Читать интересную книгу Командир роты офицерского штрафбата свидетельствует. - Александр Пыльцын

Иногда, не часто и не очень громко, но называли штрафники своё временное, не очень надёжное и ласковое пристанище «Сталинским штрафбатом», естественно, не в том смысле, как трактовались «Сталинские соколы», а по авторству главного их создателя. И если штрафбат сравнительно долго находился в состоянии формирования или подготовки к боевым действиям, всем известные слова ещё до войны популярной песни «Когда нас в бой пошлёт товарищ Сталин» чаще произносились в смысле «Ну, когда ж нас в бой пошлёт товарищ Сталин?», чтобы, если повезёт и не погибнуть (а на войне убивают не только штрафников), то скорее встать в офицерский строй защитников страны своей.

В свои 95 лет закончивший земной путь, бывший штрафник, уже упоминавшийся мною, полковник Басов так говорил о нашем штрафбате, в котором он «смывал вину» перед Родиной: «Ясожалею, что оказался невинным штрафником, но и горжусь тем, что штрафбат, в который меня направили, был особоупорным, особо дерзким и отважным. В нём веемы были объединены не одной обидой или несчастьем, а одной ненавистью к врагу, одной бедой, свалившейся на нас, одной любовью к Социалистической Родине – Советскому Союзу». Спросили бы бывшего штрафника Басова, нужен ли был такому воинскому коллективу заградотряд, думаю, ответ был бы однозначным.

3. Были случаи, когда штрафники считали себя невинно осуждёнными?

Да, такие случаи, и не единичные, были. Представьте себе, за что только можно было угодить в штрафбат. Штрафников можно было условно разделить на несколько категорий. Основная из них, о которой и говорилось в приказе Сталина «Ни шагу назад», – это офицеры переднего края, провинившиеся в нарушении дисциплины по трусости или неустойчивости, командиры и комиссары всех родов войск, допустившие самовольный отход войск с занимаемых позиций без приказа, или офицеры, совершившие уголовно наказуемые преступления (повреждения техники, вооружения, разбазаривание, порчу военного имущества и пр.). Причем, направлять в штрафбат их могли и по суду военного трибунала, или такое право без суда предоставлялось командирам дивизий и выше, а рядовых и сержантов за аналогичные преступления мог без суда направить командир полка, но только в штрафную армейскую роту, а не в штрафбат. Другая группа штрафников представляла собой офицеров из тыловых частей, находящихся как в прифронтовой полосе, так и во всех внутренних военных округах, вплоть до самых удалённых, например, Сибири, Дальнего Востока, Севера, также совершивших нарушения строгих законов военного времени.

Штрафники в большинстве были люди дисциплинированные, порядочные. Скажу даже – высокого долга и высокой воинской морали. Конечно, изначально все они были разные, и вина у каждого была своя. Рядом могли находиться растратившийся где-то в тылу пожилой техник-интендант и юный балбес-лейтенант, который опоздал из отпуска или по пьянке подрался из-за смазливой медички. Другая группа – это офицеры, оказавшиеся во вражеском плену, но бежавшие из плена или попавшие в окружение и не участвовавшие в партизанском движении в тылу врага. Редко, когда и в мирное время осуждённые не ропщут на размеры или условия наказания. Так и у штрафников редко кто полностью соглашался с мерой наказания, определённой ему трибуналом или личным решением высокого начальника. Иногда и мы, их командиры, соглашались с их мнением, но изменить, естественно, ничего не могли. Вот только 3 примера, описанных в моих книгах.

Первый. Был в моём взводе бывший капитан-лейтенант Северного флота Виноградов. Будучи начальником какого-то подразделения флотской мастерской по ремонту корабельных радиостанций, он во время проверки отремонтированной рации на прием на разных диапазонах и частотах наткнулся на речь Геббельса. И по простоте душевной, владея немецким, стал ее переводить на русский в присутствии подчиненных. Кто-то рассказал об этом товарищам, а слух дошёл то ли до

Особого Отдела, то ли до слишком усердного политработника, и в результате получил Виноградов свои два месяца штрафбата «за пособничество вражеской пропаганде».

Второй. «За трусость» какой-то комдив направил в наш штрафбат своего командира разведроты майора по фамилии Родин. Мог ли быть трусом разведчик, имевший Орден Красного Знамени и другие награды, в том числе и медаль «За отвагу»? Явно строптивый майор чем-то другим не угодил генералу. Жаль, погиб он штрафником в боях на польской земле.

