Читать интересную книгу Полёт:Воспоминания. - Леонид Механиков

О космосе в те времена рядовой обыватель и понятия не имел. Так, слыхал, что спутник запустили и что даже Белка и Стрелка слетали... Говорить же о применении спутника для дела - об этом ещё и мечтать никто не мог и всё это ещё казалось фантастикой, выдумкой писателей.

Что говорить о телевизоре на Сахалине? В те времена он и на материке ещё только начинался.

Телевизор тогда был чудом. Надо было видеть, как ходили в гости «на телевизор» в богатые дома, как трепетно предвкушая это чудо, рассаживались вокруг волшебного ящика несколько семей с притихшими детьми, собаками и кошками вперемежку, и как хозяин дома гордо снимал чёрное покрывало с телевизора «КВН» и начинал совершать таинственные манипуляции по добавлению воды в линзу, и настраивать её. Но это было уже спустя три года и в столице края - областном центре.

Тогда в Южно-Сахалинске - построили телецентр и его антенна воссияла над городом. Это настолько заинтриговало жителей острова, что в двух магазинах, торгующих радиотоварами, буквально начался ажиотаж.

Ещё неизвестно, когда привезут (и привезут ли вообще) появившийся на материке последний крик моды - двенадцатиканальный чёрно-белый телевизор «Рекорд» с громадным, размером 35 сантиметров, экраном... Ему даже не нужна линза, чтобы видеть изображение! В магазинах активисты из покупателей заполняют толстые тетради в линеечку и клеточку с записями желающих его приобрести за сумасшедшие по тем временам деньги.

Три раза в неделю с 6 до 8 и с 17 до 18 часов происходит перекличка очередей.

Кто раз не появился, - из списка выбывает.

И так продолжалось целых два года.

Зато, какое было счастье, когда это чудо техники вдруг оказалось дома! Сбежались люди из всех окрестных домов. Затаив дыхание, смотрели на мерцающий голубой экран чуть ли не всю ночь. Потом весть разнеслась по окрестностям, и посмотреть на это чудо сходились всё новые и новые люди, и ночи напролёт светился экран, и люди, едва дыша, едва ли веря глазам своим, смотрели на него, смотрели неважно что, лишь бы оно двигалось, и уходили, и приходили новые, и жизнь, в конце концов, стала насущным адом, и впервые тогда у меня восхищение прогрессом техники сменилось сомнением: а всегда ли хорош прогресс для человека?..

А потом телевизоров стало всё больше и больше, и цена на них упала, и всё больше семей стало проводить вечера за телевизором: у телевизора ели, у телевизора отдыхали, у телевизора спали, у телевизора жили; и всё меньше людей стало ходить друг к другу в гости, лепить за неспешной беседой пельмени, потом варить их и употреблять под стопочку, всё больше пошли разговоры о политике да жалость проникла к обывателю за обездоленные народные массам в проклятом капиталистическом обществе...

* * *

Ну, да хватит о прогрессе, это всё пошло уже после 60-го года, когда я уже четыре года прожил по гарнизонам Сахалина.

А пока что гарнизон аэродрома Возвращение.

Наступило второе мая 1957 года.

Первое мая вчера было отмечено парадом на аэродроме.

В 10.00 на рулёжке выстроились все части гарнизона.

Комдив, - лётчик, прошедший Отечественную Войну, свидетельством храбрости которого сияли звёзды Героя на генеральском мундире, - произнёс перед строем речь. Затем начальник политотдела поздравил нас от имени Центрального Комитета партии и Советского правительства. Начальник штаба зачитал приказ, - и вот уже шагает знамённый взвод с развевающимся под резкими порывами холодного и мокрого сахалинского ветра тяжёлым бархатным Боевым Знаменем, а за ним, изо всей силы вбивая подошвы в бетонку, шагаем мы, эскадра за эскадрой... Потом был торжественный обед, потом был концерт самодеятельности, а после него - танцы в клубе под радиолу.

А сегодня день выдался чудесный. На небе вдруг впервые за много месяцев выглянуло солнце и осветило снежные проталины, и пятачок возле военторга - центр мироздания, который всегда высыхал раньше всех остальных мест сбора гарнизонного народа, и куда-то исчез злой порывистый сахалинский ветер с брызгами дождя из низких, несущихся буквально над головой сумрачных облаков.

Нет, сегодня всё было необычно: и необычная температура около десяти градусов тепла, и солнце, и штиль. Наверное, этой погодой, этим славным деньком зима приносила людям свои извинения за всё, что натворила за зиму. И хотя все знали, что вплоть до сентября нам вновь солнца не увидать, всё-таки хотелось верить, что такое солнце, такое тепло, такое небо будет не один день.

Весь гарнизонный бомонд в лучших своих нарядах, осторожно прыгая с досточки на досточку, добирался на пятачок к военторгу.

Дамы блистали, собирались стайками, разглядывали друг друга, словно никогда раньше не виделись, ахали и охали от восторга и зависти, продавливали едва высохшую глину пятачка каблуками лаковых туфелек.

Мужики стояли, солидно курили «Казбек», одёргивали полы и стряхивали пылинки с непривычно и мешковато сидящих дорогих гражданских костюмов. Эти костюмы одевались разве что только в отпуске, а потом снова ложились гнить в чемоданы до следующего отпуска.

Здоровались со вновь прибывшими и просто не знали, куда себя деть в этот непривычный от безделья день.

Между офицерами и дамами шмыгали крикливые, возбуждённые необычной обстановкой дети, считавшие великим достижением дотронуться и даже погладить громадного старого гарнизонного пса, помесь волка с собакой, добродушнейшее существо, который признавал только людей в форме и теперь недоумевающе обнюхивал каждого, и не знал, что делать, - лаять или хвостом вилять. Люди все какие-то незнакомые, а запах вроде как от них свой...

Ближе к обеду, в самый разгар ассамблеи, на пятачок, шлёпая по лужам промокшими насквозь унтами, без галош добрался, наконец, Иван (фамилии его называть не буду во избежание возможных объяснений, - скорее всего он жив и здоров, и тогда мне не миновать скандала).

Об Иване стоит сказать несколько слов особо.

Поступали мы в училище разом.

Я уж не помню, из какого он аэроклуба, так как судьба развела нас ещё на плацу после команды «Всем, кто выше метр семьдесят - двадцать шагов вперёд марш!».

Я уже рассказывал, что по этому признаку был произведён отбор для зачисления в экспериментальную группу курсантов, которые должны были закончить училище не за два, как мы, а за год обучения.

Я также кратко упоминал о тех жёстких условиях, которые царили в их группе, и как оттуда вылетали один за другим курсанты, которые по любой причине пропустили один-два лётных дня.

К чести Ивана, следует отметить, что он таки закончил училище за год, причём закончил его отлично. После этого я его потерял на несколько лет, и вот мы встретились с ним на краю света, на Сахалине, на аэродроме «Возвращение», где Иван без какой-либо надежды на продвижение по службе тянул лямку рядового лётчика, что для самолюбивого и неплохо летавшего лётчика было, по крайней мере, обидно. Я не знаю истинных причин, мешавших Ивану двигаться по служебной лестнице. По рассказам он служил на этом аэродроме чуть ли не с выпуска из училища. По-моему, всё-таки ему мешали именно его амбициозность, уверенность в своей исключительности и неординарности, что порождало резкость и нетерпимость по отношению к окружающим, замкнутость и болезненную реакцию на замечания со стороны не только товарищей, но и старших.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});