Снову любовь некрепка, но привычка ей будет опорой:
340 Дай ей пищу и срок — станет крепка и сильна.
Бык, ужасный тебе, к тебе же ласкался теленком,
Дуб, под которым лежишь, тонким тянулся ростком;
Мал бывает родник, но куда ручеек ни польется,
Станет полней и полней, новые воды приняв.
345 Пусть же подруга привыкнет к тебе: привычка всесильна!
Ради привычки такой не поленись поскучать!
Пусть она видит и пусть она слышит тебя постоянно,
Ночью и днем перед ней пусть твое будет лицо.
А как уверишься в том, что она без тебя затоскует,
350 Что и вдали от нее будешь по-прежнему мил,—
Тут-то и отдых устрой. Отдохнувши, земля урожайней,
И пересохшим полям в радость бывают дожди.
Рядом дыша с Демофонтом, Филлида о нем не страдала,
А как отчалил он вдаль,— вспыхнула жарким огнем.
355 Дальним скитаньем Улисс тревожил тоску Пенелопы,
И, Лаодамия, твой был вдалеке Филакид.
Но берегись, не просрочь! Угасают со временем страсти,
Дальний забудется друг, новая встанет любовь.
Чтобы утешить печаль о далеком своем Менелае,
360 Пала Елена в ночи гостю на жаркую грудь.
Ах, Менелай, до чего же ты глуп! Одиноко уехав,
Ты оставляешь в дому гостя с женою вдвоем!
Лучше бы ястребу ты, обезумев, доверил голубок,
Лучше бы горным волкам предал овчарню свою.
365 Нет на Елене греха! Не преступен ее соблазнитель!
Он поступил, как любой,— так поступил бы и ты.
Ты ее сделал изменницей, дав им и время и место,
Ты ей указывал путь — и понимала она.
Правда: ведь муж далеко, а гость обходительный близко,
370 И на постели пустой страшно одной ночевать.
Думай, как хочешь, Атрид, а по мне, так Елена невинна:
То, что покладистый муж дал ей, она приняла.
Но ни коричневый вепрь, застигнутый в яростном гневе,
Молниеносным клыком рвущий ретивых собак,
375 Ни над сосущими львятами мать их, безгривая львица,
Ни под неловкой пятой змейка, таящая яд,
Так не бывают страшны, как страшна, услыхав об измене,
Женщина в гневе своем: сердцем и взглядом горя,
Рвется к огню и мечу, забывает стыдливость и чинность,
380 Словно почуяв удар от Аонийских рогов.
Вот Фасианка — она, по-варварски мстя за измену,
Кровью любимых детей брачный омыла позор.
Вот и другая жестокая мать — ты ласточку видишь,
Кровь у нее запеклась вечным клеймом на груди[64].
385 Так расторгает любовь крепчайшие скрепы и связи,—
Вот почему для мужчин эта опасна вина.
Но не подумай, что мой приговор: «Будь верен единой»,—
Боже тебя сохрани! Это и в браке невмочь.
Нет; но резвясь, умейте таить свои развлеченья:
390 Ежели грех за душой — право, молва ни к чему.
И не дари подарков таких, чтобы стали приметой,
И постоянного дня не отводи для измен,
И, чтоб тебя не сумели застичь в знакомом приюте,
Разным подругам для встреч разное место назначь.
395 А сочиняя письмо, перечитывай каждую строчку:
Женщины видят в словах больше, чем сказано в них.
Да, удар за удар воздает, сражаясь, Венера,
И заставляет терпеть, что претерпела сама.
Жил при супруге Атрид, и была непорочна супруга,
400 Только по мужней вине злою преступницей став.
Слух до нее доходил и про Хрисову дочь[65], о которой
Тщетно отец умолял, лавры повязкой овив,
Слух доходил и о горе твоем, Лирнессийская дева[66],
Чей обернулся увод стыдной задержкой войны;
405 Все же это был слух, а Кассандра явилась воочью —
Сам победитель своей пленницы пленником был.
Тут-то Тиндарова дочь и открыла Фиестову сыну[67]
Сердце и ложе свое — тут-то и грянула месть.
Сколько, однако, греха ни скрывай, всего ты не скроешь;
410 Но и попавшись врасплох, все отрицай до конца.
Будь не более ласков и льстив, чем бываешь обычно:
Слишком униженный вид — тоже ведь признак вины.
Но не жалей своих сил в постели — вот путь к примиренью!
Что у Венеры украл, то вороти ей сполна.
