И прихожу к тебе. Ты полон муки,
Но унывать не надо. Мне ль детей
Для радости одной, казалось, было
Не повидать… а разве хоронить
Мне не пришлось – крылатыми стопами
Прославленного сына и звезду
Меж юношей Эллады? Ты же слушай,
Зачем к тебе пришла я.
На алтарь
Дельфийский ты возложишь это тело…
Пусть будет гроб Ахиллова птенца
Укором для дельфийцев, и известно
Да будет всем, что пал он от руки
Орестовой.
А пленницу, – ты понял,
Что Андромаху так зову, – пошли
В молосские пределы, обручивши
Там с Геленом, птенец ее теперь
Последний Эакид, но не угаснет
Молосский род его и славен будет…
И ты, старик, не бойся, кровь твоя
От нас не оскудеет, вечно жить ей,
Как Илион богами не забыт,
Хоть злобою Паллады и разрушен.
Тебя ж, Пелей, чтоб радость ты познал
Божественной невесты, от печали
Освободив юдольной, сотворю
Нетленным я и смерти неподвластным:
Ты будешь жить в Нереевом дому
Со мной, как бог с богинею. Оттуда ж,
Не оросив сандалий, выйдешь ты,
Чтоб посетить на острове Ахилла,
На Белом берегу его чертог
Евксинскими омыт волнами, старец.
Ты мертвого немедля снаряди,
Пелей, в дельфийский город богозданный,
А схоронив его, приди и сядь
В глубокий грот на мысе Сепиады
Старинном; там меня ты ожидай.
Приду туда в веселом хороводе
Я за тобой, старик. А что судьба
Назначила, неси. То Зевса воля.
Богами всем один назначен жребий.
И каждый там читает: ты умрешь.
Пелей
Владычица… О дочь Нерея… Слава
Моя… Моя невеста… Здравствуй, радость.
Ты сделала достойнее тебя,
Тобой рожденного достойное.
О, плакать я забуду, и твои
Мне дороги слова. Похоронивши
Почившего, к пещерам я пойду
У Пелия, где обнял я, богиня,
Твой дивный стан…
О, как бессмыслен тот,
Кто ищет жен с приданым! Благородных
Ищите жен для сыновей, и в дом
Лишь честный дочь отдать ты должен, если
Не хочешь злой жены. И если б все
Так рассуждать могли, то не пришлось бы
И гнева нам бессмертных трепетать.
Уходит в средние двери. Мертвого по знаку его уносят. Видение исчезает.
Хор
(покидает сцену под следующие заключительные анапесты:)
Многовидны явленья божественных сил,
Против чаянья, много решают они:
Не сбывается то, что ты верным считал,
И нежданному боги находят пути;
Таково пережитое нами.
Еврипид
МЕДЕЯ
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦАКормилица (II)
Ясон, царь фессалийский (II)
Эгей,
Дядька (III)
Царь афинский (III)
Медея, жена Ясона (I)
Вестник (II)
Хор коринфских женщин
Сыновья Медеи и Ясона (II, III)
Креонт, царь Коринфа (III) (на сцене – статисты)
Действие происходит в Коринфе, перед домом Медеи. Обычная декорация трагедии. Правый проход изображает улицу, ведущую к дворцам Креонта и Ясона, левый ведет в гавань и за границу.
ПРОЛОГ
Утро. Из дома через левую дверь выходит кормилица.
ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ
Кормилица
О, для чего крылатую ладью
Лазурные, сшибался, утесы
В Колхиду пропускали, ель зачем
Та падала на Пелий, что вельможам,
Их веслами вооружив, дала
В высокий Иолк в злаченых завитках
Руно царю Фессалии доставить?
К его стенам тогда бы и моя
Владычица не приплыла, Медея,
Ясона полюбив безумно, – там
Убить отца она не научала б
Рожденных им и нежных Пелиад,
И не пришлось бы ей теперь в Коринфе
Убежища искать с детьми и мужем.
Пусть гражданам успела угодить
Она в изгнании, и мужу оставалась
Покорною женой[1]… но удел
Медеи стал иной. Ее не любят,
И нежные глубоко страждут узы.
Детей Ясон и с матерью в обмен
На новое отдать решился ложе,
Он на царевне женится – увы!
Оскорблена Медея, и своих
Остановить она не хочет воплей.
Она кричит о клятвах и руки
Попранную зовет обратно верность,
Богов зовет в свидетели она
Ясоновой расплаты.
