Читать интересную книгу Копи царя Соломона - Генри Хаггард

– Пора! – скомандовал я потихоньку.

Бум! Бум! Бум! – выпалили один за другим наши тяжелые карабины, и слон, намеченный сэром Генри, повалился как сноп на землю мертвым: пуля угодила ему в самое сердце. Мой слон упал на колени, и я уже думал, что ему пришел конец, как вдруг он вскочил и бросился бежать как раз мимо меня. Я всадил ему еще одну пулю в ребра, и на этот раз он упал совсем. Тогда я поспешно зарядил карабин двумя новыми патронами, подбежал к нему и прекратил страдания бедного животного, пустив ему пулю в упор прямо в голову. Затем повернул к Гуду, чтобы посмотреть, как он справился со своим огромным слоном; я слышал, как тот вопил от боли и ярости, пока я добивал своего. Подойдя к капитану, я застал его в самом возбужденном состоянии. Оказалось, что после первого выстрела слон бросился прямо на охотника, который едва успел отскочить в сторону, после чего разъяренное животное бешено промчалось дальше, по направлению к нашему лагерю.

Между тем остальное стадо удирало с громом и треском в другую сторону, обуреваемое диким ужасом.

С минуту мы совещались о том, что нам делать: отправиться ли по следам раненого слона или преследовать стадо. Наконец мы решились на последнее и тронулись в путь, думая, что слона с большими бивнями нам больше не видать как своих ушей. С тех пор я пожалел не один раз о том, что этого не случилось. Преследовать слонов было необыкновенно удобно, потому что они оставляли за собой такую широкую дорогу, что хоть в карете поезжай, и в своем безумном бегстве примяли и растоптали кустарники, точно легкую траву тамбуки. Но угнаться за ними было не так-то легко, и, прежде чем мы их опять нашли, нам пришлось тащиться два часа с лишним под палящим солнцем. Все слоны, кроме одного, сбились в кучу, и сейчас было заметно по их беспокойному виду и по тому, как они поднимали хобот и нюхали воздух, что они настороже и чуют недоброе. Одинокий слон стоял по сю сторону стада, шагов за пятьдесят от него, и, очевидно, сторожил. От нас он был немного дальше, чем от своих. Рассудив, что он легко может нас увидеть или почуять по ветру и спугнуть всю остальную компанию, если мы попробуем подойти ближе (тем более что место было довольно открытое), мы прицелились в него втроем и выстрелили все разом.

Все три заряда попали в цель, и грозное животное замертво рухнуло наземь. Тогда стадо снова обратилось в бегство, но, на беду, ему встретилось нуллах, то есть высохшее ложе ручья с очень крутыми берегами, местоположение, очень похожее на то, в котором убили принца[7] в стране зулусов.

Сюда-то и устремились злополучные слоны, так что, когда мы подошли к краю обрыва, мы застали их в неописуемом смятении: они тщетно карабкались на противоположный берег, наполняли воздух дикими криками, трубили, ревели и нещадно толкали друг дружку, в эгоистическом стремлении спастись в ущерб ближним – точь-в-точь как люди. Теперь мы могли пострелять в свое удовольствие и принялись палить взапуски кто во что горазд. Мы убили пять слонов и перестреляли бы, вероятно, все стадо, если бы они вдруг не перестали карабкаться на тот берег и не догадались бежать прямо вдоль ложа ручья. Мы так устали, что решились их не преследовать; к тому же нам опротивела эта бойня: кажется, довольно было восьми слонов на один день. Итак, после того как мы немножко отдохнули, а кафры вырезали два слоновых сердца нам на ужин, мы отправились восвояси, очень довольные собой, и решили прислать сюда на другой день носильщиков, чтобы вырезать слоновьи бивни.

Вскоре после того, как мы прошли то место, где Гуд ранил своего патриарха, нам попалось навстречу стадо ланей, по которым мы, впрочем, не стреляли, так как у нас и без того было довольно мяса. Они пронеслись мимо нас и остановились за небольшой рощицей, откуда стали нас разглядывать. Гуд, никогда не видевший их вблизи, непременно захотел посмотреть на них поближе. Он отдал свой карабин Омбопе и отправился в рощицу в сопровождении Хивы. А мы уселись отдыхать в ожидании его возвращения, очень довольные этим предлогом.