415 Многим известен совет: принимать сатурейские травы,
Вредные травы: по мне, это опаснейший яд;
Или советуют с перцем принять крапивное семя,
Или растертый пиретр во многолетнем вине;
Но не желает таких побуждений к любовным утехам
420 Та, чью обитель хранит тень Эрицинских холмов.
Белый ешь пеласгийский чеснок Алкафоевых севов[68]
И бередящую ешь травку из наших садов;
Мед с Гиметтской горы[69] не вредит, полезны и яйца,
И помогает орех с веток колючей сосны.
425 Но перестань, Эрато, вникать в ведовскую ученость!
Ближе лежат рубежи бегу квадриги моей.
Я говорил тебе, как утаить от подруги измену,
Я же теперь говорю, как показать ее въявь.
Не торопись меня обвинять в легкомыслии вздорном —
430 Ведь и ладью по волнам разные ветры несут:
То нас фракийский Борей, то Эвр подгоняет восточный,
То под полотнищем Нот, то заполощет Зефир.
Или взгляни, как на конских бегах то отпустит возница
Вожжи, то, вновь натянув, сдержит летящих коней!
435 Женщины есть и такие, кому наша преданность в тягость:
В них угасает любовь, если соперницы нет.
Изнемогает порою душа, пресытившись счастьем,
Ибо не так-то легко меру в довольстве хранить.
Словно огонь, в горенье своем растративший силы,
440 Изнемогая, лежит, скрывшись под пеплом седым,
Но поднеси ему серы — и новым он пламенем вспыхнет,
И засияет опять ярко, как прежде сиял,—
Так и душа замирает порой в нетревожимой лени:
Острым кресалом ударь, чтоб разгорелась любовь!
445 Пусть изведает страх, пусть теплая станет горячей.
Пусть побледнеет в лице, мнимой измены страшась!
О, четырежды счастливы, о, неисчетно блаженны
Те, чья обида могла милую деву задеть,
Чтобы она, об измене твоей услыхав боязливо,
450 Бедная, пала без чувств, бледная, пала без слов!
Мне бы такую любовь, чтоб, ревнуя, меня не жалела,
Чтобы ногтями рвалась и к волосам и к щекам,
Чтобы взглянула — и в плач, чтоб яростным взором сверкала,
Чтоб ни со мной не могла, ни без меня не могла!
455 Спросишь, а долго ли ей о тебе стенать и метаться?
Нет: подолгу томясь, слишком накопится гнев.
Ты ее пожалей, обвей ее белую шею,
Пусть она, плача, к твоей жаркой приникнет груди;
Слезы уйми поцелуем, уйми Венериной лаской —
460 Так, и только так, миром закончится брань.
Вволю побуйствовать дай, дай ненависть вылить воочью
И укроти ее пыл миром на ложе утех.
Там — согласия храм, там распря слагает оружье,
Там для блага людей в мир рождена доброта.
465 Так, побранясь, голубок и голубка сольются устами
И заворкуют вдвоем, нежную ласку суля.
В первоначальные дни всё смешано было в природе:
Звезды, море, земля — всё это было одно.
Время, однако, пришло, и хаос разъялся бесплодный:
470 Небо взошло над землей, сушу вода облегла,
Лес населило зверье, воздух принял летучую птицу,
Стаи чешуйчатых рыб скрылись в текучей воде.
Род человечий тогда бродил по степям одиноким,
Грубым телом могуч, полон нетраченых сил:
475 Лес ему — дом, трава ему — корм, листва ему — ложе;
И человека не мог, встретясь, узнать человек.
Но, говорят, укротила любовь их дикие души —
Там, где друг с другом сошлись женский и мужеский род.
Что они делали, в том ненадобен был им наставник:
480 И без науки любовь сладкий вершила их труд.
Птица с птицей в любви; меж рыб, в пучинах живущих,
Для обоюдных услад самка находит самца;
Лань за оленем идет; змея пленяется змеем;
Даже собаку и пса вяжет любовная связь;
485 Рада барану овца; быком наслаждается телка;
Для плосконосой козы сладок нечистый козел;
И за своим жеребцом кобылица, беснуясь, несется
Через просторы полей и преграждающих рек.
Будь же смелей! Чтобы боль укротить красавицы гневной,
490 Из всевозможных лекарств лучшее есть при тебе.
Это лекарство сильней Махаоновых зелий целебных,
Чем прогневил госпожу, тем же прощенье добудь.
Так я пел мою песнь; вдруг вижу я лик Аполлона,
Вижу, касается он лиры своей золотой;
495 Лавры в простертой руке, и лавром увенчан священный
Лоб: певец и пророк взорам моим предстоит.
И возвещает он так: «Шаловливый наставник влюбленных!
Путь питомцев своих к храму направь моему,