Потом Дева расстелила для нас плащ, а я тем временем пытался заметить поблизости что-нибудь живое и опасное, кого-нибудь из горбатых в особенности; впрочем, ничто не могло вселить в меня опасение за наши жизни.
Поверьте, я тщательно оглядел все вокруг, пещера располагалась в отвесной скале, футах в двадцати от ее подножья, но как я сказал, мы устроились очень удобно. Из пещеры видны были далекие горы, находившиеся не менее чем в дюжине миль от нас; к ним тянулся густой лес, причем кое-где в нем зияли проплешины, — там, где живой полог прорвала упавшая с неба скала или огонь. Романтические чащобы исчезали в тумане; кое-где блеск воды среди деревьев выдавал озерцо.
Далее крутой склон переходил в террасы, и обе покрытых лесом горы уходили вверх, навстречу вечной ночи, в сердце которой пламенели их вершины — где-то на половине пути между нынешним миром и древним, давно позабытым, оставшимся в двух сотнях миль над нами.
Высоты приковывали к себе внимание; скорбные, жуткие, озаренные красными отблесками и прячущиеся в тенях, они, как мне кажется, не могли нести жизнь, которая просто не сумела бы подняться наверх по великим отрогам. Скажу только, что случайный гость тех мрачных и неведомых высот мог бы скитаться по ним целый век.
Закончив свои наблюдения, я обернулся и обнаружил, что Наани молча ожидает, пока я лягу. Конечно, она тут же потупила взгляд и смолчала, в конце концов, ничего не сказав ей, я лег и положил Дискос возле руки, как делал всегда.
Наани как обычно устроилась у моего бока.
Тут я понял, что, невзирая на все капризы, она хочет быть рядом со мной. Потом Наани, стараясь шевелиться неслышно, поцеловала мой панцирь, потому что нуждалась в поцелуе, однако не хотела, чтобы я знал о нем. Ощутив в сердце своем новый прилив нежности, я ничего не сказал ей, а только ждал.
Наконец дыхание Наани сделалось ровным, — и она погрузилась в сон, — тихо, словно малое дитя, усталое и беззаботное.
Ну а я не спал, ощущая постоянные сотрясения скалы под нами; их производило горящее внутри мира пламя, сохранившее жизнь на этой земле.
А потом и я погрузился в сон; пробудившись от приветливого шипения воды, я немедленно открыл глаза, я узнал по своему циферблату, — несколько напоминавшему часы нашего времени, — что провел во сне семь добрых часов. Конечно же, перед этим я успел убедиться, что с Наани ничего не случилось и камень остался на своем месте у входа в пещеру.
Потом я съел свои таблетки и выпил воды, и Дева сделала то же самое.
Закончив с трапезой, я выглянул из отверстия пещеры, и не заметил ничего такого, что могло бы встревожить меня, лишь вдалеке на северо-западе стадо странных обличьем зверей брело от побережья к внутренним землям.
Отчасти уверившись в безопасности предстоящего пути, я пристегнул Дискос к поясу, и Дева помогла мне надеть на спину ранец и кисет. Потом мы пустились — я как всегда помогал Наани — и продолжили путь.
Теперь, возвращаясь, я смотрел на все другими глазами, и край этот казался мне похожим на какой-то чудесный парк, сотворенный искуснейшим и воистину божественным мастером.
Внутренние силы мира действовали здесь повсюду; в одном месте они выжигали землю, в другом — дробили ее, в третьем образовывали горячее озеро. Повсюду били вверх струи пара, выводившие привычную песню. Небольшие рощи сменяли друг друга, на прогалинах между ними высились одинокие деревья. То и дело нам попадались невысокие огненные холмы, — не выше обычного дома; за три часа мы насчитали семь штук. Два из них не проявляли особого пыла, но остальные пять извергали из недр своих огонь, дым и пепел, производя вокруг себя небольшие опустошения. Одна из этих горок с громким шумом разбрасывала во все стороны камни; раскаленные комья перекрывали наш путь, и нам пришлось повернуть ближе к берегу. Там, как мне помнится, было много деревьев, среди ветвей которых застряли камни, заброшенные туда этой разгорячившейся горкой. Словом, повсюду видны были свидетельства внутренней жизни и силы. Всякий раз, останавливаясь, мы ощущали, как земля содрогается под нашими ногами.
