Читать интересную книгу Современный чехословацкий детектив - Войтек Стеклач

В то беспокойное утро в голове лейтенанта роилось множество мыслей. Якуб Калас, естественно, о них уже не знал. Он остался один. Слабость не покидала его, наоборот, одолевала все ощутимей, он нервно ходил по горнице — единственное укрытие, где он чувствовал себя сносно… В конце концов протянул руку к бутылке и отпил. Можжевеловка подействовала мгновенно, разлилась по желудку и нежно, приятно согрела. Какое-то время он ни о чем не думал, только наслаждался сладостной безмятежностью, напомнившей ему о молодых годах, когда он пил редко и тайком от отца. Старшина немного приободрился, и, хотя рассказ лейтенанта не выходил из головы, тягостное состояние больше не возвращалось.

Калас вновь хладнокровно раскладывал по полочкам полученную информацию, все, что успел рассказать лейтенант. Отпил еще глоток, дал себе волю… и тут же стал размышлять о том, как губит алкоголь человека, как дурно влияет на его поведение и умственные способности. Пусть, однако, моего любезного читателя не смущают недавние ощущения Каласа, вызванные можжевеловкой. Сделать глоток, доставить себе удовольствие — что тут плохого? Пагубным спиртное становится, лишь когда в нем стараются утопить разум, — вот какие мысли посетили в ту минуту нашего старшину. Ведь кабы не проклятое пьянство, Бене Крч был бы жив, а может, не было бы и сексарни, была бы в общем-то обыденная жизнь, как у тысяч, у миллионов людей, у миллионов обыкновенных, рядовых, дисциплинированных работников этого гигантского, мечущегося в противоречиях человеческого муравейника. Но все обстоит иначе: люди бражничают, пьянствуют, пьют беспробудно, теряют человеческий облик, превращаются в моральных и физических уродов, данные статистики свидетельствуют, что почти половина преступлений совершается под воздействием винных паров. Тот, кто напьется, становится смелее, сильнее, развязнее, самоувереннее, агрессивнее, забывает, что он человек. И Беньямин Крч, ей-же-ей, про это забыл, забывал каждый раз, когда набирался и шел к Лакатошам, чтобы за бутыль вина, которое Игор потом ловко превратит в денежки, насладиться неживыми изображениями женских прелестей, скопированными с недостижимых образцов красоты, которой в Юлии он уже не находил, да и вряд ли обрел бы у любой из женщин, еще способных лечь с ним в постель. А ведь Юлия тоже пила! Это известие больше всего поразило Якуба. Он-то, наивный, думал, что Юлия страдает, что ее губит, снедает одиночество, а она… Все не так, все и всегда не так, как ты себе представляешь, раздумывал старшина. Голова у него была ясная, холодная — все бывает так, как положено, у всего своя внутренняя логика. Юлия была из их компании, это он должен был понять сам. Сперва изменяла Бене с Филиппом Лакатошем, а когда у того подрос сын, заполучила и его, с ней он учился быть мужчиной, а ей доставляло удовольствие его молодое тело, его неопытность, ей нравилось забавляться с ним, видеть, как он беспомощен и неумел, побуждать его ко все новым наслаждениям и радоваться податливости этого юного, сильного и такого страстного юноши. А когда он привык к ней, когда стал слишком требователен, она оттолкнула его, он стал ей не нужен, ей уже никто не был нужен, с нее хватало пьяницы Беньямина Крча, вешать себе на шею другого такого же пьяницу она не захотела. Юлия была уверена, что молодой Лакатош развратится, все такие самоуверенные подростки со временем развращаются, а их «ученические» годы остаются лишь в памяти разумных женщин. Выгоды, которые для молодых людей вытекают из такого опыта, скорее идут им во вред, чем на пользу, но они этого не понимают, да и зачем понимать, главное — молодые женщины, которые позже достанутся им, в особенности женщины неопытные, уже не столкнутся с их неловкостью, а наоборот — будут удивляться искушенности своих партнеров. Вот оно как, Якуб Калас, вот чего ты никогда не знал, все отдав одной-единственной, которая в конце концов на тебя наплевала.

