Солнце забралось уже так высоко, что туман в парке рассеялся, взору открылась листва. Покосившись напоследок на фотографию Сиам, он аккуратно убрал ее в кармашек и нажал кнопку на коммутаторе.
— Почему мы не можем дозвониться до Зигги Мотли?
— Мистер Мотли не отвечает на звонки.
— Вы сказали ему, кто звонит?
— Я сказала его секретарю, что вы перезвоните. Она записала ваше имя.
— Записала мое имя? — Додж был оскорблен. Зигги задрал нос! — Перезвоните еще раз. Я жду.
Додж слушал щелчки на линии.
— Контора Зигги Мотли, — произнес кислый голос.
— Дайте мне Зигги, — приказал Додж.
— Сожалею, мистер Додж. — Секретарша не собиралась сдаваться. — Сегодня утром он велел его не беспокоить.
— Скажите, что я звоню.
— Он велел не беспокоить его звонками. Мне очень жаль, мистер Додж.
— Кто у него?
— Мне не разрешено это разглашать.
Додж перешел на вкрадчивый тон.
— Вы всегда можете рассчитывать на мою помощь.
— Я никогда раньше его не видела.
— Каков он из себя, Джинни?
— Незнакомый мужчина. Я его первый раз вижу.
— Как это может быть, чтобы первый раз?
— Так оно и есть. Прошу вас, мистер Додж, не расспрашивайте меня больше. Я перезвоню вам, как только он освободится.
Негодник Мотли!
— Вызовите Монка! — распорядился Додж.
— Желаете просмотреть утреннюю почту? Ваша дверь была заперта, поэтому я не стала вас беспокоить. Там около полусотни писем.
— Сколько из них личных?
— Ни одного.
— Ознакомлюсь во второй половине дня.
Додж пересек выстеленный ковром кабинет и отпер дверь. Вернувшись в кресло на колесиках с высокой спинкой, он открыл дверцу в стене под подоконником. За дверцей находился холодильник с водкой, кубиками льда и плитками миндального шоколада в специальных обертках, предотвращающих замерзание. Взяв одну плитку, Додж захлопнул дверцу холодильника. Он разворачивал шоколад особым образом: сначала выдавливал плитку из внешней обертки, потом разворачивал фольгу, после чего тщательно заворачивал пустые бумажки, чтобы создавалось впечатление, что шоколадка на месте. Он подбросил поддельную плитку на ладони, радуясь, что не утратил столь полезного навыка.
— Вам звонит мистер Мотли, — раздался в коммутаторе голос секретарши.
— Соедините. — Только сказав это, он принялся читать завалившие его стол письма, требующие ответа.
— Хэлло, Стью, — прокаркал приветливый голос.
— Мне казалось, мы с тобой договорились, что администратором на время гастролей Сиам будет Монк. — Голос Доджа звучал ровно; говоря, он просматривал письма и откладывал их в сторону.
— Он для этого не годится. — Казалось, Мотли не говорит, а дует в игрушечную дудочку.
— Непонятно, почему. Ведь он — лучший администратор. Ты с этим согласен?
— Согласен. — Ни о каком согласии, судя по тону Мотли, не могло быть даже речи. — Но в данном случае он не годится. С Сиам нужно особое обращение, — он откашлялся, — как тебе известно. К тому же Монк слишком дорого стоит.
В кабинет Доджа вошел высокий красивый брюнет с богатырским разлетом плеч. Он остановился на почтительном расстоянии от стола Доджа, не смея опуститься в одно из сияющих хромированными ручками черных кожаных кресел. Судя по встревоженному выражению его лица, он понимал все значение происходящего телефонного разговора. Будучи красивым мужчиной, он любил напускать на себя озабоченный вид, это маскировало отсутствие мыслительного процесса.
— В каком смысле Монк дорог?
Разговор велся по громкой связи, поэтому Монк слышал каждое слово.
— Я получаю только десять процентов от ее заработков, — напомнил Мотли Доджу. — А по твоему с ней контракту тебе идет пятьдесят.
— Дорси приобрел Синатру за пятьдесят процентов, и Фрэнк не возражал.
— Так пишут в газетах, — сказал Мотли.
— Зигги, — напирал Додж-джентльмен, — ты имеешь десять процентов плюс один процент с ее первого миллиона.
Мотли несколько изменил тон, что свидетельствовало, что он относится к этому по-другому.
— Ты имеешь пятьдесят процентов, я — десять и еще один. Она остается всего с тридцатью девятью процентами, Стью. — Он осекся, словно налетел на каменную стену. Когда он заговорил снова, его голос зазвучал с удвоенной силой: — А ведь талант-то принадлежит ей. Тридцать девять процентов за настоящий талант? Ей же еще приходится самой платить налоги.
— Эту работу должен делать Монк, — отрезал Додж. — Хватит юлить. Она по-прежнему принадлежит мне.
— Если она принадлежит тебе, Додж, детка, — медленно проговорил Мотли, — то заставь ее работать на тебя.
— Что я слышу? — Додж перешел к обороне.
— Факты. Если тебе не нравится, как я ее раскручиваю, найми другого толкача. Мои десять процентов и твои пятьдесят — разные величины, тем более что я все делаю собственным горбом.
— Мне нравится, как ты работаешь, Зигги. У тебя редкий нюх, никто, кроме тебя, не сумел бы так ее раскрутить. Ты превращаешь ее в лакомый кусочек. Это любому ясно. Но я прошу тебя взять Монка ее администратором. Это слишком ответственные гастроли, чтобы поручить их неспециалисту.
— Нет, даже если ты будешь платить Монку из своих пятидесяти процентов, чего, конечно, никогда не произойдет.
— Зигги, ты знаешь, что я веду речь не о деньгах.
— Понимаю, ты все еще по ней сохнешь.
Додж пропустил бестактность мимо ушей.
— Разве я не щедр, когда речь идет о других?
— Вообще-то тебя не назовешь слишком щедрым, Стью. Ты — скорее Санта-Клаус, наживший грыжу и бросивший мешок с подарками. Некоторые твои контракты удивили бы даже прожженных мафиози.
— Я не могу отрезать ей ни кусочка от моей половины.
— Да, очевидно, ты подбираешься к ее тридцати девяти процентам.
— Я должен нажиться на этой стерве. Пятьдесят процентов, вплоть до одной десятой, — мои. Это дело чести.
— О, ты так честен и благороден, Стью, — Саркастически проговорил Зигги, — что из тебя вышел бы хороший торговец подержанными автомобилями. Ну, что тебе еще нужно от женщины после того, как ты вдоволь натрахался с нею и отобрал больше половины ее заработков?
Тон Доджа стал тверже.
— Я рад, что ты организовал ей удачные выступления в городских подвальчиках. Она опять на виду. Мне понравилось, как ты обставил все в этом заведении в Виллидж, где она дает сегодня последний концерт. Но моя задача — защищать крупное вложение средств. Для этого необходимо турне. — Он говорил рассудительно, полагая, что удар ниже пояса, только что нанесенный ему Зигги, свидетельствует, что тот готов сдаться, иначе не отважился бы на такую наглость.