Другими словами, он ставил на вероятность того, что фланговое охранение будет слабее на лунной стороне. Он наверняка был прав — иначе неприятель давно бы уже нас обнаружил.
Я представил себе диспозицию конвоя и его охранения с четкостью аэрофотосъемки: вытянутый прямоугольник, развернутый в четыре колонны, драгоценные танкеры в середине. Авангард из двух корветов, рыскающих по широкой дуге. Их задача — предотвратить погружение каких-либо подлодок, собирающихся атаковать суда спереди. Еще корветы или эсминцы, снующие туда-сюда в качестве фланговой защиты — со стороны, противоположной луне, разумеется. Затем, на существенной дистанции от стада, кормовой эскорт, иначе именуемый «охотники-убийцы», корабли поддержки, не используемые для непосредственной защиты конвоя, поскольку подлодки редко атакуют с кормы. Их задача — перехватить подводные лодки, обнаруженные корветами охранения и разбираться с ними, пока конвой идет дальше.
20:00. Мне пришло в голову, что неплохо бы с собой иметь вторую пленку для ночной съемки. Я едва лишь достиг центрального поста, когда сверху донесся гул голосов. Я торопливо поднялся обратно на мостик. «Появился корабль», — сказал Командир. «Вон он, подходит с внешней стороны».
У меня перехватило дыхание. Грузовые суда были от нас слева по борту, но Командир смотрел в корму. Я проследил направление его взгляда и вот он: узкая тень, дрожащая над линией горизонта.
Что же теперь? Погружаться, отказаться от преследования — и все насмарку?
«Обе машины полный вперед». Голос Командира был безжизненным, без каких-либо эмоций. Неужто он собирается повторить тот же трюк?
«Руль на левый борт десять».
Явно нет. Прошла минута, прежде чем он разъяснил свои намерения. «Будем сближаться с конвоем».
Я лишь только успел вновь сфокусировать бинокль на судах, когда Крихбаум тоном, лишь чуть-чуть более эмоциональным, чем простая констатация факта, доложил: «Мачты увеличиваются в размерах, Командир».
С этой минуты мы были перед дилеммой: либо нам следует погрузиться, чтобы уйти от стремительно приближающегося эсминца, или же мы приблизимся слишком близко к конвою.
Наша кильватерная струя бурлила за кормой. Шапка выхлопных газов вздымалась над ней, скрывая нас за дымовой завесой. Быть может, это и сработает второй раз — я-то определенно не видел даже тени эсминца сквозь дымку.
Я снова направил бинокль на конвой — он был как раз перед нами.
«Проклятие!» — прохрипел Командир.
«Похоже, что корабль отвернул назад», — доложил Крихбаум. Прошло несколько томительных минут, пока он не прервал молчание. «Дистанция увеличивается».
Командир не смотрел в сторону эсминца. Все его внимание было сфокусировано на темных тенях прямо впереди.
«Курс судна?»
«Ноль-пять-ноль, Командир».
«Руль на правый борт пятнадцать. Держать курс один-четыре-ноль».
Мои нервы были натянуты, как струна.
«Они довольно хорошо растянулись…», — размышлял вслух Командир. И только теперь он вспомнил про эсминец: «К счастью, мы не погрузились. А было близко к этому». Неожиданно он спросил: «Ну, Крихбаум, что ты думаешь?»
Мичман отвел глаза от бинокля, но продолжал опираться локтями на релинг мостика. «Шансы лучше, чем пятьдесят на пятьдесят. Должно сработать, Командир».
«Должно получиться».
Странный диалог, подумал я, и лишь пришел к выводу, что это была эдакая форма взаимного подбадривания.
Я быстро заглянул в боевую рубку. С калькуляторов отклонений, интервалов стрельбы и выключателей управления торпедной стрельбой уже были сняты защитные крышки. Циферблаты излучали голубоватое сияние.
«Время?» — запросил Командир вниз.
«20:10, Командир».
Было просто невероятно, что нам позволяли безнаказанно маневрировать так близко к конвою, как если бы мы принадлежали к нему.
«Не нравится мне вид вон того», — пробормотал Командир Крихбауму.
