Читать интересную книгу Московские эбани - Елена Сулима

— Телефон! Ему нужен телефон! Ему срочно требуется позвонить в посольство! — Прорезал взволнованный голос Светланы их тихую беседу.

— Сейчас. — Виктория начала рыться у себя в сумочке.

— Странный этот миллионер какой-то — без мобильника. — удивился Вадим.

— О! Их миллионеры известные экономы! Потому и миллионеры. — Пояснил Борис.

— Нет. — Послышался растерянный голос Виктории. — Телефона нет.

— Украли?! — воскликнула Светлана. — Теперь их постоянно крадут!

— Нет. Я забыла его. — Спокойно ответила Виктория.

Американец вновь быстро и взволновано что-то проговорил.

— Но ему нужен срочно телефон! Он договорился о чем-то в посольстве! Они же любят точность!

— Сейчас, — как-то сомнамбулические глухо отозвалась Виктория, встала из-за стола, пошла к выходу, но остановилась на пол пути и, оглядела сидящих в зале, увидела Вадима, не изменилась в лице, так, словно как-то неестественно, если бы он не сидел рядом.

— Вадим! — Обратилась она к нему, и он даже вздрогнул, будто она его застала за каким-то неприличным занятием. Не обращая внимания на его нервозные движения, спросила его: — Тебе не жалко дать мне телефон на несколько минут?

Вадим тут же вынул телефон из кармана пиджака и протянул ей со словами: — Да для тебя даже жизни не жалко.

— "И жизни"? — Услышав его слова, она как будто очнулась.

— Да. Я тебе даже жизнь готов отдать. — Твердо ответил Вадим.

— Я сейчас. — Она вернулась к своему столику, протянула Вадимов телефон своему импортному жениху. — Вы там без меня поговорите. — Сказала она Светлане, — А у меня тут приятели. Сорри Билл! — кивнула она говорившем по телефону американцу, — И села на свободный стул между Вадимом и Борисом.

Борис настолько не ожидал её прихода, что поперхнулся и потерял дар речи.

Но она не обращала никакого внимания на Бориса. Развернулась лицом к Вадиму и, глядя на него так, что он ничего не видел, кроме её глаз спросила: — Так что же? И жизни не жалко?

— Не жалко. — Утвердительно кивнул Вадим.

— Навсегда? — лукаво усмехнулась

— Навсегда, — ответил он ей серьезно.

— Совет да любовь! — врезался в их действительность Борис с бокалом пива.

Они удивленно, словно никогда не видели, посмотрели на него.

Борис покраснел, но протянул бокал к бокалу Вадима. Чокнулся.

— Пива хочешь? — спросил Вадим.

— Я за рулем. — Ответила она.

Борис почувствовал, что он лишний, откинулся на спинку стула и даже чуть отъехал на стуле от стола

— Я тоже не буду. Поехали ко мне! — выдохнул Вадим.

— Нет. Только в Париже.

— Но Вика! — он почувствовал, что дрожит, и слезы накатываются на глаза. — Какая же ты все-таки! Прости меня, дурня! Ты же знаешь, что это я… я… ну твои картины. Они у меня в целости и сохранности.

— А… — он совершенно не ожидал, что она так легко ответит: — Пусть они пока у тебя полежат. Ты прав. Так сохраннее будут.

— Какая ты… Какая… — он взял нежно её руку и поцеловал. — Какая ты… — не мог подобрать слово, — Ты меня любишь?

— Да. — Так же просто кивнула она.

— Когда ты это поняла? Когда?!

— Сейчас.

— А я… А я с первого взгляда!

— Виктория! — нависла над ней Светлана, протянув через голову Виктории мобильный телефон, положила его перед Вадимом: — Билл уходит. Ему срочно требуется в посольство. Надо попрощаться с ним.

— А?.. — рассеянно обернулась она к Светлане и тут же встала.

Они чопорно раскланялись с Биллом. При этом чувствовалась в её движениях какая-то машинальность. Билл смутился, поцеловал её руку и огромными шагами вышел из маленького кафе.

После чего Светлана воскликнула: — Ты и даешь! А вообще-то ты правильно с ним! Так ему и надо. Привык тут к усиленному вниманию. Я пошла. Вечером созвонимся и все обсудим. Он ещё надеется на контракт. Но мне кажется, ты с концами. Все-таки подумай. Как бы не вышло так, что шикарный дом на мобильный телефон променяла. Хотя кто знает, что ценней. Усмехнулась Светлана и поспешила вслед за Биллом. Виктория снова присела к ним за столик.

— Что тебе заказать? — спросил Вадим, сам от себя не ожидая, такой нежности в голосе.

— Ничего. Мне ничего не надо.

— Как ты этого миллионера! Ничего себе! — очнулся Борис.

— А?! — Виктория уставилась на него так, словно смотрела куда-то сквозь него: — Какого миллионера?.. — и снова повернулась к Вадиму: — Вот и все на сегодня, — сказала она столь нежно, что Вадим даже растерялся: — Я пойду.

— А как же Париж?!

— Но мы же не можем в него ехать сегодня?.. — Она привстала.

— Нет! — Вадим схватил её за оба запястья, она не вырывалась. — Я столько уже с тобой всего пережил! — заговорил он быстро.

— Как со мной? — она внимательно и ласково вглядывалась в его лицо, Но меня же не было?

— Нет. Ты была. Ты была всегда. Не уходи!.. — он отпустил её руки и сам себя стукнул по лбу. — Я же жизнь тебе отдаю.

— Отдать жизнь можно, а взять нельзя. — Она кратко поцеловала его в лоб и встала. — Но за слова спасибо.

