разложения. Вонвальт и врач стояли в дальнем конце комнаты рядом с единственным занятым столом, и Вонвальт прижимал к носу лавандовый платок.
– Мистер Макуиринк как раз рассказывал, как нашли тело, – сказал Вонвальт, когда мы подошли.
– Да, что ж, сын Тома Бевитта нашел ее у врат Сегамунда, там, где река вытекает из города. Она зацепилась за корень в воде, – сказал врач. Старик был сутулым, седовласым и усатым. Казалось, что забота о других вытянула из него все жизненные силы. Тощий, похожий на нищего, он совсем не походил на пухлых аптекарей, которых я видела прежде. – Чудо, что ее вообще нашли, – подводное течение очень мощное. То, что попадает в Гейл, редко находится снова.
– Кому мальчик сообщил об этом? – спросил Вонвальт.
– А никому сообщать и не пришлось. На его вопли сбежалась половина восточной части города. Стражники выловили ее из воды. Принесли сюда.
– И больше к телу никто не прикасался?
– Никто, милорд. Кроме меня, конечно же, и то лишь для того, чтобы ее уложить. – Врач махнул рукой. – И посмотреть на рану.
Побуждаемая нездоровым любопытством, я посмотрела туда, куда указывал врач. Впрочем, вид мертвецов меня особенно не тревожил; все-таки я была сиротой Рейхскрига, хорошо знакомой со смертью. Толсбург стал сованской провинцией еще до моего рождения, однако последствия войны – нехватка еды, борьба за власть и последние восстания – стали сходить на нет, лишь когда мне было лет десять. Только тогда жизнь пришла в некое подобие нормы. В те ранние годы моей жизни люди часто сражались и гибли, причем не только в Толсбурге. Теперь мне было уже почти два десятка, и за это время три большие страны – королевство Венланд и герцогства Денхольц и Ковоск – покорились сованским Легионам. Помимо них в Империю входили родина Вонвальта, Йегланд, лежавшая к западу от Толсбурга, и родина Брессинджера, Грозода, находившаяся на юге. Империя поглотила их тридцать лет назад, когда Вонвальт и Брессинджер были еще юношами. Исконно сованскими же землями были Сова, княжество Кжосич, Эстре и Гулич. Объединив все эти земли, Империя стала больше, чем когда-либо, и насчитывала почти сто миллионов подданных, живших под бдительным присмотром Двуглавого Волка.
Женщина на столе выглядела примерно лет на сорок; мертвенно-серая, она была одета в зеленое платье с дорогой золотистой парчовой оторочкой. Вода, из которой ее выловили, не пощадила останки, но даже мой нетренированный глаз видел, что умерла она не потому, что утонула.
– Сильный был удар, – заметил Брессинджер, – и били не лезвием и не ребром.
– Вы хорошо разбираетесь в трупах, – сказал врач. Я заметила, как Брессинджер и Вонвальт мельком переглянулись.
– Да уж, – мрачно сказал Вонвальт.
Несколько секунд мы все стояли молча.
– Кто шериф этого города? – спросил Вонвальт.
– Сэр Радомир Дражич, – сказал врач.
– Ему сообщили об убийстве? – спросил Вонвальт.
– Конечно, – сказал врач. – Вся Долина об этом знает. Лорд Бауэр – известный человек, и его жену в городе любили.
– А лорда Бауэра?
Врач заколебался.
– Он известный человек, – подтвердил он.
– А что говорят о шерифе?
– Что он хороший страж закона, но вы не найдете менее приветливого человека, и еще он закоренелый пропойца.
– Я еще не встречал хорошего стража закона, который бы им не был, – заметил Вонвальт, подступив ближе к убитой. Я заметила, что он старается не подходить совсем близко, чтобы не подхватить оспу. Губительные испарения нередко разлетались от трупов, как дым от костра.
– Один-единственный удар в висок, – пробормотал он. – Нанесенный со значительной силой.
– Да, милорд, – сказал врач. – Этот удар наверняка ее и убил. Посмотрите, как разошлась кожа, и череп проломлен. Удар нанесли дубиной или каким-то другим тупым оружием, причем сильной рукой.
– Почему вы решили, что его нанесли не клинком? – спросил Вонвальт. На этот вопрос он наверняка и сам знал ответ. Он просто проверял старого врача.
Мистер Макуиринк указал пальцем на рану.
– Меч или топор прорубил бы и кожу, и кость черепа, отчего на нем осталась бы ровная зарубка. Здесь же ее словно ударили куском гранита. Посмотрите на рисунок трещин в кости и на кожу – она разорвана, а не рассечена.
– У вас большой опыт с подобными ранами?
– Вы вряд ли найдете в Долине Гейл хоть одного ученого медика, которому бы не доводилось иметь дело с подобным. Спасибо за это Рейхскригу.
Вонвальт кивнул. Мы все стояли и смотрели на труп, словно могли заставить его выдать свои секреты, если бы посверлили взглядами подольше. Однако было ясно, что больше мы ничего здесь не узнаем. Леди Бауэр нанесли страшный удар, от которого она, скорее всего, скончалась на месте. Вонвальт был самым старшим представителем закона Империи в городе, и потому, согласно сованскому Закону Старшинства, он имел право провести расследование, а затем и суд.
– Вы нашли еще что-нибудь примечательное, пока осматривали тело? – негромко спросил Вонвальт.
– Ничего, милорд, – ответил врач. Он снова указал на рану. – Ve sama horivic.
«Все так, как вы видите». Слова были произнесены на высоком саксанском, языке правящих классов, но фраза была достаточно расхожей и не нуждалась в переводе.
– Значит, убийство, – сказал Вонвальт.
– Да, – негромко отозвался стоявший рядом Брессинджер.
Мистер Макуиринк взволнованно посмотрел на Вонвальта. Когда он заговорил, его голос был пропитан тревогой:
– Вы примените к ней… свою силу? Я слышал, что некоторые магистраты Империи могут разговаривать с мертвыми.
Вонвальт посмотрел на тело. Затем мягко покачал головой.
– Нет, – сказал он, с грустью окинув леди Бауэр взглядом. – Тело слишком сильно разложилось. Она умерла слишком давно. – Вонвальт помедлил, раздумывая. – Отойдите, – пробормотал он, и все поспешили подчиниться. Вонвальт протянул руку, растопырив пальцы, и указал ладонью на голову леди Бауэр. Его лицо приобрело чуть болезненное выражение, пока он оценивал шансы на успешный сеанс. Через несколько секунд он уронил руку. – Нет. Нет, я даже не стану пытаться.
– Кто знает, что за твари уже успели вонзить в нее свои когти, – пробормотал Брессинджер.
Вонвальт сурово посмотрел на него.
– Следи за языком. О таких вещах не болтают попусту.
Мистер Макуиринк и я беспокойно переглянулись. Прежде чем кто-либо успел сказать что-то еще, Вонвальт заговорил.
– Благодарю вас, мистер Макуиринк, – сказал он и отступил на несколько шагов. – Мы закончили. Вы можете готовить тело к освящению и погребению.
– Хорошо, милорд.
– Вы будете писать отчет? Чтобы зафиксировать свои наблюдения.
– Да, милорд.
– Очень хорошо. Дубайн, где мы остановились?
– У мэра, сир.
Вонвальт снова повернулся к врачу.
– Отправьте ваш отчет мне туда.
– Как пожелаете.
Вонвальт в последний раз посмотрел на тело. Помедлил.
– Что ж, ладно. Мы вас оставим.
Мы