«Смотреть вперед, матрос!»
Я никогда прежде не видел его таким. Раз за разом он стучал по ограждению мостика кулаком. «Мичман», — прокричал он, «пора дать радиограмму. Сначала я быстро возьму пеленг, чтобы мы могли послать им надежный усредненный курс».
На мостик принесли оптический пеленгатор. Командир установил его на репитере компаса, взял пеленг на шлейфы дыма и считал показания в градусах. «Командир — мичману», — доложил он вниз. «Истинный пеленг один-пять-пять градусов, дистанция четырнадцать миль».
Минутой позже Крихбаум доложил, что курс конвоя 240 градусов.
«Как раз, как мы предполагали» — сказал Командир самому себе. Он удовлетворенно кивнул и снова обратился вниз. «Как там насчет скорости — ты уже что-то можешь сказать?»
Лицо Крихбаума появилось в проеме люка. «Где-то между семью с половиной и восемью с половиной узлов, Командир».
Прошла еще минута, и он передал набросок радиограммы Командующему подводными лодками. Командир прочел ее, подписал огрызком карандаша и передал вниз.
Стармех вышел на палубу с самым грустным выражением лица. Он взглянул на Командира, как побитый пес. Что бы он ни собирался сказать, Командир начал разговор первым.
«А, это Вы, Стармех». В чем дело, пришли собирать плату за проезд или действительно есть причина для беспокойства?»
«С машинами все в порядке, Командир. Меня беспокоит, что мы идем назад».
«Кончай хныкать, Стармех. Все прекрасно». Командир подождал, пока он не уйдет вниз и затем сделал несколько приближенных вычислений с помощью Крихбаума. «Когда Вы сказали, наступает темнота?»
«Около 19 часов, но луна не зайдет до 06:00».
«Тогда нам не стоит больше идти полным ходом. Мы уже в хорошей позиции для предварительной атаки. После этого нам придется обратиться к тайным резервам Стармеха. Механики все одинаковы — прирожденные скопидомы».
Облака дыма теперь выглядели как аэростаты заграждения, привязанные к горизонту на коротких тросах. Я насчитал пятнадцать дымов.
Намеренно обычным голосом Командир произнес: «Нам бы не мешало посмотреть на противника поближе. Подойдите к ним поближе, Номер Первый. Вечером нам будет полезно знать, что у них за сопровождение — с ними придется иметь дело».
Старший помощник тотчас же изменил курс на 20 градусов на левый борт. Боцман, наблюдавший за сектором правого борта, пробормотал: «В должное время мы с чем-то столкнулись…»
Командир оборвал его. «Все может случиться до наступления ночи».
Пессимизм, но я чувствовал, что втайне он был уверен в успеха. Старое суеверие: цыплят по осени считают.
***
Из радиограмм Командующего стало ясно, что против конвоя разворачиваются пять подводных лодок. Пять — это немало. Из доклада о местоположении Флехсига мы заключили, что он присоединится к нам ночью. Его лодка была дальше к западу.
***
В центральном посту я столкнулся со Стармехом. Его хладнокровный вид не скрывал того факта, что он был как на иголках. Я стал смотреть на него, ничего не говоря, но с демонстративной ухмылкой, пока он яростно не потребовал сказать ему, что меня так развлекает.
«Тихо, тихо», — сказал появившийся ниоткуда Командир.
Стармех нахмурился. «Будем надеяться, что выхлопные трубы выдержат. В выхлопном коллекторе левого двигателя немного пробивают газы через прокладку». Он стал проявлять признаки беспокойства и исчез в корме без единого слова. Через пять минут он вернулся.
«Ну, как там дела?» — спросил я.
«Так себе», — ответил он.
Командир, занятый картами на столе, казалось ничего не слышал.
Радист пришел к нам подписать свой вахтенный журнал: прошло еще два часа.
«Вот наш информационный бюллетень», — произнес Командир. «Радиограмма для Меркеля. Ничего особенного — всего лишь запрашивают позицию».