Как раз в эту минуту солнце стало садиться в полном блеске своих багряных лучей, и мы с сэром Генри любовались этим восхитительным зрелищем, как вдруг раздался рев слона, и на фоне пламенно-багрового солнечного диска вырезался перед нами его гигантский силуэт с поднятыми кверху хоботом и хвостом. Еще секунда – и нам предстало новое зрелище, а именно Гуд и Хива, бегущие к нам во всю прыть и преследуемые раненым слоном: это был тот самый. Сначала мы не решились стрелять (да оно бы ни к чему и не привело на таком расстоянии), опасаясь, что попадем в одного из них; а затем произошло нечто ужасное. Гуд пал жертвой своего щегольства – пристрастия к европейской одежде. Если бы он решился расстаться со своими узкими панталонами и гетрами, как сделали мы, и охотиться просто во фланелевой рубашке и полевых лаптях, все обошлось бы благополучно; но теперь тесные панталоны только затрудняли его отчаянное бегство, и в довершение всего шагах в шестидесяти от нас он поскользнулся из-за своих дурацких ботинок со скользкими, отполированными травой подошвами, и растянулся на траве как раз перед самым слоном.

У нас просто дух захватило от ужаса: мы знали, что он сейчас умрет, и бросились к нему что было силы. В три секунды все было кончено, но совсем не так, как мы думали. Храбрый Хива видел, как упал его господин, и в одну минуту обернулся и со всего размаху бросил свой ассегай (род кинжала) прямо в голову слона. Кинжал вонзился в хобот.

От боли зверь испустил яростный рев, схватил несчастного зулуса, ударил его оземь и, наступив своей огромной ногой ему на грудь, обвил хоботом нижнюю часть его тела и разодрал его надвое. Мы бросились к нему, почти обезумев от ужаса, и принялись палить в слона как попало, пока он не повалился рядом с останками несчастного зулуса. Что до Гуда, он сейчас же вскочил и в отчаянии ломал руки над телом отважного мальчика, который пожертвовал своей жизнью, чтобы спасти его. Даже я почувствовал, что мне точно что-то сдавило горло; а уж кажется, человек бывалый. Омбопа стоял и созерцал огромный труп мертвого слона и изуродованные останки бедного Хивы.

– Что ж, – произнес он наконец, – он мертв; но зато он умер как мужчина!

V

Наше путешествие в пустыне

Мы убили девять слонов, и нам пришлось употребить два дня, чтобы вырезать бивни, перетащить их на место и тщательно закопать в песок под огромным деревом, которое было заметно издали на несколько миль в окружности. Это была удивительно богатая добыча слоновой кости. Я такой просто не припомню, если сообразить, что каждый клык весил средним числом от сорока до пятидесяти фунтов. Насколько мы могли судить, одна пара клыков того великана, который убил бедного Хиву, весила около ста семидесяти фунтов.

Что касается самого Хивы, мы зарыли то, что от него осталось, в норе муравьеда и, по обычаю, положили с ним ассегай, чтобы ему не пришлось оставаться безоружным на пути в лучший мир. На третий день мы отправились дальше в надежде, что когда-нибудь вернемся и откопаем свою слоновую кость. После длинного, утомительного путешествия и целого ряда приключений, которых не сто́ит описывать, мы добрались в свое время до селения Ситанда-Крааль, настоящего исходного пункта нашей экспедиции, расположенного вблизи реки Луканги. Как сейчас помню наше прибытие в это место. Направо виднелись разбросанные хижины туземцев, несколько каменных лачуг для скота и ниже, у самой воды, полоски обработанной земли, на которой эти дикари высевают свои скудные запасы зернового хлеба. За рекой расстилались обширные луга, поросшие высокой травой. Налево лежала широкая пустыня. Казалось, что селение стои́т на самой границе плодородной местности, занимая последний клочок удобной земли. Под самым местом нашей стоянки протекал небольшой ручеек, а за ним возвышалась каменистая покатость, та самая, на которую карабкался бедный дон Хосе Сильвестра двадцать лет тому назад, вернувшись после своих бесплодных попыток проникнуть в Соломоновы копи.

За этой покатостью начиналась безводная пустыня, поросшая каким-то дрянным кустарником.

Когда мы разбили лагерь, вечер уже приближался, и огромный огненный шар солнца склонялся в пустыню, наполняя все ее неизмеримое пространство разноцветными огнями лучей. Предоставив Гуду распорядиться устройством нашего маленького бивака, я позвал с собой сэра Генри, и мы взошли на вершину каменистого склона, который поднимался против нас, и остановились, обозревая пустыню. Воздух был очень чист и прозрачен, и на горизонте далеко-далеко от нас можно было различить туманные голубые очертания великих Сулимановых гор, увенчанных снегами.

– Смотрите, – сказал я, – вон они, эти неприступные стены, которые окружают Соломоновы копи. Кто знает, приведется ли нам когда-нибудь взобраться на них!

– Верно, мой брат уже там, а если он там, то и я как-нибудь до него доберусь, – сказал сэр Генри с той спокойной уверенностью, которая всегда его отличала.