Собрание затянулось почти на двадцать минут против обычного, причем большая часть этого времени ушла на овации после импровизированной речи председателя. Аплодировали ему стоя.
Традиционное голосование с вынесением благодарности правлению на сей раз вылилось не в поднятие рук, а в громогласные рукоплескания.«Таг громит сумасшедших зеленых» – этот заголовок желтой прессы на следующее утро выразил всеобщее убеждение, что это было не столкновение, а просто избиение младенцев.
Прямого рейса из Хитроу в Кахали не было.
Хотя аэропорт переименовали в аэропорт Ифрима Таффари и получили у Всемирного банка заем на двадцать пять миллионов долларов на продление взлетно-посадочной полосы, чтобы она могла принимать самые современные самолеты, и на переоборудование главного терминала, строительство шло с большим отставанием от графика, главным образом потому, что заемные деньги куда-то испарились. На улицах Кахали говорили, что в конечном итоге эти деньги осели на некоем номерном счете в швейцарском банке. Для завершения проекта требовалось еще двадцать пять миллионов, и Всемирный банк требовал выходящих за рамки разумности заверений и гарантий, прежде чем их предоставить. А тем временем пассажиры вынуждены были добираться до Кахали через Найроби.
Дэниэл и Бонни летели рейсом «Британских авиалиний» до Найроби, и Дэниэл заплатил почти пятьсот долларов за перевес багажа из-за видеооборудования Бонни. В Найроби им пришлось переночевать в отеле «Норфолк», прежде чем они могли сесть на рейс компании «Эйр Убомо» до Кахали; это был единственный рейс между двумя столицами.
Поскольку в их распоряжении оказался целый день, Дэниэл попросил Бонни снять кое-что в качестве фона и дополнительного материала. На самом деле ему хотелось посмотреть на нее в деле и привыкнуть работать с ней на натуре. Нечто вроде репетиции в костюмах. Он взял в аренду комби со срезанной крышей и водителем-кикуйю. И они поехали в Национальный парк Найроби на окраинах города.
Сам парк представлял собой очередной африканский сюрприз. Всего в нескольких милях от бара «Лорд Деламер» в отеле «Норфолк» можно увидеть охотящихся диких львов. Границы парка проходят вдоль аэропорта Джомо Кениата, и стада пасущихся антилоп даже не поднимают головы, когда огромные самолеты заходят на посадку всего в нескольких сотнях футов над ними.
За последние несколько лет Дэниэл много раз снимал в парке. Хранитель парка – его старый друг. Они поздоровались на суахили и обменялись двойным рукопожатием, сначала ладони, потом большие пальцы – это братское рукопожатие.
Хранитель отрядил им в помощь одного из старших лесничих и дал Дэниэлу карт-бланш на поездку в любое место; ему даже разрешили нарушить строжайшее правило парка: не выходить из машины.Лесничий отвел их в лес акаций с плоскими кронами; рядом текла река, и огромный самец-носорог неуклюже ухаживал за самкой в течке. Эти допотопные чудовища были так поглощены друг другом, что Дэниэл и Бонни смогли выйти из машины и подойти поближе.
Дэниэл украдкой внимательно наблюдал за Бонни. Видеокамера «сони» была самой последней модели, современного дизайна, но тяжелая даже для мужчины. Дэниэл хотел посмотреть, как Бонни управится с ней, и не предлагал помощь. И на суахили резко остановил лесничего, когда тот попытался помочь.
Изучив тело Бонни за прошедшие несколько недель самым интимным образом, он знал, что в нем нет ни капли жира и что ее руки и ноги слагают упругие сильные мышцы. Она была в отличной форме, как хорошо тренированная спортсменка. В их игривых схватках Дэниэл вынужден был напрягать все силы, чтобы одолеть ее и уложить в постель, когда она с вызовом предлагала ему это сделать. Ей нравилось заниматься любовью, устраивая импровизированные схватки.
И все же Дэниэла удивила легкость, с какой она поднимала камеру, проворство передвижения в жару по пересеченной местности и в акациевом лесу. Землю покрывали следы носорогов и буйволов. Эти следы в сезон дождей глубоко уходили в глинистую почву и сейчас на солнце спеклись, как терракота. В такой ямке легко подвернуть ногу, а шипы колючих кустарников готовы вонзиться в плоть или в ткань. Бонни легко избегала всех ловушек.
Носорог вел себя агрессивно из-за самки, забредшей на его территорию; сейчас, обуреваемый похотью, он держал самку в плену. Всякий раз как она пыталась добраться до границы его территории, он гнал ее обратно, толкая головой, фыркая и пыхтя, как паровоз, и поднимая столбы пыли мощно топающими ногами.
Самка убирала свой широкий зад, виляла им из стороны в сторону, отвергая притязания самца; густой запах ее течки все больше приводил носорога в экстаз и волнение. Каждые несколько минут он отбегал, чтобы пометить границы своей территории и предупредить возможного соперника, который попробует помешать его пылким ухаживаниям.
Добравшись до границы, он нацеливался на дерево или куст, служившие пограничными вехами, задирал хвост, извлекал из складок серой морщинистой кожи, как из ножен, массивный розовый член и с силой пускал меж задних ног поток мочи, словно из пожарного рукава, приминая цель к земле. Удовлетворив свое чувство чести, он, страстно хрюкая, возвращался к застенчивой самке, которая тотчас устремлялась к другому участку границы, заставляя его пускаться вдогонку.
Даже в лучшие времена зрение у носорогов слабое, но сейчас эти двое были почти полностью ослеплены страстью.
Дэниэл и Бонни были внимательны и готовы в любое мгновение убежать или увернуться: рывки воспламененных тварей были дикими и неожиданными. Если замешкаться, их могут затоптать ороговелые подошвы и проткнуть длинные полированные рога на носу.
Трудная и опасная работа, совсем рядом со смертью, но Бонни нисколько не боялась. Напротив, опасность радовала и возбуждала ее. Глаза сверкали, пот вымочил пламенные волосы, на спине, когда они вдвоем бежали по лесу или прятались за стволом акации, чтобы увернуться от неожиданных движений животных, проступали темные пятна.
Помимо полного отсутствия страха Дэниэла поразила выносливость Бонни. Он не тащил, как она, оборудование и тем не менее начинал уставать, а ей, казалось, хоть бы что.
Внезапно самец повернулся. Возможно, в облаках любовного аромата, которым самка заполняла его широкие раздувающиеся ноздри, он различил запах их тел. Он бросился прямо на людей, и Дэниэл схватил Бонни за руку.
– Замри! – повелительно прошептал он. Они опустились на колени и застыли в полной неподвижности.
Огромное животное смотрело на них с двадцати футов, фыркая и отдуваясь. Поросячьи глазки носорога налились кровью от страсти и ярости, и он близоруко вглядывался в чужаков, ожидая, что легкое движение покажет: это не камень и не куст, а нечто, достойное всей тяжести его ревнивого гнева.