После еще одного большого глотка можжевеловки Якуб Калас сел к столу. Он сидел, свесив голову, ощущая невыносимую усталость, но мысль работала четко. Взвешивая положение Юлии Крчевой, старого Карницкого, взбалмошного Любомира Фляшки, Збышека, Алисы, председателя Джапалика, о котором лейтенант Врана тоже кое-что рассказал, да и остальных пока незнакомых ему завсегдатаев дома Лакатошей, он думал, сопоставлял факты, на первый взгляд не связанные, и они постепенно укладывались в мозаику, которая порой казалась безупречной. Ведь все эти малозначительные, ничтожные фигурки, затерявшиеся в утробе общества, имели особые приметы, которые их роднили, которые и позволяли сложить из них один мозаичный узор, одноцветный или хотя бы представляющий собой смесь близких цветов. Все они отдавались страстям, жестокие страсти владели их телами и душами, и они дружно им покорялись, можно сказать — сами их жаждали, с их помощью стремились избежать скуки повседневной жизни, внушали себе, что они живут более богатой, полной и свободной жизнью, чем другие, а может быть, и вообще ничего не думали — просто жили, подчиняясь инстинктам, отдаваясь на волю случая, как делали многие вокруг них. Не имели внутренних тормозов, поскольку никто им не привил соответствующих нравственных принципов.

Подобные рассуждения как-то объясняли Якубу Каласу действия людей, с которыми он сталкивался в последнее время; пожалуй, он даже смог бы их понять, но от ответственности за преступление это их не избавляло. И все же обычная железная логика ответственности человека за свои поступки, логика абстрактной справедливости его не удовлетворяла. Возможно, если бы он прочел Достоевского, ему было бы легче размышлять на эти темы. Но Каласу надо было додумываться до всего самому, а в собственных мыслях он не находил удовлетворительного ответа. «Я даже, кажется, полюбил кое-кого из этих людей, — пытался он разобраться в себе, — и еще буду жалеть, что им предстоит идти под суд. Поди, буду жалеть „артиста“ Фляшку и Алису… Но уж никак не Джапалика, это я знаю точно, в этом я уверен, ни Джапалика, ни Игора я бы не пожалел, они хитрые, дурные люди».

Так, сидя у стола, он и задремал.

23. После погони в потоке машин

Часа через два зазвонил телефон. Якуб Калас долго не подходил. Пока он решился поднять трубку, телефон смолк. Вскоре по дому снова разнесся резкий, настойчивый звонок. Калас взял трубку.

— У телефона, — произнес он спокойно.

— Это я, дядюшка! — прокричал лейтенант Врана. Старшина живо представил себе, как сияет молодой офицер, а тот без промедления зачастил: — Я думаю, вы первым должны быть в курсе, чем все кончилось.

— Слушаю.

Лейтенант откашлялся.

— Мы их схватили, — похвастал он с нотками самодовольства в голосе, — после погони в потоке машин, но все-таки схватили. Немного понервничали, конечно, да и шины постерли… Надо было вам поехать с нами, дядюшка, такое не часто удается пережить. Вам наверняка бы понравилось! Эти типы стали выкручиваться: мол, молодой доктор Карницкий хотел опробовать новый «крейслер». Не знаю, куда они направлялись, где собирались испытывать свою машину. Пока что мне ясно одно: у Игора Лакатоша был оформлен заграничный паспорт в Австрию. Вчера он получил все бумаги. Ловкач еще тот, да только забыл про одну мелочь: ведь на границе он угодил бы прямо в руки паспортному контролю. Ладно, напоминать об этом мы ему не станем. Зачем отнимать у человека иллюзии, верно? Кончаю, дядюшка! Надеюсь, теперь вы будете спать спокойнее. Могу вам сказать, что вся эта история стояла у меня поперек горла. На суд вас, очевидно, вызовут как свидетеля обвинения. Вот будет зрелище! Ой, сдается, намучаемся мы еще с этими красавцами. Представьте, знают назубок все законы! Покажитесь у нас когда-нибудь. Что-то говорит мне, что одиночество не идет вам на пользу. Например, в дружинники вас бы наверняка взяли. Подумайте! Ведь вы без работы не выдержите! Вам надо быть на людях, а не сидеть в свое норе!

