или как там правильно называют коленки у пауков. Жучиный бог заверещал, а я повернулся к свисающим из его брюха телам. Они тянулись ко мне, словно бы я и впрямь мог как-то помочь им и освободить от того ужасного существования, на которое обрекал их жучиный бог. Я вытянул вперёд руку и трупы сделали то же самое. Они застонали сильнее и, кажется, даже уродливая тварь пленившая их в себе, стала двигаться медленнее, замерла в ожидании. Но оставалась ещё одна жердь. Я понимал, что погибну, но путь воина, это путь смерти. Я был ранен, и не пережил бы удара током, но чудовище нужно было остановить. Этого требовала и моя рыцарская честь и честь моего отца. Я повернулась ко второй жерди, но её там уже не было!
— Проклятье, — закричала я, и в этот момент, прямо из ниоткуда, возник алый червь Тотоши. Ультима крутилась рядом с ним, ловко перепрыгивая через кислотные лужи и уклоняясь от лап чудовищного божка.
— Я фуловый! — раздался рядом со мной знакомый голос, но алый червь молчал. Голос был его, а звук шёл из какого-то другого места. Я не поняла, что он имел в виду, успела только охнуть.
— Это мой долг рыцаря, — произнесла я на выдохе, пытаясь остановить Тотоши от самоубийственной атаки. Но он уже вонзил жердь в тело трупа, при этом, он держал её так, чтобы вторым концом жердь касалась уже воткнутой мною в лапу богу. Жучиный бог закричал, когда заряд электричества прошёл по нему. Тотоши отбросило в сторону, а древний идол забился в конвульсиях. Я подскочила к алому червю, оттаскивая его в безопасное место.
— Тотоши, — тихо прошептала я, оглядывая союзника. Его голос, из другого места, ответил мне.
— Нормально. Оглушен, но здоровье еще осталось.
Я покачала головой, гладя друга по алой, все время двигающейся и сокращающейся коже. Жучиный бог затих. Он лежал за моей спиной, грудой мяса и хитина. Барк и ребята осторожно подошли ближе, несколько раз ткнули копьями в уродливую тушу. Ультима с явным отвращением обнюхивала останки, но не слишком их боялась.
— Этой был мой долг рыцаря, — снова сказала я, и по моему лицу потекли слёзы. Я вытерла их рукой, потом обняла Тотоши. — Я должна была это сделать.
Над нашими головами закричал ворон.
Beta 4.
Я сидел на кровати, а ноутбук и шлем были аккуратно сложены в сумки. Наверное, Человек с билборда боялся, что я начну снова играть без его ведома. Он сидел на окне, мрачный как туча, и молчал. Я тоже молчал. Мы не разговаривали уже полчаса или больше. Каждый думал о своём. Наконец, Никита озвучил то, что мы, итак, оба понимали.
— Ты плывёшь, — сказал он. Я кивнул. — Даже без "Царства".
Мне нечего было ему ответить. Только руками развести. Не знаю почему, но боли в боку почти не было. Человек с билборда повернулся к окну. Я встал, подошел к нему. Никита смотрел на самого себя, только двухмерного, растянутого на огромном баннере, перед входом в больницу. Оба человека с билборда не моргали.
— И что в таких случаях делают? — спросил я.
— Не дают играть, — усмехнулся мужчина. — Но для Валеры это не вариант.
— Мальчишка сам не выберется. А ты сможешь ему помочь?
— Ему вообще нельзя помочь, — человек с билборда качнул головой, потом повернулся ко мне, так, что его ноги все еще свисали с подоконника, а макушка упиралась в стекло. — Мы просто успокаиваем моего друга, играя в игру. Пока пиздюк не сорвётся.
— Думаешь, он не скажет, чем ширнулся?
— А ты бы сказал? — Никита вздохнул. — Я буду с тобой, может быть, смогу по симптоматике сообразить, но вряд ли.
Я кивнул.
— Мне нельзя бросать игру пока. Осталось немного. Поднимем уровень и за мальчишкой.
— Ты получил травму головы, перо в пузо, пережил эмоциональное потрясение, — Никита говорил спокойно, безо всяких эмоций. Просто сухо перечислял факты, которые мы и без того оба знали. — Твой чердак начинает протекать, и дальше будет хуже.
— Свози меня в санаторий, если так беспокоишься, — у меня начала кружиться голова и я осторожно вернулся на кровать. Боли по-прежнему не было. Никита молчал, и мы провели в тишине еще минут двадцать, пока в дверь наконец не постучали.
— Войдите, — сказал я, кладя одеяло на колени. Машинка на боку жужжала едва слышно. В палату вошла бледная Лариса. Она сжимала губы тонкой ниточкой и смотрела на меня так, словно только что застрелила мою собаку, Ультиму.
Блядство.
Лариса подошла к кровати, посмотрела на человека с билборда. Тот делал вид, что не замечает его.
— Брысь отсюда, — сказала она ему. Никита посмотрел на меня, я только кивнул. Недовольный, он вышел из палаты, не забыв перед этим снова показать Ларисе средний палец. Она не обратила на это никакого внимания.
— Вы так и будете посменно у меня зависать?
— Никит, — Лариса обернулась, посмотрела, закрыл ли за собой дверь человек с билборда. — У нас беда.
— Твой муж больше не собирается оплачивать моё пребывание здесь, — усмехнулся я. Лариса смутилась, а значит, я попал в точку. — Что ты ему сказала? Что я надежда русской либеральной мысли? Что могу помочь вам в вашей борьбе с КорСовом?
— Откуда… — Лариса тряхнула головой. — Да. Он… он надеялся на то, что твои контакты с Лёшей, ну… приведут нас к чему-то.
— И теперь, показав мне пряник, вы осторожно напоминаете о кнуте, — я положил ладонь на руку Ларисы. Всё такую же холодную. — Всё в порядке, я понимаю. Когда нужно собираться?
— Я отвезу тебе к тебе домой,