Яшканчи подозвал к себе барана-вожака, крепко ухватился за его крутые рога, повел вниз, на клин Торкоша, отпустил. Но баран остался стоять у ног хозяина. Не пойдет на чужую траву и овец не поведет!
— Вот кермес! — рассмеялся Яшканчи. — А за конем пойдешь?
Что-то закричал Кайонок, размахивая еловой веткой, отбиваясь от комаров. Яшканчи поднял голову.
— К нам гости, отец!
Через каменистую осыпь брели усталые измученные лошади, покачивая в седлах истомленных и опаленных солнцем всадников.
Бывшего кама Оинчы Яшканчи узнал сразу, а его спутник был ему незнаком. И хотя он тоже был алтайцем, но по русской одежде и срезанной косичке пастух определил безошибочно: орус. Гости были странными — бывший кам и крещеный алтаец, но Яшканчи встретил их со всем радушием, на которое только был способен.
Оинчы чувствовал себя в чужом жилище, как в своем собственном аиле деловито осмотрел шкуры и ковры, пощупал подушки, помял в кулаке занавеску, разделяющую юрту на две половины — мужскую и женскую, хлопнул ладонью по гулко отдавшемуся пустому казану, поискал глазами кермежеков. Не найдя их, удивленно взглянул на Адымаш, но не спросил. Мало ли что могло произойти! Долго нет дождя, пастбище выгорело… За одно это хозяин мог наказать их бросить в огонь или, раздев донага, сунуть головами в землю, чтобы одумались… Кермежеки — не духи, хозяин волен с ними поступать свободно, как ему заблагорассудится!
Ыныбас смотрел на брата во все глаза и не узнавал его: исчезли обычная молчаливость и угрюмость Оинчы, он хорошо и весело шутил с хозяйкой и мальчишкой, давал дельные и обстоятельные житейские советы самому Яшканчи…
Когда ударил первый гром и небо разорвала ветвистая молния, Оинчы рывком поднял расписной чочой и сказал громко, торжественно:
— Пусть будут обильны твои стада, хозяин! Пусть цветет вечной молодостью твоя жена! Пусть богатырями растут твои сыновья и красавицами дочери! И сам живи столько, сколько захочешь и сможешь!
Яшканчи привстал и поклонился дорогим гостям:
— Благодарю вас, добрые люди! Пусть ваш путь к избранной цели будет прямым, как полет стрелы!
И тотчас, нарушая обычай, привстала с полной чашей Адымаш:
— Пусть благословят вас ваши боги и духи!
Яшканчи крякнул: молодец, жена! И каму пожелание высказала, и оруса не обидела!
Оинчы поставил выпитый до дна сосуд, спросил громко и строго:
— Нет ли у вас печалей и забот на душе, люди? Я сниму их, как пушинку с воротника шубы!
— Есть, — сказала осмелевшая Адымаш, опережая мужа, который собрался было отрицательно мотнуть головой. — И только ты, Оинчы, снимешь их! Твое слово — всегда золото.
— Говори, женщина, если молчит твой муж!
— Ты — великий кам и пророк. Скажи нам с мужем правду, Оинчы: прекратились ли все наши несчастья или они только начались?
— Они миновали вас.
— Значит, нас ждет счастье? — обрадовалась Адымаш. — Где, за каким перевалом?
Оинчы думал долго. Потом твердо сказал:
— Ваше с мужем счастье, женщина, не в этой долине. Оно ждет вас за перевалом, путь к которому неблизок…
— Назови мне этот перевал, Оинчы! — попросил Яшканчи взволнованно и торопливо. — Я пойду к нему, если он даже на краю земли!
— Нет, этот перевал гораздо ближе…
Ыныбас замер. Теперь он понял, как и какими приемами действовали все камы его семьи! И не нашел в себе сил, чтобы осудить брата и отца. Каждый из них давал людям надежду, а вместе с ней и силы для борьбы! Это — много…
Оинчы мог назвать долину, которую выбрали бурханы. Но она — для посвященных! Неужели Оинчы возьмет на себя смелость и назовет вслух священное место?
— Иди в долину Теренг, за Ябоганский перевал, — сказал, наконец, Оинчы, стремительно обменявшись взглядами со своим спутником. — Там ты найдешь и счастье, и правду, и дружбу.
— И там хорошие пастбища? — не донес Яшканчи пиалу до рта.
— Там хорошие пастбища, — кивнул Оинчы, — и места много.
— А люди там какие? — задала свой вопрос Адымаш. — Дружно живут, не ссорятся из-за травы? Оинчы опять задумался. Потом сказал:
— Люди везде одинаковые, женщина. Но там есть один человек, который нужен тебе и которому нужен ты, Яшканчи. Ты можешь назвать ему только меня, этого хватит…
— Кто он? Я знаю его?
— Чет Чалпан.
Яшканчи расплылся в улыбке:
— Знаю Чета! Как же мне его не знать? Кочевали… Он прислушался к шуму дождя и прикрыл глаза. Теперь трава пойдет! Может, и не надо пока кочевать?
Глава девятая
НОЧНОЙ РЕЙД
Друзья всегда опаснее врагов — они держатся за душу человека и безразличны к его телу, а врагам нужно только тело, как носитель жизни, и совсем не нужна душа. И потому любой враг для Техтиека желаннее, чем друг! С врагом проще — торопись убить его сам, не жди, когда он убьет тебя. А вот с друзьями… Не слишком ли их много крутится сейчас возле хана Ойрота?
А началось все глупо и просто для Техтиека… На условной тропе он услышал призывной свист, знакомый только его людям, натянул повод, сдерживая коня. Из леса вышел исчезнувший больше года назад кайчи Чочуш.
— Ты? — поразился Техтиек.
— Я снова пришел к тебе.
— Правильно сделал. Говори, что тебе теперь нужно? Или ты забыл уговор? Кто приходит ко мне второй раз — приходит навсегда!
— Я знаю, Техтиек. Но я пришел не один.
— Тем лучше! Твои друзья — мои друзья!
Техтиек узнавал и не узнавал старого знакомого. Куда делся тот загнанный и смертельно напуганный парнями зайсана мальчишка? Сейчас перед ним стоял спокойный, уверенный в себе алып, заменивший топшур на боевое оружие. И Техтиек протянул ему руку, как равный равному:
— Я рад тебя видеть живым, Чочуш!
— Я тоже рад видеть тебя живым, Техтиек…
Чочуш повторил разбойничий посвист и на тропе появились четверо великолепных всадников в белых одеждах.
— Вот мои друзья. Бурханы.
Техтиек восхищенно прищелкнул языком:
— Какие у них кони! А?
— Мне и бурханам нужен приют, Техтиек.
— Будет! Все будет, алыпы!
Он привел их в свою пещеру, хотел закатить пир, какого еще не видели горы, но старший из гостей сказал:
— Не надо шума. Ничего не надо.
— Вы — гости, а я — хозяин! И мне самому решать, как встречать дорогих гостей! — Техтиек был горд, и ему хотелось, чтобы гости узнали еще и о его щедрости, о его богатствах и его могуществе. — Говори, Чочуш, что нужно!
Вместо Чочуша ответил старший из гостей:
— Ничего не нужно. Уймись, ничтожный человек, если не хочешь, чтобы я тебя прихлопнул, как муху.