Огромное животное смотрело на них с двадцати футов, фыркая и отдуваясь. Поросячьи глазки носорога налились кровью от страсти и ярости, и он близоруко вглядывался в чужаков, ожидая, что легкое движение покажет: это не камень и не куст, а нечто, достойное всей тяжести его ревнивого гнева.
Дэниэл старался не дышать, но в груди жгло от усилий, и он закашлялся. И вдруг услышал у своего левого уха легкое электрическое жужжание. Не поворачивая головы, он скосил глаза в ту сторону.
И не поверил тому, что увидел. К его изумлению, Бонни продолжала снимать.
Объектив «сони» находился всего в футе от морды носорога. Они видели в широких ноздрях розовую слизь, и Бонни все это снимала. Это произвело на Дэниэла сильнейшее впечатление.
«У меня не оператор, а дьявол, – подумал он. – Джок сейчас уже дожидался бы самолета домой».
Внезапно носорог развернулся, невозможно стремительно и проворно для такого массивного животного. Любовь победила воинственность. Пыхтя от нетерпения, носорог устремился назад к возлюбленной.
Бонни смеялась. Дэниэл не верил своим ушам.
– Пошли!
Она легко вскочила. К тому времени, как они догнали пару на поросшей светлой травой поляне у водопада, самка наконец поддалась настойчивому ухаживанию. Она позволила самцу положить подбородок ей на спину и стояла спокойно и покорно под его ласками.
– Приготовься! – предупредил Дэниэл Бонни. – Это может произойти в любое мгновение.
Неожиданно самец поднялся над самкой.
Бонни улавливала все титанические конвульсии, все напряженные движения и толчки гигантских тел. Все кончилось очень быстро, самец сполз с самки и стоял, отдуваясь.
– Ты все сняла, и мы уже и так слишком рискнули, – прошептал Дэниэл. – Пошли отсюда.
Он взял ее за руку и повел. Уходили они осторожно, шажок за шажком, и все время наблюдали за самцом.
В ста ярдах от носорогов Дэниэл решил, что они вне опасности, и они пошли к машине, возбужденные и взволнованные риском, смеясь и болтая, не оглядываясь… но вдруг Дэниэл остановился.
– Смотри! Он опять идет к нам.
Самец неуклюжим галопом несся прямо к ним, не сворачивая и не отклоняясь, злобно глядя на них поверх своего страшного изогнутого рога.
– Думаю, он учуял нас. – Дэниэл схватил Бонни за руку. Он быстро огляделся. Ближайшее укрытие – небольшой колючий куст был в двадцати шагах от них. – Пошли!
Они побежали к кусту и заползли под нависающие ветви. Шипы рвали их одежду и голую кожу.
– Он не останавливается.
Голос Бонни звучал хрипло от пыли и напряжения.
– Ложись. Лежи неподвижно.
Они лежали на каменистой почве и в беспомощном ужасе смотрели, как носорог несется прямо на их укрытие.
Доисторическое чудовище весом в четыре тонны, вооруженное рогом, грозно нависло над ними.
Носорог принюхался к колючим кустам, давшим им такое непрочное укрытие, его дыхание шевелило ветки и било им в лицо.
Затем резко, неожиданно носорог повернулся, так что стал виден его толстый круглый зад. Они в ужасе смотрели, как между задними ногами показывается пенис.
– Мы на его территории! – выдохнул Дэниэл. – Он собирается пометить этот куст. Пометить нас.
Пенис нацелился в них, как розовый пожарный шланг.
– Мы в ловушке, – завыла Бонни. Их со всех сторон окружали колючки. – Что делать?
– Закрой глаза и думай об Англии.
Горячая струя поглотила их, ударила с силой тропического урагана; не просто струя, а целая буря горячей обжигающей жидкости сорвала с Дэниэла шляпу и вымочила их до нитки. Самец довольно мотнул задом, топнул задними ногами и удалился так же стремительно, как приблизился.
Дэниэл и Бонни сидели под роняющими капли ветками и в ужасе смотрели друг на друга. Лица у них были мокрые, словно они побывали под проливным дождем, и вонь стояла невыносимая.
Дэниэл пошевелился первым. Он ладонью вытер лицо – медленным, театральным жестом, от лба к подбородку. Потом осмотрел руку.
– Вот теперь он меня разозлил!
Несколько мгновений Бонни смотрела на него, потом дико взвизгнула, и они со смехом повалились друг на друга. Держась друг за друга, мокрые, провонявшие, они смеялись, пока не иссякли силы, но все равно продолжали смеяться. Липкая моча склеила их волосы, превратив их в дреды, и покрыла всю одежду разнообразными узорами.
В отель они проникли через черный вход за кухней, пробежали по лужайке к своему номеру и там двадцать минут простояли под душем, все еще хихикая, намыливая друг друга шампунем и отдраивая так, что тела заблестели.
Потом Дэниэл в купальном халате сел перед экраном телевизора, давая время Бонни подготовить оборудование.
Все его внимание теперь было устремлено на экран. С первой же минуты он понял, что сделал верный выбор, наняв Бонни Мейхон. У нее высочайшая профессиональная техника, отличный глаз и умение рассчитывать время. Она знала, когда приблизиться, когда отойти, но, что еще важнее и встречается реже, у нее был отчетливый индивидуальный стиль, который Дэниэл распознал еще в арктических съемках.
– Ты хороша, – сказал он ей, когда экран потемнел. – Чертовски хороша.
– Ты еще не знаешь, насколько хороша, – улыбнулась Бонни. – Я только начинаю чувствовать местное освещение. Знаешь, оно разное. В каждом месте свое. Дай мне еще неделю, и я покажу, насколько я хороша.
Час спустя, переодевшись во все чистое, они бродили в прохладных кенийских сумерках по газонам, останавливаясь полюбоваться дикими птицами в вольерах посреди лужаек и восхищаясь то ярким оперением бананоедов, то золотыми грудками скворцов за сеткой.
Другие гости уже направлялись в сторону ресторана.
Дэниэл не обращал внимания на небольшую фигуру по соседству, пока та не повернулась и поздоровалась с ним, назвав по имени.
– Прошу простить мою назойливость. Вы ведь Дэниэл Армстронг, верно?
Дэниэл вздрогнул, узнав ее.
– Доктор Кинер! В последний раз я видел вас на ежегодном собрании акционеров БОСС.
– А, вы там были? – Она рассмеялась. – Я вас не заметила.
– Да, в то время у вас на уме было другое, – улыбнулся в ответ Дэниэл. – А что случилось с вашим мегафоном? Сумели починить?
– Японский хлам, – сказала Келли Кинер. – Несколько добрых ударов по голове, и он разлетелся на куски.
У нее определенно есть чувство юмора: он понял это по ее книгам, но глаза у нее еще красивее, чем на снимке, помещенном на суперобложке. Она сразу ему понравилась. Должно быть, это было обоюдно, потому что Бонни положила руку ему на руку, и он почувствовал укол вины.