— Да нет у меня без тебя никакой жизни! Я же сказал! Постой! — Он вскочил, порываясь схватить её, но, забывшись, коснулся пяткой загипсованной ноги пола и, взвыв от боли, грохнулся на стул.

— Что с тобой? Что с тобой?! — подлетела она к нему.

— Но-ога! — выдавил он, преодолевая боль.

Она заглянула под стол и увидела его загипсованную ногу. А рядом вторую. Вторая принадлежала Борису.

С немым вопросом она посмотрела на Вадима — он морщился от боли, как бы говоря — вот видишь, какая ты жестокая.

Потом Виктория посмотрела на Бориса. Борис гордо вздернул голову мол, и я герой.

— Как же вас теперь отсюда эвакуировать?

— А у нас костыли есть! — похвастался Борис, но, увидев, что его друг морщит лицо, изображая страдание, поправился: — Только мы на них ещё ходить не научились.

— Вика!..

— Только в Париже, — отпарировала она.

— Нашли куда ехать, чтобы объединиться! — расходился Борис. — Между прочим, с милым рай и в шалаше. Вы в его квартире такой себе Париж можете устроить, что мало не покажется. Я вам даже Эйфелеву башню подарю. У меня есть. — Закивал он уверенно. — Маленькая такая, но железная!

Виктория усмехнулась.

— Так что же мне с вами делать? Давайте я вас подвезу.

— Подвози. — Разрешил Борис.

— Нет! Нам в разные стороны! — Вадим выразительно посмотрел на Бориса, нащупал костыли и принялся доставать их.

— В разные, так в разные согласился Борис.

— На Сереге поедешь, — сказал Вадим так, чтобы не слышала Виктория, из-за грохота, производимого костылями.

— Да. Я ещё посижу, а вы идите. — Тут же сориентировался Борис. — За мной друг приедет. Мне-то что. Вот Вадим у нас — сирота.

— Ну что ж пошли, сирота. — Усмехнулась Виктория. Вадим мужественно заорудовал костылями. Виктория пошла чуть сзади, страхуя его.

Уже на улице Вадим перекинулся взглядам со своим водителем.

У них уже давно существовала, понятная только им, система знаков. Водитель сразу понял, что обнаруживать себя не стоит, а следует дождаться Бориса. Виктория ничего не заметила, проводя Вадима мимо его машины к своей.

Вадим был счастлив. Несмотря на произведенное вранье, ему казалось, что он никогда не питал к женщине столь искренних чувств.

ГЛАВА 49

Вадим чувствовал, что пьянеет от нежности. И борясь с ней, пустился в монолог.

Она не улавливала всех деталей его текста. Лишь отрывочные картинки иногда из туманна проявлялись с особой четкостью в её воображении.

Вот: он пьет с друзьями ещё студентом, худым, безбородым под лестницей в университете. Вот: он уже дипломированный географ, не видевший ни одной страны и не знающий, куда девать свой диплом. Вот: он уже шляется праздно по Гоголевскому бульвару, жмет по-дружески руку длинному строю знакомых, хлопает по плечу очередного гения местного назначения, и не знает сам что делать, чем заняться. Все принимают его за весьма респектабельного молодого человека, предлагают тушенку, гречку вагонами, он участвует в каких-то мелких сделках, и параллельно преподает свою науку в средней школе, приезжая к первому уроку во хмелю и на такси. Тоскует по широким горизонтам, а крутит любовь с женщинами желающими затащить его в ещё более узкое пространство и вдруг летит по студенческой визе в Англию собирать местную флору для сушеных букетов. Работает как негр на плантации, и ценит теперь то, что не ценил ранее — русскую вольную жизнь. Дым отечества ему начинает заменять дым марихуаны. Он вырывается из бреда, в котором цель заработать деньги настолько параноидальна, что теряется смысл — зачем?.. Он возвращается на родину с одной мыслью: как бы сделать так, чтобы не он зависел от своего дела, чтобы дело зависело от него. Он дружится с продавцами недвижимости, с мелкими бизнесменами, с верхушкой банковского делопроизводства, пытается влезть в процесс их деятельности. Но фирмы горят, банки лопаются… Немного позанимавшись кредитами, он в результате приобретает не деньги, а приятелей, уже не курит марихуану, пьет водку. Его девушки уже не тянут его в узкую норку бытия, а требуют к своим ногам весь мир. Отчего благополучно спиваются, умирают от передозировки наркотиков, режут себе вены, бросаются с крыш. А он в наследство от них, озадачившись расширением собственной экспансии, создает туристическое агентство. Оказывается, половина его сокурсников уже живет за границей — отчего легко налаживаются необходимые дружественные связи… Казалось бы — вот: теперь он может бросить к ногам избранницы весь мир!.. Но зачем, и кому? Пускается в путешествия вроде бы по делам фирмы, но вдруг начинает понимать, что смена ландшафтов ничего не меняет. Что можно объездить весь мир, пожирать глазами памятники и пейзажи, и думать, что обогатился — хотя бы есть чего рассказать, а потом оказывается, что все это ты делал, это для того, чтобы познать собственную ничтожность, о которой ранее и не подозревал. И начинается депрессия. Все зовут тебя куда-то — а зачем? Чтобы наполнить свою биографию географическими названиями и именами?.. Может быть, мы все гурманы и нами всегда ощущается нехватка чего-нибудь экзотического? рассуждал он тогда. И когда впервые увидел её — она предстала столь экзотичной женщиной, что захотелось и ею пополнить свою биографию, по привычке, из чувства гурманства. Конечно же — он влюбился в неё с первого взгляда, но сколько раз с ним уже случалось такое!.. Но дальше все пошло как-то не так. Хорошо, что она отстранила его сразу. Иначе бы все прошло у него после первой же ночи. Потому что слишком быстрая близость никогда не давал ему возможности любить.