Вдруг до наших ушей донесся низкий и гулкий грохот, исходивший откуда-то из-за скал; над ними на фоне гор поднялся столб кипящей воды высотой то в сотню футов, а то и в три; в нем как щепка плясала огромная глыба — величиной в целый амбар. Когда напор воды ослабел, камень рухнул вниз, производя тот грохот, который мы слышали.
Я помнил этот звук по своему пути в ту сторону, однако тогда мне показалось, что источник его находится ближе к берегу, не видел я и струю, ведь мы с Наани углубились, наверно, на полмили от берега к внутренним землям этой страны.
Некоторое время мы рассматривали огромный фонтан, не приближаясь к нему, потому что струя разбрасывала вокруг себя россыпь мелких камней. Гейзер кашлял и грохотал в глубинах земли, ворчал, рыдал и булькал. С глухим мычанием огромная глыба снова поднялась вверх, поблескивая гладкими боками в свете вулканов — круглая, как чудовищный мяч.
Наконец струя опустилась вниз с великим кашлем и грохотом вод, пляшущая скала снова низверглась с высот, и мы смогли подойти поближе. Гулко стукнув о камень, глыба исчезла в глубокой котловине, из которой била вода. Признаюсь, я до сих пор не могу понять, почему она до сих пор не разбилась… возможно, что всякий раз камень этот опускался в бурлящую воду. Мы с Девой долго дивились этому зрелищу — куда более удивительному, чем я сумел описать. Но мешкать далее было уже ни к чему, и я дал знак, чтобы Дева последовала за мной. Не успел я отвернуться, как она за моей спиной направилась к огромному фонтану.
Я замер на месте от удивления, а Дева приблизилась к жерлу. Тут струя замычала, и я, сообразив, что вода опять поднимается, бросился вслед за Наани. Заметив это, она лишь припустила в направлении чудовищного фонтана.
Я поймал беглянку между великих скал, у самой огромной котловины, откуда извергались воды. Столб кипящей воды вырастал над нами, превращаясь в море, вставшее на дыбы. Не знаю, как нам удалось спастись; поток уже нависал над головами и вот-вот должен был, обрушившись, раздавить нас. Весь воздух вокруг нас сотрясался… Звук фонтана казался громом.
Подхватив Деву на руки, я побежал во всю прыть, уже не надеясь спасти наши жизни. Едва я выбежал из-под рушащегося водяного навеса, взметнувшаяся вверх глыба упала с высот и разбилась о камень за моей спиной, осколки зазвенели по моему панцирю и заставили меня пошатнуться. Но я лишь плотнее прижал Деву к груди, защищая ее своим телом, и успел вынести из беды.
Наконец я смог поставить Деву на ноги, а она даже не заметила, насколько близко от смерти побывали мы по ее вине, не заметила и того, что я едва избежал ранения; словом, Наани радостно смеялась, хотя мне было не до смеха: сердце мое окаменело от ужаса за нее, к тому же я был слегка оглушен ударами, нанесенными осколками камня. Любовь недалека от безрассудства, и я понимал, что Наани нужно вывести из этого настроения, даже если мне придется при этом причинить боль ее милому телу, чтобы вернуть к естественному благоразумию, однако не мог сделать этого, ведь Дева смеялась так радостно и казалась настолько изящной, что даже ее причуды были милы моему сердцу. Возможно, мои слова напомнят и вам о днях вашей любви. Тем не менее, я пытался урезонить Наани, однако на все мои уговоры она отвечала только полным блаженства смехом.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});