Читать интересную книгу Современный чехословацкий детектив - Войтек Стеклач

От всех этих мыслей и переживаний у Каласа разболелась голова. Он возненавидел Юлию Крчеву и охотно бы все ей высказал. Но в тот день он больше не выходил из дома. Только на следующее утро отправился автобусом в город.

24. Вы вправе его покарать, я вправе его любить

Милиция уже второй год располагалась в новом здании. Якуб Калас работал еще в старом помещении, походившем на заброшенный замок: двери кабинетов открывались тогда в холодный коридор со сводчатым потолком. Новое здание возвели невероятно быстро в центре городка. В нем много света и воздуха, как в большинстве новых построек. Сплошное стекло. Панели и кондиционеры. Но Каласу все здесь казалось неуютным. Местом его службы остался «замок». Там ему было по-домашнему хорошо, старые крепкие стены представлялись надежной защитой. Лейтенант Врана в такой защите не нуждался. В новом, красиво обставленном кабинете он чувствовал себя превосходно. Сидя за массивным письменным столом, лейтенант руководил работой всего отдела, терпеливо выслушивал каждый рапорт, не терялся в любой непредвиденной ситуации. Не удивило его и неожиданное появление Каласа. Он приветствовал бывшего коллегу широкой улыбкой, точно и этим подчеркивал свое профессиональное превосходство.

— Я хотел вас спросить, — без вступления начал Якуб Калас, — кто вам сказал, что Юлия Крчева знала… то есть… точнее — видела, как молодой Лакатош бросил ее мужа… под забор.

Лейтенант Врана сразу нахмурился, поведение Каласа как-то не укладывалось в его сознании. Что за странный человек! Неужели он никогда не изменится? Вечно чем-то неудовлетворен! Сначала хочет до всего докопаться, а когда кое-что разузнает, не верит следствию, выпытывает, точно хотел бы услышать совсем иное! Раньше приставал с Бене Крчем, теперь — с Юлией!

— Молодой Лакатош мне сказал, товарищ Калас, — сдержанно ответил лейтенант. — Сказал, что Юлия все видела.

— А кто эти показания подтвердил?

— Предварительно, само собой, никто, — ответил Врана. — А почему вы спрашиваете? Разве это так уж важно?

— Важно, лейтенант, — с облегчением отвечал Якуб Калас, не обращая внимания на недовольную мину молодого криминалиста. — Ведь тогда Юлия Крчева, поймите меня правильно, вообще к делу непричастна.

— Причастна, дядюшка, причастна! — резко возразил лейтенант. — К этой истории все причастны! Все до единого! И ваша Юлия Крчева! Я изложу это на бумаге и передам прокурору! Никакие знакомства им не помогут, нет таких имен, которые бы я не упомянул! А Игор Лакатош выложил все как на духу.

— Имена меня не интересуют, — стоял на своем Калас. — Все это дельцы да спекулянты! Спокойно можете их судить и сажать! Меня занимает другое: Юлия не знала, что Бене лежит на дожде, под оградой… Она бы ему помогла. Я не верю, чтобы она так долго притворялась. За это время не выдержали бы нервы и у более крепкой натуры!

— Я не психолог, — отвечал лейтенант Врана, — так что никаких премудростей от меня не ждите, но одно могу сказать, одно я сразу заметил: Юлия Крчева точно такая же, как и все в компании Лакатоша!

Уходил Калас разочарованный. Хуже всего было то, что свое разочарование он не сумел скрыть. Напрасно лейтенант Врана пытался его задержать и чем-нибудь развлечь, Каласа не рассмешил даже новый анекдот. Казалось, все, что ему дорого, рассыпается на его глазах. Еще вчера он порицал Юлию Крчеву, еще сегодня утром считал, что ее ненавидит, а теперь вообще не знает, что о ней и думать. «Зря только расстраиваюсь», — ругал он себя. Но это не помогало. Сознание, что все уверены и один он сомневается, лишало его сил. Нет, он не имеет права поддаваться субъективным ощущениям, и даже личная симпатия к Юлии его не оправдывает, нельзя размышлять то так, то эдак, нельзя закрывать глаза на обоснованное подозрение. И все же человек в нем бунтовал против бывшего старшины милиции. Он догадывался, как все обстояло на самом деле, но не находил в себе сил смириться с правдой, пока еще не находил… Точно боялся: если он поверит, что лейтенант Врана прав, — это еще больше усугубит его одиночество.

Однако был на свете человек, который не меньше его страдал от одиночества. Доктор Карницкий.

