Читать интересную книгу Гнёт ее заботы - Тим Пауэрс

Кроуфорд открыл было рот, чтобы напомнить ему, что место называлось Бэксхил-он-си, но теперь, когда вернулась хоть незначительная толика веселья, он не хотел казаться занудой. ― Что-то вроде того, ― сухо ответил он, когда они завернули недоеденное и направились обратно, туда, где возле экипажа их ждал нанятый кучер.

Дорога наконец-то выбралась на открытую местность. Экипаж трясся, следуя вдоль каменных дамб Брайтона и Хоува, и слева от них раскинулось море. Бойд делал пренебрежительные замечания по поводу маленьких лодочек, чьи цвета слоновой кости паруса были словно выгравированы на лазоревых волнах. И, даже когда они свернули от моря, следуя по дороге на Льюис, пролегающей через Саут-Даунс[40], по обеим сторонам простирались бескрайние зеленые луга, а огораживающие поля стены были совсем невысокими.

В пути с ними случилось лишь одно неприятное происшествие. Они проезжали мимо северного склона Виндовер Хилл[41], когда Кроуфорд очнулся от беспокойной дремоты и увидел гигантскую фигуру мужчины, грубо вырезанную на меловом склоне далекого холма. Он тотчас подхватился, изготовившись на сиденье, и схватился за дверь, словно собирался выпрыгнуть из экипажа, а затем побежать обратно к морю, но Бойд поймал его и толкнул обратно на сиденье.

Кроуфорд испуганно уставился на фигуру, и его попутчики оглянулись, чтобы увидеть, что могло его так взволновать.

― Да ради бога, Майк, ― нервно сказал Бойд, ― это же просто древняя саксонская фигура на холме, здесь такие повсюду. Этого парня зовут Вильмингтонский верзила[42]. Это просто…

Великан из Вильмингтона

Все еще до конца не проснувшийся Кроуфорд перебил его ― Почему он следит за нами? ― прошептал он, вглядываясь через разделявшие их мили фермерских земель на бледный контур на холме.

― Тебе просто приснился сон, ― немного резко сказал Аплтон. ― Зачем ты пил, если после этого тебе снятся такие сны? Он вытащил из кармана пальто фляжку, как следует к ней приложился, а затем наклонился вперед и приказал кучеру ехать быстрее.

Позже, после полудня, они миновали первый из стоящих на отшибе каменно-соломенных коттеджей Бэксхил-он-си. Еще несколько миль и они были посреди затененных улочек города, проезжая мимо ряда опрятных домиков 17-го века, построенных из местного медового оттенка известняка. Границы дворов и улочек были украшены цветами, а дом, у ворот которого они остановились, был едва виден с дороги, из-за тысяч красных и желтых роз, усыпающих длинные плети, обвивающиеся вокруг стоек изгороди.

Когда Кроуфорд выбрался из экипажа на траву, сидевший у ворот мальчишка вскочил на ноги и припустил через лужайку по направлению к дому. Спустя несколько мгновений неожиданный скорбный вой волынки вспугнул птиц с деревьев над головой, и Аплтон, который вслед за Кроуфордом вылез из экипажа и пытался разгладить помятый пиджак, вздрогнул, когда его услышал.

― Что это, кровавое жертвоприношение? ― любезно осведомился он. ― Может какой-нибудь друидский обряд намечается?

― О, нет, ― поспешно вскинул руки Кроуфорд, ― э-э, это должна быть традиционная Шотландская церемония, как я понимаю. Оконечность острова, конечно, не та, но…

― Иисусе, ― обеспокоено вставил Бойд, ― надеюсь, они не собираются заставить нас есть эти набитые бараньи желудки? Как там они их называют? Хавок[43]?

― Хаггис[44]. Нет, еда будет обычной, но… ох, они насурьмят брови Джулии[45], и я послал заранее полную банку хны[46], для того чтобы подружки невесты могли разукрасить ее ступни, после того как они их вымоют…

Он потянулся к багажному отделению экипажа за своим чемоданом, а затем застыл.

― Эй, Майк, ― позвал Бойд, перегибаясь через борт экипажа и хватая Кроуфорда за плечо, ― ты часом не заболел? Ты внезапно побледнел как рассветные небеса.

Кроуфорд вздрогнул, но затем продолжил прерванное движение. Трясущимися пальцами он начал ослаблять удерживающие багаж кожаные ремни. ― Н-нет, я в порядке, ― сказал он. ― Я просто… вспомнил кое-что.