И на ложе,
От пищи отказавшись, ночь и день
Отдавши мукам тело, сердцу таять
В слезах дает царица с той поры,
Как злая весть обиды поселилась
В ее душе. Не поднимая глаз
Лица, к земле склоненного, Медея,
Как волн утес, не слушает друзей,
В себя прийти не хочет. Лишь порою,
Откинув шею белую, она
Опомнится как будто, со слезами
Мешая имя отчее и дома
Родного, и земли воспоминанье,
И все, чему безумно предпочла
Она ее унизившего мужа.
Несчастие открыло цену ей
Утраченной отчизны.
Дети даже
Ей стали ненавистны, и на них
Глядеть не может мать. Мне страшно, как бы
Шальная мысль какая не пришла
Ей в голову. Обид не переносит
Тяжелый ум, и такова Медея.
И острого мерещится удар
Невольно мне меча, разящий печень,
Там над открытым ложем, – и боюсь,
Чтобы, царя и молодого мужа
Железом поразивши, не пришлось
Ей новых мук отведать горше этих.
Да, грозен гнев Медеи: не легко
Ее врагу достанется победа.
Но мальчиков я вижу – бег они
Окончили привычный и домой
Идут теперь спокойно. А до муки
И дела нет им материнской. Да,
Страдания детей не занимают.
ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ
Справа старый дядька ведет двух мальчиков. Кормилица, дядька и дети.
Дядька
О старая царицына раба!
Зачем ты здесь одна в воротах? Или
Самой себе ты горе поверяешь?
Медея ж как рассталася с тобой?
Кормилица
О старый спутник сыновей Ясона!
Для добрых слуг несчастие господ
Не то же ли, что и свое: за сердце
Цепляется оно, и до того
Измучилась я, веришь, что желанье,
Уж и сама не знаю как, во мне
Явилось рассказать земле и небу
Несчастия царицы нашей.
Дядька
Плачет,
Поди, еще?..
Кормилица
Наивен ты, старик,
Ведь горе то лишь началось, далеко
И полпути не пройдено.
Дядька
Слепая…
Не про господ будь сказано. Своих,
Должно быть, бед она не знает новых.
Кормилица
(живо приближаясь к нему)
Каких? Каких? О, не скупись – открой…
Дядька
Нет, ничего. Так, с языка сорвалось.
Кормилица
(с жестом мольбы)
О, не таи! Касаясь бороды,
Тебя молю: открой подруге рабства.
Ведь, если нужно, мы и помолчать
Сумели бы…
Дядька
Я слышал, – но и виду
Не подал я, что слышу, проходя
У Камешков сегодня, знаешь, где
Старейшины сидят близ вод священных
Пирены. Кто-то говорил, что царь
Сбирается детей с Медеей вместе
Коринфского лишить приюта. Слух
Тот верен ли, не знаю: лучше б, если
Неверен был он.
Кормилица
Что же, и Ясон
До этого допустит? Хоть и в ссоре
Он с матерью, но дети ведь его же…
Дядька
Что ж? Новая жена всегда милей:
О прежней царь семье не помышляет.
Кормилица
Погибли мы… коль, давешней беды
Не вычерпав, еще и эту впустим…
Дядька
Все ж госпоже ее не время знать:
Ты затаишь мои слова покуда.
Кормилица
(к детям, обнимая их)
Вот, дети! Вот каков отец для вас!
Но боги да хранят его! Над нами
Он господин, – хоть, кажется, нельзя,
Чтоб человек больней семью обидел.
Дядька
В природе смертных это. Человек
Всегда себя сильней, чем друга, любит.
Иль новость ты узнала, удивляюсь…
И должен был для этого Ясон
Пожертвовать детьми утехам ложа?..
Кормилица
Идите с Богом, дети, – все авось
Уладится. А ты, старик, подальше
Держи детей от матери – она
Расстроена. Запечатлелась ярость
В ее чертах – и как бы на своих
Не вылилась она, увы! Не стихнет
Без жертвы гнев ее – я знаю. Только
Пускай бы враг то был, а не свои…
Педагог уходит в дверь направо. Кормилица удерживает детей еще на несколько минут.
ПАРОД
Медея
(за сценой)
Увы!
О, злы мои страданья. О!
О, смерть! Увы! О, злая смерть!
ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ
Без дядьки.
Кормилица
(то прижимая к себе детей, то подвигая их к правой двери, куда ушел дядька)
Началось… О дети… Там мать,
Ваша мать свое сердце – увы!
Мечет по воле и гнев
Ярый катает… Подальше
Затаитесь, милые. Глаз
Не надо тревожить ее…
Ни на шаг к ней ближе, о дети:
Вы души ее гордой, и дикой,
И охваченной гневом бегите…
О, скорее, скорее под кровлю…
(Вталкивает их в дверь.)
Это облако стона сейчас
Раскаленная злоба ее
Подожжет… Где предел для тебя,
О сердце великих дерзаний,
Неутешное сердце, коль мука