной женственности» было очень глубоким на последующую русскую философию и поэзию, учение Соловьёва о «Софии», «душе мира» воплотилось в целой галерее символических образов русской поэзии, в том числе и послереволюционной (А.Блок, Н.Гумилёв, С.Есенин, Б.Пастернак, Н.Заболоцкий).
К соловьёвской теории «всеединства» примыкает учение о человеке и природе Н.Фёдорова, который, как и Соловьёв, призывает к единству, к гармонии человека с собой и природой. Это их роднит и с учением о душевном устроении человека: человек идеален, безгрешен, если он несёт в себе синтез божественного и природного (По Соловьёву), если он имеет «естественный строй души» (сочетает в себе память, разум и волю), если он существо «разумное и нравственное» (по Фёдорову). Такого человека можно назвать, с точки зрения христианства, «обыкновенным».