Читать интересную книгу Впусти меня - Йон Линдквист

Девочка повела бровями, наморщив лоб, и на мгновение показалась ему гораздо, гораздо старше своих лет. Как дряхлая старушка, которая вот-вот расплачется.

— Я забыла, как это делается.

Девочка резко развернулась и направилась к дому. Оскар стоял и смотрел ей вслед. Он был уверен, что ей придется потянуть за ручку обеими руками, чтобы открыть тяжелую дверь подъезда. Но она открыла дверь одной рукой, причем распахнула ее с такой силой, что та ударилась о металлический стопор и захлопнулась за ее спиной.

Он сунул руки в карманы куртки, и ему стало грустно. Он вспомнил Бобби. Как он лежал в гробике, сколоченном отцом. На уроке труда Оскар смастерил крест, сломавшийся при первой же попытке вбить его в промерзшую землю.

Надо будет сделать новый.

Пятница, 23 октября

Хокан опять ехал на метро в центр. Десять купюр по тысяче крон лежали в его кармане, свернутые трубочкой и перетянутые резинкой. Он сделает на них что-нибудь хорошее. Спасет кому-нибудь жизнь.

Десять тысяч крон — большие деньги, и если, как уверяет реклама благотворительного фонда «Спасите детей!», тысяча крон может прокормить целую семью в течение года, то уж наверняка десять могут спасти чью-то жизнь в Швеции.

Но чью? Где их искать?

Не отдавать же деньги первому встречному наркоману, в надежде… ну нет. К тому же ему хотелось, чтобы это был кто-нибудь помоложе. Хокан понимал, что это смешно, но в идеале ему представлялся плачущий ребенок, каких изображают на плакатах. Ребенок, со слезами на глазах принимающий деньги, а потом… Что потом?

Он вышел на станции «Оденплан», сам не зная почему, и направился к городской библиотеке. В те времена, когда он еще жил в Карлстаде и преподавал шведский в старших классах, в узких кругах поговаривали, что стокгольмская городская библиотека… хорошее место.

Лишь при виде круглой башни библиотеки, знакомой по фотографиям из книг и газет, он понял, почему он здесь. Потому что это было «хорошее место». Кто-то из их компании, вроде бы Герт, рассказывал, что здесь можно всегда кого-нибудь снять и как это происходит.

Он никогда раньше этого не делал. Не платил за секс.

Однажды Герт, Торни и Уве привели мальчика, чью мать кто-то из приятелей Уве вывез из Вьетнама. Мальчику было лет двенадцать, и он прекрасно знал, чего от него ожидали, — ему за это платили неплохие деньги. Но Хокан так и не смог себя заставить. Он потягивал свой баккарди с колой, откровенно любуясь обнаженным телом мальчика, пока тот крутился и вертелся в комнате, где они собрались.

Но на большее его не хватило.

Мальчик отсосал всем по очереди, но, когда дело дошло до Хокана, у него все сжалось внутри. Уж слишком это было… мерзко. В комнате пахло похотью, спиртом и затхлостью. На щеке мальчика поблескивала капля спермы Уве. Мальчик уже склонился было над его ширинкой, но Хокан оттолкнул его голову.

В его адрес посыпались насмешки, даже угрозы. Он стал свидетелем, а должен был быть соучастником. Они высмеивали его щепетильность, но дело было не в ней. Просто все это казалось ему невероятно грязным. Комната в съемной квартире Оке, четыре непарных кресла, специально расставленных в ряд ради такого случая, попса, орущая из проигрывателя.

Он заплатил свою долю и навсегда порвал с той компанией. В конце концов, у него оставались журналы, фотографии и фильмы. Этого хватало. Возможно, дело было действительно в принципиальности, которая в тот раз проявила себя как брезгливость.

Зачем же тогда я иду в городскую библиотеку?

Можно, конечно, взять какую-нибудь книгу. Пожар три года назад поглотил всю его жизнь, в том числе и книги. Да. Он возьмет «Драгоценность королевы» Альмквиста, прежде чем совершить свое доброе дело.

В этот ранний час народу в библиотеке было не много. В основном пожилые люди и студенты. Он сразу нашел нужную книгу, прочитал первые слова:

Тинтомара! Две вещи белы как снег.Девственность — и мышьяк, —

и вернул ее на полку. У него возникло неприятное чувство. Книга напоминала о его былой жизни.

Он обожал этот роман, разбирал его с учениками. Прочитал первые строки, и ему сразу захотелось очутиться с книгой в кресле. И чтобы оно стояло в его собственном доме — доме с обширной библиотекой, и чтобы у него снова была работа и много еще чего… Однако он обрел любовь, и теперь она диктовала условия. Так что прощай, кресло.