Ещё один пример. Воевал в нашем батальоне штрафником бывший воениженер 3 ранга Басов Семён Емельянович. Не сдавался он в плен, но, выходя из окружения, нечаянно угодил туда. Продержали их там под открытым небом в октябре три недели, не давая никакой пищи. Удалось ему бежать, дошёл ночами до своих родных мест в Орловщину до предела истощённым и решил, прежде чем перейти линию фронта к своим, хоть немного набраться сил, подкормить свой вконец обессилевший организм. Пришли наши войска, его приняли как специалиста в мостостроительный батальон, а вскоре вызвали в штаб и объявили, что направляется в штрафбат рядовым. Конечно, ропот по этому поводу был у бежавших из плена, говорили даже: «Английская королева своих офицеров, бежавших из плена, орденом награждала, а нас штрафбатом». Потом понимали они, что некоторые, попавшие в немецкий плен, как и власовцы, соглашались работать на фашистов, и их нередко забрасывали в тыл наших войск в составе шпионско-диверсионных групп. Потому для многих из побывавших в плену или пересидевших на оккупированной территории штрафбат был боевой проверкой благонадёжности. Семён Басов воевал на Курской дуге, был ранен, восстановлен во всех офицерских правах, воевал до Победы, много раз награждён. Мы с ним дружили до самой его кончины почти в 95 лет. Полагаю, на вопрос ответил.

4. Случалось ли, что штрафники стреляли в спины командирам или друг другу?

С почти 100 % уверенностью могу заверить, что у офицеров командного звена, получавших пулевые ранения или погибших от этого, ранений в спину или в другие части тела того же расположения никогда не фиксировали, хотя на это наш особист обращал пристальное внимание медиков и санинструкторов. Да и явных или скрытых угроз со стороны штрафников ни я, ни мои товарищи не замечали. Всё-таки не нужно забывать, что переменный состав подразделений штрафбата – вчерашние и завтрашние офицеры, а не уголовники-рецидивисты. Лишь об одном запомнившемся случае, который можно было истолковать неоднозначно, расскажу.

В моей роте было несколько бывших офицеров, «условно освобожденных» из тюрем и лагерей, выпросившихся на фронт. Одного из них, еще сравнительно молодого, не сильно исхудавшего (был в колонии близок к кухне), но уже давно не державшего в руках оружия, я пожалел и назначил поваром ротной походной кухни. Меня тогда почему-то не смутили его руки, до локтей исписанные темно-синими узорами татуировки, и некоторые его тюремно-лагерные замашки и жаргон. Он утверждал, что будучи техником-интендан-том запаса, до получения срока за поножовщину работал где-то на юге поваром ресторана, и что из обычной солдатской провизии сможет готовить приличную еду, тем более, что это удавалось ему делать из более чем скромного списка лагерных продуктов.

Вскоре, когда боевой расчет роты был в основном завершен, взводы и отделения сформированы с учётом подготовки бойцов, дальнейшее поступление пополнения его уже не меняло, но крепких здоровых бойцов я перевёл из обеспечивающих подразделений в стрелковые взводы. Коснулось это и того, «татуированного». Он не сдержал по этому поводу своего озлобления, и я впервые услышал нечто вроде угрозы в мой адрес: «Ладно, капитан, увидим, кого первая (или первого?) пуля догонит». Я никогда не был самоуверенным человеком, однако, отсутствие этого качества не мешало мне в нужную минуту быть решительным и настойчивым. И эта будто вскользь брошенная им фраза только укрепила меня в правильности решения. Когда делаешь дело, принимаешь решения и несешь за них ответственность – тут не до сомнений. Это уже потом, в таких случаях, когда дело сделано, можешь анализировать: а мог бы сделать лучше, решить правильнее, не «перетянул ли струну»? Да и свой принцип «боишься – не делай, делаешь – не бойся» должен оставаться незыблемым всегда. Мой несостоявшийся «повар» в бою погиб, а меня тогда «догнала» пуля, но немецкого снайпера, к счастью, не со смертельным исходом.

Не было и придуманных Володарским бандитских «разборок» между штрафниками, как это показано в его скандально известном «Штрафбате», когда вор в законе убивает своего солагерника за какой-то старый тюремный «грех». Но вот совсем другие случаи «самострелов» в период оборонительных боёв перед взятием белорусского Бреста у нас были разоблачены, и с помощью самих же штрафников. Одно время вдруг стали появляться среди штрафников легко раненные осколками в мягкие ткани, как правило, в ягодицы. Ну, а коль скоро штрафник ранен, пролил кровь – значит, искупил свою вину со всеми вытекающими отсюда последствиями. Число таких случаев здесь, в обороне, где время пребывания в штрафбате текло как-то медленнее, стало подозрительным. Особисту нашего батальона через других штрафников, презрительно относившихся к таким «хитрецам», удалось узнать истинные причины и технологию этих ранений.