Якуб Калас пошел в ресторан, где они с доктором пережили, просидели и утопили в вине не один вечер, где создавали, выдумывали свои «дела», рассказывали друг другу разные истории и развлекались ими. Но в тот весенний день даже вид привычного столика не принес Каласу успокоения. Доктора Карницкого в ресторане не было. Кельнер сказал, что старик не появлялся здесь уже два дня. Каласа это не удивило. Доктор знает о неприятностях, возникших у сына; понятно, почему последнее время ему не хочется показываться на люди. Единственное, что мог сделать Калас, — это зайти к доктору домой. Он не раздумывал, чем может кончиться такой визит. Следствие было закончено, и его результаты не давали удобного повода для разговора, по крайней мере для такого, который бы не задевал самого Карницкого. И все же Якуб Калас направился к новому кварталу, где жил адвокат. Лучше неприятный разговор, чем одиночество! Быть может, и старик обрадуется, что ему есть с кем отвести душу, что не все от него отвернулись — ведь наверняка найдется немало таких, кто будет осуждать старого юриста, узнав, что его сын, врач, изменил присяге. Искренне возмутятся, оседлают коня человеческого злорадства и будут на нем гарцевать!

Якуб Калас долго звонил, пока наконец двери не отворились.

На пороге стоял не доктор Карницкий.

И не его сын Збышек.

Но и не посторонний человек. Или из милиции.

В дверях стояла Алиса Селецкая. Элегантная молодая женщина, вся в черном.

Якуб Калас не обратил внимания на ее наряд. Для молодой женщины, известной своей экстравагантностью, любые перемены в одежде естественны. Отчего бы ей не быть в черном? Может, она куда-то собралась? Чувства старшины были притуплены усталостью и разочарованием. Не озадачило его и то, что он застал Алису в квартире Карницкого.

— Я пришел навестить пана доктора, — сказал он.

— Пожалуйста. — Женщина проводила его в квартиру, предложила кресло, потом сообщила: — Пана доктора нет.

— Я искал его в городе, — добавил Якуб Калас.

— Напрасно искали, — сухо бросила Алиса. — Доктора Карницкого нет.

— Нет? Как это? — Якуб вскочил с кресла.

— Послезавтра его будут хоронить, — холодно произнесла Алиса Селецкая.

Якуб Калас побледнел, уставился на женщину неверящим взглядом.

— Это невозможно. Я к чему угодно привык, но такие шутки…

— Я не шучу, пан Калас! — отрезала она. — Шутить со столь серьезными вещами не в моих правилах.

— Объясните мне хотя бы, что случилось. Алиса Селецкая горько усмехнулась:

— Ничего по вашей части, пан Калас. Врач констатировал самоубийство.

— Самоубийство? Доктор Карницкий покончил с собой?

— Повесился. В ванной на галстуке…

— Но почему? Не понимаю, почему?

— Не вы один, пан Калас, не понимаете, хотя именно вы могли бы понять.

— Если позволите, я присяду.

Известие поразило Каласа больше, чем можно было ожидать. Он вдруг почувствовал дурноту, слабость, пришлось-таки сесть. Якуб пытался дышать глубже, но не мог преодолеть ощущения, что легкие ему отказывают. Точно сама смерть взяла его за горло, стискивала его шею своей костлявой рукой и душила.

— А я считал, что дело Крча доведено до конца, — едва слышно прошептал он.

— Что вы такое говорите?! — крикнула Алиса Селецкая. — При чем тут Крч? Вы просто маньяк! Господи, даже сейчас! Когда же вы оставите нас в покое!

— Но ведь ясно, — сказал Калас, — доктор лишил себя жизни из-за сына.

— Бросьте! Как вам только могла прийти в голову такая бессмыслица!

— Боюсь, уважаемая, что я никогда не был так близок к истине, как теперь, — тихо продолжал Якуб. — Пан Збышек стал соучастником махинаций Лакатоша, и доктора это сгубило. Старик возлагал на сына столько надежд, уж я-то знаю, знаю… а Збышек обманул его ожидания, запятнал свою честь… Продал себя!

— Пан Калас! Доктор Карницкий умер, и я не хочу, понимаете, не позволю, чтобы вы впутывали и его черт знает во что!

— Простите, я понимаю вашу скорбь, — возразил Якуб Калас, — понимаю и то, что вы не хотите меня видеть. Но поверьте, я пришел не для того, чтобы причинять вам неприятности, я пришел к доктору, как приятель. Мы годами с ним встречались и хорошо понимали друг друга. Его смерть… К сожалению, его смерть убедила меня, что он страдал, что преступления, вскрытые здесь, потрясли его, и очень глубоко потрясли. В этом мы уже ничего не изменим. Ни вы, ни я. Я бы тоже не перенес, если бы узнал, что мой сын впутался в такую грязную историю.

— В какую грязную историю? О чем вы говорите?

— Вряд ли мне нужно вам объяснять, какие связи были у Збышека, каковы были его отношения с Игором Лакатошем. Но скажу одно: врач не имеет права злоупотреблять своим положением. Болеутоляющие, наркотические и психотропные средства предназначены для больных, а не для того, чтобы ими пользовались в целях личного обогащения.