Он потер ладони, словно желая стереть с них следы книги, которую только что держал в руках, и перешел в боковой зал.

Длинные столы, люди, погруженные в чтение. Слова, слова, слова. В самом конце зала сидел паренек в кожаной куртке и раскачивался на стуле, рассеянно листая книгу с картинками. Хокан подошел ближе и сделал вид, что изучает полку с литературой по геологии, время от времени поглядывая на подростка. В конце концов тот поднял голову, поймал его взгляд и приподнял бровь, словно спрашивая: хочешь?

Нет, он не хотел. Пареньку было лет пятнадцать, у него было плоское восточноевропейское лицо в прыщах и узкие, глубоко посаженные глаза. Хокан пожал плечами и вышел из зала.

Парень догнал его на улице у входа в библиотеку, сделал жест большим пальцем, словно чиркая зажигалкой, и спросил:

— Есть прикурить?

Хокан покачал головой:

— Don't smoke.

— ОК.

Подросток достал пластмассовую зажигалку, прикурил сигарету и, прищурившись, посмотрел на него сквозь дым:

— What you like?

— No, I…

— Young? You like young?[5]

Он отошел от подростка, подальше от входа, откуда мог появиться кто угодно. Ему нужно было подумать. Он не предполагал, что все так просто. До сих пор это было игрой — он хотел проверить, правду ли говорил Герт.

Парень пошел следом и нагнал его возле каменной стены:

— How? Eight, nine? Is difficult, but…

— NO![6]

Неужели он выглядит таким извращенцем? Хотя все это глупости. В том, как выглядели Уве и Торни, не было ровным счетом ничего особенного. Обычные люди с обычными профессиями. Только Герт, прожигавший огромное наследство, оставленное отцом, и способный позволить себе все что угодно, после многочисленных поездок за границу со временем приобрел довольно мерзкий вид. Одрябшие мышцы рта, мутные глаза.

Мальчик умолк, озадаченный его реакцией, и смерил его взглядом прищуренных глаз. Затянулся, бросил сигарету на землю, затоптал ее и вопросительно вскинул руки:

— What?

— No, I'm just…

Мальчик приблизился на полшага:

— What?

— I… maybe… twelve?

— Twelve? You like twelve?

— I… yes.

— Boy.

— Yes.

— Okaey. You wait. Number two.

— Excuse me?

— Number two. Toilet.

— Oh. Yes.

— Ten minutes.[7]

Мальчик застегнул молнию куртки и скрылся за дверью.

Двенадцать лет. Кабинка номер два. Десять минут.

Это было очень, очень глупо. А вдруг появится полицейский? Наверняка они прекрасно знают, что здесь творится, после стольких-то лет. Ну вот и все. Они тут же найдут взаимосвязь с делом, провернутым позавчера, и ему придет конец. Он не может на это пойти.

Просто сходи в туалет и посмотри, что там.

В туалете никого не было. Писсуар и три кабинки. Кабинка номер два, соответственно, средняя. Он бросил в замок одну крону, открыл дверь и вошел. Заперевшись, он сел на унитаз.

Стены кабинки были исписаны всякой пошлятиной. Довольно неожиданно для центральной библиотеки. Кое-где попадались литературные цитаты вроде:

HARRY ME, MARRY ME, BURY ME, BITE ME.[8]

Но в основном это были непотребные рисунки и стишки:

Лучше смерть в канале, чем хуй в анале.Не ссы — сними трусы! —

а также огромное количество телефонных номеров, предлагавших всевозможные услуги. Под парой из них даже стояли подписи — судя по всему, настоящие, а не розыгрыш.

Ну? Хотел посмотреть — посмотрел. А теперь иди. Кто знает, что там мутит этот пацан в кожаной куртке.

Он встал, помочился, снова сел. Зачем он это сделал? Ему ведь, в общем, не надо было. Но он знал ответ.

На всякий случай.

Открылась входная дверь. Хокан затаил дыхание. В глубине души он надеялся, что это полиция. Здоровенный полицейский, который выбил бы дверь в туалет и как следует отделал его дубинкой, прежде чем забрать в отделение.

Шепот, мягкие шаги, тихий стук в дверь.

— Да?

Снова стук. Он сглотнул слюну, комом стоявшую в горле, и открыл дверь.

Перед ним стоял мальчик лет одиннадцати-двенадцати. Светлые волосы, лицо луковицей. Тонкие губы, большие голубые глаза с отсутствующим выражением. Красный пуховик на пару размеров больше, чем нужно. За его спиной стоял тот самый парень в кожаной куртке. Он растопырил пятерню.