— Смейтесь, коллега, дома над своей бабушкой, а не надо мной! — проворчал в трубку Калас. В ответ послышался довольный смех уверенного в себе человека, приплюсовывающего к своим заслугам еще один успех — и какой! Раскрыть притон, более того, преступную клику, к которой причастны и некоторые местные тузы, это вам не фунт изюму! Для этого требуются не только профессиональные навыки и поддержка закона, но и немалая личная отвага! У лейтенанта Враны такая отвага есть. И еще есть в нем нечто, роднящее его с Каласом: убеждение, что действует он в интересах общества.

Они простились лаконичным «бывайте здоровы».

Старшина на пенсии думал о лейтенанте Вране, об этом честолюбивом человеке, который благодаря юридическому образованию получил хорошую должность, можно сказать, для его возраста даже отличную. Другим всей жизни не хватает, чтобы добиться такого назначения, а он до него дослужился быстро, потому что сумел проявить себя как исключительно цепкий, не лишенный амбиций молодой человек, сумел показать и свои способности, и образованность. Калас ему не завидовал, наоборот, желал успехов. Если бы сам он начинал в лучших условиях, может, и ему бы захотелось пробиться наверх, вырваться вперед, сделать карьеру, и он был бы горд собой, работал бы с большей уверенностью. То, что его судьба сложилась иначе, зависело от условий. Не успел он даже подумать о карьере, об учебе сверх подготовительных курсов, которые окончил в молодости, как пришлось выполнять различные задания. Вот он и привык к этому. А нынче? Уж в годах, впереди только старость, подслащенная сахарной болезнью. Несколько лет в родительском домике, а там… того гляди, и дом престарелых. Найти бы какую-нибудь женщину, не исключено — появилась бы и другая перспектива. Но лучше об этом не думать. С того момента, как его оставила жена, он словно бы обозлился на всех женщин. Они нравились Каласу, но доверять им не стоило. У него не было ощущения, будто он что-то в жизни упустил и не добился никакого личною успеха. Личным успехом для него была повседневная работа, доставлявшая удовольствие, самые будничные обязанности, которые другим отравляли существование. Он любил свою службу и, хотя некоторые сослуживцы были ему не по нраву, умел сработаться и с ними. Личная жизнь всегда была для Каласа чем-то второстепенным. И жена нередко ставила ему это в упрек. Лейтенант Врана — человек современный, излишнего усердия на работе наверняка не проявляет, да и к чему это? Безусловно, он примерный отец, семье наверняка уделяет не меньше внимания, чем службе, но историю с Крчем он все-таки распутал, да еще расследовал и другое дело, более мудреное и замысловатое. Да, Якуб Калас желал ему успеха, хоть и не симпатизировал. Недолюбливал он молодых. Может, лишь потому, что у самого не было детей и он на все смотрел с позиций своего возраста и не понимал, что новое поколение всегда иное, во многом иное, чем предыдущее. Правда, его настороженность к молодым не мешала ему поддерживать с ними добрые отношения. Конечно, со старшими он чувствовал себя лучше, но это ничего не значило. Юлия Крчева по возрасту была ему близка, а тоже его разочаровала! Оказалась совсем другой, чем он полагал. Вот люди! Думаешь о них, философствуешь, сочиняешь теории, рассуждаешь — и вдруг видишь, что все пустое, жизнь решает все по-иному, по-своему, впрочем, об этом уже шла речь… А Юлия… Он жалел ее, сочувствовал, старался ее щадить, а ведь она, наверное, считала его дураком. Хитрая, двуличная женщина! В конце концов выяснят, что и ей место на скамье подсудимых. Какой позор!