Повернувшись в том же направлении, я поймал своим биноклем тень. Он был на острых курсовых углах. Приближается или удаляется — относительный курс 30 градусов или 150? Я не знал, но это был определенно не транспорт. А Командир уже снова отворачивался.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Старший помощник нервно покрутил главный прицел, уставился через окуляры, затем выпрямился и уставился поверх обвеса мостика в направлении конвоя. Командир, чувствуя его напряжение, осведомился с долей ехидства: «Какие-то проблемы со зрением, Номер Первый?»
Снова и снова он поворачивался взглянуть на луну. «Жаль, что мы не можем сбить эту проклятую штуку…» — с сожалением произнес он.
Я возложил свои надежды на толстые ряды облаков, которые возвышались на горизонте и медленно поднимались — но настолько медленно, что пока они достигнут луны, должно пройти целая уйма времени.
«Они поворачивают вправо!» — произнес Командир. Крихбаум как эхо повторил его слова мгновение спустя.
Достаточно ясно — тени становились уже.
Командир изменил курс на 40 градусов на правый борт.
«Надеюсь, они не собираются въехать в нас на этом этапе?»
Я стоял настолько близко к главному прицелу, что мог слышать дыхание Старшего Помощника. Меня беспокоило, что я потерял из виду ставшие более бледными тени.
«Время?»
«20:28, Командир».
Вторая атака (Second Attack)
Луна стала еще белее и ярче. Небо, окружавшее ее резко очерченный диск, было ясным, но от горизонта приближалось облако, как авангард целой армии.
Я смотрел только на это облако. Оно достаточно быстро увеличивалось какое-то время, затем его рост замедлился и почти прекратился. Что еще хуже, оно стало расползаться и распадаться. Наконец, оно растворилось без остатка.
Мичман прошипел ругательство.
Следующее облако показало признаки того, что оно собирается оторваться от горизонта. Оно было плотнее и толще, чем первое. Ветер слегка подталкивал его в сторону, как раз в ту, что нам было нужно. Никто теперь не ругался, как будто бы ругательства могли его оскорбить.
Я отвел взгляд от облака и снова всмотрелся в горизонт. Выбрав в бинокле отдельный транспорт, я мог ясно разглядеть его полубак, надстройку и мостик и рубки на корме.
Командир говорил старшему помощнику о своих намерениях. «Я планирую приблизиться и немедленно стрелять. После торпедной атаки, сразу поверну на левый борт. Если это облако нам поможет, то мы скроемся как раз в нем».
Старший помощник передал требуемые распоряжения на калькулятор, с которым работал один человек в боевой рубке, и все вычисления дублировались на другом калькуляторе в центральном посту.
«Приготовить торпедные аппараты с 1 по 4 к надводной стрельбе».
Все четыре носовых торпедных аппарата были заполнены водой.
Носовой отсек доложил по переговорной трубе: «Торпедные аппараты с 1 по 4 к надводной стрельбе готовы».
«Расчетчикам следить за главным прицелом», — приказал старший помощник. «Стрельба торпедами с мостика».
С его губ легко слетали слова команд. Его домашние уроки вознаграждались. По крайней мере, он мог заучивать наизусть.
Старшина, обслуживавший вычислитель в боевой рубке, подтверждал каждый поступающий приказ.
Командир вел себя так, будто разговор не имел к нему никакого отношения. Только напряженность его позы выдавала, сколь напряженно он слушает.
Старший помощник старшине в боевой рубке: «Угол носовой три-ноль влево — дистанция три тысячи метров — скорость торпеды три-ноль — глубина три метра — следите за пеленгом».
Старшему помощнику не стоило беспокоиться о правильном угле опережения. Он рассчитывался калькулятором, который сейчас был напрямую связан с гирокомпасом и главным прицелом на мостике, и он направлял необходимую информацию прямо в торпеды. Их механизм автоматически отслеживал курсы и оценивал ситуацию, потому что каждое изменение курса и пеленга передавалось к ним в форме сигналов коррекции курса. Все, что надо было делать старшему помощнику — это удерживать цель в подсвеченном перекрестии окуляров бинокля, установленного сверху главного прицела.