— Даже не думай, — хрипло выдавил Грим. — Гюда не решится дать кров двум беглецам. А если он не побоится франков и этого… — он подавился ругательством, — то мы только лишь наведем Вестреда на его усадьбу. А оттуда нам, возможно, уже не дадут уйти.
В словах этих Скагги почудился прежний, знакомый ему Квельдульв… Этот не терпящий возражений тон… Да у него и не было сил возражать.
— Рассвет скоро? — вновь заставил себя выдавить Грим.
— Через пару часов, — без особой уверенности отозвался Скагги и отошел к краю рощи, чтобы увидеть, как небо над лесом начинает понемногу светлеть.
— Это значит, что к месту встречи с Карри мы опоздали, — ровным и уже несколько окрепшим голосом отметил, даже не спросил, Квельдульв. — А отсюда все же придется уходить. В записях Тровина было, кажется, что-то о короткой дороге к морю?
— Через вересковую пустошь, — несколько приободрился Скагги. — Грим… Он помедлил, не зная, как лучше сказать то, что сказать необходимо.
— Ну? — неласково огрызнулся Квельдульв, он уже кое-как встал на ноги и, тяжело дыша, опирался теперь о дерево.
— Я…
— Ну что? Загасил бы лучше костер и оседлал лошадей… Каждое слово приходилось проталкивать сквозь застрявший в горле ком отчаяния.
— Нужно прижечь рану от заражения. — Скагги было замолчал, но увидев, как недоуменно уставился на него Грим, он торопливо продолжил: — Амунди говорит, что если невозможно перевязать рану, если нет травных отваров… Рану необходимо прижечь. А я… я только, как мог, остановил тебе кровь.
Грим с трудом поднес руку к лицу и — ничего не увидел. Пришлось поднять правую…
— Видишь ли, дружок, — он попытался заставить говорить себя с уверенностью человека, который знает, что делает, — вероятно, ты прав, и рану действительно необходимо прижечь, но…
Скагги принялся было возражать, и Грим поморщился в надежде, что мальчишка сообразит и даст ему договорить. Сообразил.
— Если, прости, что я поминаю об этом, если ты сумеешь прижечь мне рану, я скорее всего снова потеряю сознание. А мы и так застряли здесь слишком надолго. — Будущий целитель все же попытался возразить, и пришлось продолжать:
— Когда птица и лучник не вернутся, их хозяин поймет, что план его не удался, и нас станут искать. Причем начнут искать от усадьбы Тровина, потом заглянут к Гюду.
От боли, от того, что пришлось столько говорить, он вновь, закрыв глаза, привалился к стволу дерева. Через несколько минут пульсирующая в черепе боль стала почти переносимой, у он даже не особенно мешал Скагги, когда мальчишка пытался создать что-то вроде грубой повязки из разорванной на части полотняной рубахи.
Начинался дождь, холодная мерзкая водяная пыль. В смертельной схватке со змеей Грим потерял шлем, но все то время, что был без сознания, оказывается, сжимал рукоять меча, который Скагги то и дело клял шепотом как досадную помеху.
Будущему целителю стоило немалого труда разжать его пальцы. Чтобы, выдернув из них меч, помочь Квельдульву взгромоздиться в седло. Следующие несколько часов превратились в настоящую пытку.
Иногда Грим погружался в некое состояние, где ничто не могло достичь его, оставалась лишь боль.
Временами он всплывал на поверхность настолько, чтобы понять, что небеса светлеют, или что день близится к полудню. Несколько раз они останавливались, и Скагги поправлял грязную повязку. Когда солнце стало в зените, Скагги настоял на том, чтобы Грим съел ломоть оставшегося еще со вчерашнего — или это было позавчера, когда они читали записи Тровина? — вечера хлеба и запил его водой. Вкус был приятен, но короток, потому что Грима тут же стошнило почти всем, что ему удалось проглотить. Потом снова были муки посадки в седло, и снова тряска. Грим почти лежал на шее своего коня, и ветки лишь едва-едва задевали его по спине. Ему не было уже дела ни до чего на свете, и когда голова его вновь наполнилась звоном, у него не было сил сказать об этом, даже если бы он того захотел.
Жеребец наконец остановился, и Грим уставился перед собой пустым взглядом. И снова день клонился к закату, косые лучи солнца окрашивали кажущуюся бескрайней пустошь в серо-розовые тона.
Хотелось лечь… Лечь… Но стоит ли это тех сил, какие потребны на то, чтобы спешиться? Потом он почувствовал, как кто-то тянет его за руку.
— Спускайся, Грим, я попытаюсь поддержать тебя.
Он не спешился — тяжело повалился набок, и несколько мгновений спустя уже лежал на боку, голова его покоилась на свернутом в ком плаще.
Запах вереска? Значит, они, должно быть, достигли той самой пустоши. Скагги, казалось, все стремился попасть именно сюда.
Пульсирующая боль в глазнице несколько утихла, и Грим был поражен внезапной ясностью мыслей и чувств. Ветер колыхал пряные с завязями семян травы.
— Скагги?
Над ним тут же возникло встревоженное лицо ученика целителя.
— Где мы?
— В небольшой лощинке на пустоши, со всех сторон нас окружают холмы, а с той стороны, откуда мы прибыли, еще и кустарник. Правда, довольно чахлый, сокрушенно добавил мальчишка.
На дне лощинки собран был уже хворост для костра, и Грим подивился, как быстро возвращенная память лечит человека: из полубеспомощного мальчишки, какой прибился к нему в придорожном кабаке, даже из того издерганного юнца, с которым они выбирались из Фюрката, Скагги быстро превращался в настоящего воина.
Внезапно весело затрещали ветки, от костра потянуло запахом можжевельника и вереска.
— Славно взялось, — с удовлетворением пробормотал себе под нос будущий целитель. — Засушливое лето нам на руку.
— Лошади… — Грим попытался было встать, но Скагги надавил ему на плечи, заставляя лечь снова.
— Расседланы и стреножены, пасутся вон… — Он помедлил. — Слева от нас.
Он лежал, вытянувшись на земле, затем кто-то заставил его сесть.
Мгновение спустя звон в ушах утих, но из растерзанной глазницы вновь потекла кровь. Прямо перед ним весело пылал костер, а спиной он упирался в какой-то камень. Когда это Скагги успел его сюда приволочь?
— Бессмысленно пытаться останавливать ее снова и снова. — Голос Скагги был бесцветен, но ровен и тверд. — Что-то, что было в клюве той птицы, заставляет вновь открываться рану. Как знать, не это ли случилось с твоим отцом.
— Выжги.
Скагги вздрогнул от этого жесткого голоса, ему пришлось даже на несколько мгновений отвернуться от Грима, чтобы Квельдульв не заметил, как дрожит сжимающая кинжал рука. Потом заставил себя погрузить лезвие в огонь.
Языки пламени нежно заструились по стали, острие кинжала засветилось багровым. Жар медленно полз все выше и выше. Когда он достиг рукояти, Скагги, скинув кожаную куртку, обернул ею руку, чтобы не обжечься. Затем он снова вернул кинжал в огонь, постоял, а потом повернулся с раскаленным добела жалом к Гриму. Сын Эгиля не мог отвести глаз от плясавшего в предвечернем свете раскаленного клинка. Он открыл рот, чтобы крикнуть: «Не надо!» Но вместо этого только кивнул.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});