Упоминание о мытье ног воскресило спавшие доселе воспоминания о прошлой ночи ― Он отмыл ноги, а также снял грязные брюки, после того, как сбежав от статуи, забился в свою комнату. И не прибирался он совсем не из-за какой-то там брезгливости, как подумал позже, а из-за необъяснимого ужаса перед Сассекской грязью. Так что не было никаких сомнений, он выходил наружу еще раз… по меньшей мере. Он порылся в памяти в поисках каких-нибудь воспоминаний об этом, но остался ни с чем.

«Мог ли он снова отправиться искать кольцо»? Этот вопрос испугал его, как только он себе его задал, так как подразумевал, что могла существовать какая-то другая причина. Он заставил себя сосредоточиться на отвязывании багажа.

Из дома начали выходить люди. Кроуфорд опознал священника, который угощал его и Джулию чаем в местном приходе две недели назад. Позади него стоял отец Джулии, а дама в голубой бархатной накидке ― чья шаркающая походка подводного существа была, как он решил, результатом нежелания смотреть вниз, на каменные ступеньки, из страха растрепать высокую усыпанную розами прическу ― должно быть была тетей Джулии, хотя раньше Кроуфорд видел ее только в домашнем платье, с волосами, стянутыми в тугой узел.

«А хмурящаяся девушка, держащаяся позади, ― осторожно прикидывал он, ― должно быть Джозефина ― сестра-близняшка Джулии. Они, безусловно, похожи, но она такая худая, и почему она так сутулит плечи? Может, это та самая защитная „механическая‟ поза, которую как говорила Джулия, она принимает в стрессовых ситуациях. В таком случае, это еще менее привлекательно, и гораздо менее забавно, чем она мне описывала».

Отойдя от экипажа пахнущего кожей и мясным пирогом, он впервые ощутил сельские запахи Восточного Сассекса ― запах глины, благоухание цветов и легкий запашок от далекой сыроварни. Все это было так далеко от мускусного запаха больных людей и резкого зловония вымытых уксусом больничных стен.

Он освободил свои чемоданы и поставил их на край посыпанной гравием дороги, где как раз примчавшийся обратно мальчик, подхватил их и раскачивающейся, семенящей походкой потащил багаж в сторону дома. Помня, что Джозефина не одобряет того, что ее сестра выходит замуж за врача ― тем более за врача, который в настоящее время специализируется в области медицины, что традиционно была уделом не имеющих медицинского образования бабок ― Кроуфорд сделал вид, что не заметил ее, и вместо этого демонстративно приветствовал ее отца и тетю.

― Джулия наверху, ― сказал ее отец, сопровождая новоприбывших к дому, ― беспокоится по поводу своих волос и одежды. Ну, ты знаешь этих невест. Кроуфорду показалось, что Джозефина что-то проворчала за его спиной, и тогда старик, казалось, сообразил, что сказал что-то неловкое. ― Ну как… ох… я просто хотел сказать…

Кроуфорд натянуто улыбнулся. ― Я уверен, ей не нужно волноваться о таких вещах, сказал он. ― Сколько я ее видел, она всегда выглядит, по меньшей мере, великолепно.

Видимо торопясь оставить в прошлом непреднамеренное упоминание о первой жене Кроуфорда, старый мистер Кармоди поспешно закивал, подмигивая и улыбаясь. ― О, несомненно, несомненно. Просто вылитая покойная мать.

Кроуфорд оглянулся назад, на дорогу и экипаж, когда мистер Кармоди сказал это, и поэтому увидел, как выражение вытянутого лица Джозефины мгновенно сменилось с озлобленного на отсутствующее. Она продолжала идти, но ее руки и ноги словно одеревенели, а голова, когда она отвернулась, переместилась одним резким рывком, словно это был мгновенный бросок паука. Ее широко раскрытые ноздри побелели. Судя по всему, это и была ее механическая поза.

Он посмотрел на ее отца, ожидая новых извиняющихся бормотаний, чтобы замять то, что было очевидно другой щекотливой темой, но старик ковылял в неведенье, ухмыляясь и качая головой на какое-то замечание отпущенное Аплтоном.

Кроуфорд удивленно вскинул брови. Пожилой отец совсем не казался невнимательным или беспечным, но, несомненно, если тема смерти его жены была столь очевидно травмирующей для одной из его дочерей, должен же он был когда-то это заметить? В конце концов, для этого у него было целых двадцать лет, прошедших с тех пор, как мать близняшек умерла от потери крови, спустя несколько минут после того, как родила Джозефину, вторую из них.

Очутившись внутри, путешественники получили по кружке сидра и тарелке с хлебом и сыром, и, пока они разбирались с этой нехитрой снедью, они с притворным наслаждением слушали юношу, исторгающего душераздирающие мелодии из волынки. В конце концов, мистер Кармоди прервал сольный концерт и предложил показать гостям их комнаты.