хрыч Бассет ужинает в вельветовой домашней куртке, весь перед в пятнах от супа. Так что лучше переоденься.
Пожалуй, он прав. Зачем выделяться, это дурной тон. Рискуя потерять твердость духа, я принялся стаскивать фрак. И тут внизу в гостиной раздалось пение, звонкий молодой голос исполнял под аккомпанемент фортепьяно старинную английскую народную песню. Так мне показалось, и показалось правильно, если судить по внешним симптомам. Певица то и дело выкрикивала «Эх, нанни, нанни!» и прочие «тра-ля-ля!».
У Гасси от этих оглушительных звуков глаза за стеклами очков начали дымиться. Чувствовалось, что эта последняя капля переполнила чашу его терпения.
– Стефани Бинг! – с горечью произнес он. – И она еще поет!
Он фыркнул и убежал. Я надел черный галстук, и тут появился Дживс.
– Миссис Траверс, – официально доложил он.
– О, черт! – невольно вырвалось у меня. Я и раньше знал, что она придет, еще до того, как Дживс о ней возвестил, но ведь и несчастный прохожий, попавший под бомбежку, знает, что его убьют, однако, когда бомба на него падает, ему от этого ничуть не легче.
Тетка была чрезвычайно возбуждена – вернее сказать, просто не в себе, и я поспешил со всей любезностью усадить ее в кресло и начал извиняться:
– Простите меня, дражайшая старушенция, ради Бога, простите: я просто не мог прийти к вам. Мы с Гасси Финк-Ноттлом обсуждали дела, которые кровно затрагивают и его, и мои интересы. С тех пор как мы с вами расстались, произошло немало событий, и положение мое еще больше осложнилось – печально, но должен в этом признаться. Образно говоря, передо мной разверзлась адская бездна. И это не преувеличение, вы согласны, Дживс?
– О да, сэр.
Она лишь отмахнулась от моих излияний.
– Стало быть, у тебя тоже неприятности? Не знаю, что стряслось у вас здесь, но на меня обрушилась трагедия, иначе не назовешь. Поэтому я сразу же примчалась сюда. Нужно действовать немедленно, мой дом в опасности.
Наверное, даже на Мону Лизу не сваливалось столько несчастий разом. Да уж, поистине пришла беда – отворяй ворота.
– Почему? Что случилось?
У нее перехватило горло. Наконец она с трудом выговорила одно-единственное слово:
– Анатоль!
– Анатоль? – Я сжал ее руку, стараясь успокоить. – Не надо так волноваться, вы не в себе, дорогая тетушка, по-моему, бредите, но рассказывайте, рассказывайте, я совсем сбит с толку. При чем тут Анатоль?
– Надо срочно принимать меры, иначе я его потеряю.
Словно чья-то ледяная рука сдавила мне сердце.
– Потеряете?!
– Да.
– Ведь вы же удвоили ему жалованье?
– Удвоила, и тем не менее. Выслушай меня, Берти. Перед тем как мне уехать сегодня днем из дому, Том получил письмо от сэра Уоткина Бассета. Я сказала «перед тем как мне уехать из дому», но на самом деле я и уехала-то из-за этого письма. Знаешь, что в нем было написано?
– Что?
– В нем содержалось предложение обменять серебряную корову на Анатоля, и Том сейчас серьезно обдумывает это предложение!
– Что?! Помышлить невозможно!
– Помыслить, сэр.
– Благодарю вас, Дживс. Помыслить невозможно. Не верю. Чтобы дядя Том хоть на миг всерьез отнесся к такой несусветной наглости? Никогда.
– Говоришь, никогда? Плохо ты его знаешь. Помнишь дворецкого, который служил у нас до Сеппингса? Помроя?
– Еще бы мне его не помнить. Настоящий аристократ.
– Сокровище.
– Ему цены нет. До сих пор не понимаю, зачем вы его отпустили.
– Том уступил его Бессингтон-Копам в обмен на шоколадницу в форме яйца на трех изогнутых ножках.
Я пытался справиться с захлестнувшим меня отчаянием.
– Неужели этот старый маразматик, этот осел – простите, дядя Том – пожертвует Анатолем ради такой мерзости?
– Нет ни малейших сомнений: пожертвует.
Она поднялась и нервно подошла к каминной полке. Я видел, она ищет, что бы такое разбить: надо дать выход накопившимся чувствам – Дживс назвал бы такое действие суррогатным, – и я галантно указал ей на терракотовую статуэтку молящегося отрока Самуила. Она деловито поблагодарила меня и запустила пророком в противоположную стену.
– Поверь мне, Берти, настоящий коллекционер – одержимый, он пойдет на все, лишь бы заполучить вожделенный экземпляр. Знаешь, что сказал мне Том, когда попросил прочесть письмо сэра Уоткина? Он сказал, что с наслаждением содрал бы со старого хрена Бассета шкуру живьем и собственноручно сварил его в кипящем котле, однако альтернативы не видит, придется уступить. Он бы тут же и написал ему, что согласен на сделку, да я помешала: заверила его, что ты поехал в Тотли-Тауэрс специально для того, чтобы украсть корову, и что с минуты на минуту она будет в его руках. Расскажи, Берти, как твои успехи? Ты разработал план? Продумал каждую деталь? Нам нельзя терять времени. Дорога каждая минута.
Ноги у меня стали ватные. Но надо открыть ей все, а там будь что будет. Моя тетка грозная старуха, не дай Бог вывести ее из себя, вон как она расправилась с отроком Самуилом.
– Я как раз собирался поговорить с вами об этом, – сказал я. – Дживс, у вас документ, который мы составили?
– Вот он, сэр.
– Благодарю вас, Дживс. По-моему, будет очень кстати, если вы принесете еще одну рюмку бренди.
– Слушаю, сэр.
Он исчез, а я подал ей лист бумаги и попросил внимательно прочесть. Она быстро пробежала глазами написанное.
– Что за чепуха?
– Сейчас поймете. Обратите внимание на заголовок: «Вустер Б. Положение дел». В этих словах заключена вся суть. Здесь объясняется, – сказал я, отступая назад, чтобы в случае необходимости легче было дать деру, – почему я решительно отказываюсь красть корову.
– Отказываешься?!
– Сегодня днем я послал вам телеграмму и сообщил об этом, но вы и телеграмма, конечно, разминулись.
Она