То, что Меркель вообще выжил, было источником всеобщего изумления. Я вспомнил рассказ его старшего помощника о переделках в их последнем походе — встрече с танкером в штормовом море: «Цели не повезло — она изменила курс в неверный момент и пошла как раз нам наперерез. Море было таким бурным, что мы не могли удержать танкер в перископе. Нам пришлось сблизиться на тот случай, если они заметили след от перископа и стали уклоняться. Старик приказал дать одиночный из торпедного аппарата No.3. Мы услышали, как рыбка вышла из трубы, и затем взрыв. Стармех сделал все, что мог, чтобы удержать нас на перископной глубине, но мы потеряли их из виду. Лишь через приличное время Старик смог как следует осмотреться, и к тому времени танкер был над нами — он сделал полную циркуляцию! Избежать столкновения не было никакой надежды. Он наскочил на нас на пятнадцати метрах. Оба перископа вырвало с мясом, но корпус выдержал просто чудом. Еще бы пара сантиметров и нам был бы конец. Всплытие отпадало — удар полностью заклинил верхний люк. Не очень приятное ощущение, идти вслепую с герметично запечатанной боевой рубкой. Нам удалось выбраться через кормовой люк и вскрыть люк с помощью кувалды и лома. После этого не стали рисковать на глубокое погружение…»
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Никто не осмелился спросить, как чувствовал себя Меркель на долгом пути в две тысячи миль назад в Сен-Назер с вдребезги разбитой боевой рубкой и без перископов. Меркель давно уже преждевременно поседел.
***
Придя в кубрик старшин, чтобы приготовить свой фотоаппарат, я нашел его обитателей вовлеченными в громкий разговор. Несмотря на близость конвоя, они снова вернулись к теме No.1.
«У меня как-то была птичка, которая всегда ставила на газ чайник, прежде чем раздеться…»
«Я не порицаю ее, особенно если ты размахивал вокруг своим куском горгонцолы[25]. Она подмывала тебя и освежала, не так ли?»
«Чепуха, это было на потом — она всегда быстро кончала. Она была очень практичной малюткой — никогда не забывала сначала зажечь газ. Не очень-то романтично, знаете ли».
«Хотя и чертовски необходимо». Вихманн обернулся к остальным. «Вы бы видели его последнюю птичку. Урожай 1870 года. Для начала всегда нужно было смахнуть паутину…»
Цайтлер громко рыгнул, причем началось это с тонкого шипения желудка, а закончилось раскатами грома.
«Вот это сила!» — восхищенно произнес Пилгрим.
Я поспешил в носовой отсек. Пять или шесть вахтенных внизу разлеглись и сидели на деревянном настиле палубы, подтянув колени. Гамаки наверху замещали качающиеся ветви деревьев. Чего еще не хватало для полной картины — так это лагерного костра.
Меня забросали нетерпеливыми вопросами.
«Похоже, все идет по плану».
Жиголо размешивал свою кружку с чаем засаленным ножом. «Завтра в это время нам не придется уже есть на палубе», — громко провозгласил он. «Рыбка уйдет. Тогда мы сможем поднять стол».
«Не забудь полотняную скатерть и чашки с золотым ободком», — добавил Арио. «Не говоря уж о фамильном серебре». Неожиданно он нахмурился. «Эй, ты, заткнись! Я не могу больше выносить твою проклятую болтовню».
Он подобрал швабру и швырнул ее в гамак Викария.
«Промазал», — прокомментировал Жиголо, но Арио был далеко.
«Ну хорошо, встань с койки! Прекрати бормотать — опустись на колени и помолись немного громче. Быть может, он приготовит нечто особое для нас, этот твой старик с белой бородой. Быть может, он вытащит тебя из моря и оставит всех нас барахтаться в нем».
«Оставь его», — произнес Хакер.
«Чертов идолопоклонник», — проворчал Арио. «Он просто сводит меня с ума».
Хакер принял более повелительный тон. «Просто утихни, вот и все!»
Из гамака Викария больше не доносилось ни звука.
***
Нервное возбуждение привело меня обратно в кубрик старшин. Теперь дебаты вел Цайтлер.
«Однажды на тральщике мы как-то так вляпались…»
«Если ты на меня намекаешь», — говорит Френссен, «то можешь схлопотать!»
«Ерунда! Разве кто-то что-либо сказал про тебя?»