Грохнул стартовый пистолет. Девицы рядом завизжали. Двигатели взвыли. Гонка пошла.
Ростбиф почти не следил за треком. Он следил за секундной стрелкой. И потому не сразу заметил, что на треке творится неладное. Только когда комментатор взвыл: «Чёрт побери, да что же они делают!», Ростбиф сосредоточился, слушая — и обомлел: два лидера команды «Судзуки», аутсайдер Андрей Савин и чемпион среди юниоров Курт Штанце завязали между собой схватку настолько ожесточенную, что едва не отдали победу команде «СААБ». Только бы не убился мальчишка, — подумал Ростбиф. Он ждет взрыва, он готов, у него неплохие шансы. Куда лучше, чем у тщеславного дурня Штанце. Юпитер наилучший…
Полыхнуло.
Грохнуло.
Ударило.
Брызнуло бронированное, не пробиваемое ни пулями, ни гранатами, стекло. Ростбиф упал с кресла, спасаясь от летящих во все стороны осколков. Безотчетно подмял под себя визжащую четырнадцатилетнюю болельщицу. Её подруге повезло меньше: стеклянные брызги иссекли ей голову и руки. По белёсым волосам, прорезанным тёмно-синими прядями (цвета «Судзуки») потекла кровь. Раны несерьезные — бронестекло разлетается мелкими, неправильной формы многогранниками, а не иглами-лезвиями — но орала девица как резаная. И чего бы я так вопил? — подумал Ростбиф, поднимаясь, трогая свою голову и обнаруживая, что ладонь окрасилась багровым. Ну, выбреют три-четыре плешки, ну помажут коллоидом…
Сам взрыв был сравнительно негромким — словно над VIP-ложей великан хлопнул в ладоши. Гвалт, поднявшийся на трибунах через пятнадцать секунд, перекрыл его по децибелам с лихвой.
Паника немного отстала от взрыва. Слава неизвестно кому — противотеррористические меры безопасности на стадионах давно включают паникующую толпу зрителей в расчет.
Ростбиф поднялся, выпустил девчонку. Что-то было не так. Не слышно рёва мотоциклетных двигателей. Огромный проекционный экран уже показывал инструкции, над трибунами гремели приказы оставаться на местах, бежали по проходам спасатели и пожарники… а на экранчике голубой планшетки, обронённой болельщицей, медленно взлетал над треком один, потом другой бело-синий мотоцикл, и второй гонщик отпускал руль и вылетал из седла. В углу экрана помаргивала эмблема «М. Евроспорт».
Рассмотреть картинку подробнее Ростбиф не успел — его аккуратно взяли под белы ручки, вытащили в проход… Он напрягся было — а потом расслабился: охрана стадиона. «Вы прикрыли собой девочку? Да вы герой! Вам нужна помощь, вы весь в крови…» Ростбиф вяло отбивался, но по всему выходило, что отделаться от медосмотра не удастся — да и подозрительно будет, если он станет слишком упорно отделываться.
Напоследок он бросил взгляд на ложу покойного — несомненно покойного — фон Литтенхайма. Башенка для очень важных персон обуглилась и покорежилась: МТ-16 — термобарическая смесь, и Корвин рассчитал все как надо — факел ушел вверх, и тот звук, который с натяжкой можно было назвать взрывом, на самом деле был хлопком воздуха, устремившегося внутрь сферы, где выгорел весь кислород. Ударная волна внутри этой схлопнувшейся сферы уничтожила всё, что не сгорело. От господина фон Литтенхайма не осталось даже скелета. От Клауса с Деборой — тоже.
Один из спасателей посмотрел в ту же сторону, что и Ростбиф, и неверно прочел выражение лица спасаемого.
— Ублюдки. Поганые ублюдки.
— Да, — хрипло сказал Ростбиф, — да. Что на треке? Ребят, что, тоже достало?
Этого вообще-то быть не могло никак, но постороннему зрителю знать такие вещи неоткуда.
— Да чёрт его знает, что там, на треке, — сказал спасатель. — Вылетел кто-то с трассы, а больше ничего не знаю. — Посмотрел на серое лицо Ростбифа. — Не волнуйтесь. Врачи там есть.
Ростбиф кивнул и закрыл глаза. Под веками плыли лица Деборы и Клауса. И Андрея. Андрея Витра, не Савина. Найти Фихте, если он жив. Срочно. Как только будет покончено с медицинскими формальностями. Найти Фихте и проследить, чтобы никто не делал резких движений.
Уже на площади перед мотодромом, отойдя от машины «скорой помощи», он перебинтованными руками набрал номер Фихте.
— Жив, — сказал ему на том конце личный тренер Савина. — Побился так, что мать родная не узнает, но жить будет. И вообще трупов нет. Из обслуги пришибло одного. Ты-то сам как?
— В мелкую крапинку.
Они встретились через час в кафе на другом конце Зальцбурга. Ростбиф уже успел снять повязки, надел перчатки и кепи — кровотечение остановилось, а отвечать все время на вопрос «что там было» он устал.
— Что делаем? — спросил Фихте.
— Остаемся. Вернее, остаемся мы с тобой.
…Пустота. После удачной акции — всегда пустота.
— Так значит, это был не ты? — спросил Фихте.
— Нет. Не я. Хотел бы я знать, что там вышло и почему. Ложа прослушивалась, конечно, но…
Фихте кивнул. Шеффер потребовал открыть «шампанское» в его присутствии и сам указал на бутылку? Кто-то споткнулся и обронил корзину? Сканер выдал сигнал тревоги и подрывники решили пожертвовать собой? Юпитер знает… Во всяком случае, те, кто шел на мотодром, ожидая крови, получили ожидаемое в полном объеме, да ещё с верхом.
Из кафе перебрались в бар — Фихте захотелось выпить. Он не был террористом до этого момента. Занимался только техническим обеспечением боевых групп — транспорт, перекраска, перебивка номеров. И вот теперь, можно сказать, на старости лет — в пятьдесят два — сделался участником собственно теракта. С подачи Корвина, знавшего, что Фихте — бывший мотогонщик и тренер. Предложение Корвина Фихте принял сразу, он же привлек по технической части двух парней, Зеппи Унала и Ференца Кольбе. Оба не имели отношения к подполью, обоих в игру включили «втемную» — нужно было подготовить и вывести на трек аутсайдера, Энея. Поначалу никто не рассчитывал, что дело пойдет так хорошо и Энея возьмут аж в команду «Судзуки». Нужно было просто получить свободный доступ на мотодром, единственное место, где Литтенхайм бывал регулярно и где кольцо охраны было наиболее тонким. Конечно, аутсайдеры чаще всего были сами себе и техниками, но нередко бывало и так, что команда конструкторов-любителей нанимала аутсайдера. Прикрытием взяли именно этот случай, тем более что Фихте действительно был любителем. Не в смысле непрофессионализма, а от слова «любить».
Но, откатавшись три месяца и обойдя по очкам лидера команды БМВ, аутсайдер Савин привлек внимание фон Литтенхайма лично. План пересмотрели. Конечно, оставался риск, что Энея вскроют при проверке службой безопасности — но Ростбиф заложился на то, что недавно в московской цитадели случился небольшой переворот-переворот, в ходе которого господин Рождественский отдал Гадесу душу, а советником при президенте Европейской России стал Аркадий Петрович Волков. Соответственно, количество сторонников русско-немецкой дружбы в СБ после этого сократилось до числа тех, кто пил «за нашу победу». Проверить российскую личность Савина через российскую СБ таким образом было затруднительно, с немецкой стороны работали только легалы, а документами группу обеспечили на высшем уровне.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});