Читать интересную книгу Морок - Олег Мизгулин

— Да нет… Бог миловал. — Криво улыбнувшись, ответил Ваня.

— Вот и чудно! Пусть он вас и дальше милует. Моё предостережение для вас ничего не значит. Вы можете продолжать в этом же духе… Однако, юноша! Я бы не хотел в ближайшем будущем потерять высококвалифицированного специалиста. Обидно, если нам придётся расстаться. Ваши деловые качества и работоспособность мне импонируют. И я, знайте, нуждаюсь в грамотных кадрах. И если…

Тут Шелех замолчал, словно пережёвывая фразу, и наконец, махнул рукой, отвернувшись к окну:

— Идите. Надеюсь, всё же… Вы меня не разочаруете.

Ваньша тогда покашлял смущенно, и не найдя слов для ответа, потоптавшись, вышел. Речь его не то чтобы тронула, но в чём-то задела. Климов попридержал коней и перестал частить с вечеринками. Девушки его не перестали интересовать, однако личная жизнь его стала более сокрыта от любопытных глаз, и вообще Ваня стал, если не серьёзнее, то куда сдержанней и прагматичнее, нежели до того разговора. Как и раньше в студенчестве, он большую часть времени стал посвящать работе. А ещё стал почитывать техническую литературу, что качественно расширяло его профессиональные границы. Шелех всячески способствовал самообразованию Климова, и сам порой подкидывал ему нужные материалы. Явный прогресс Климова его радовал. Недосказанность последней фразы в разговоре со своим починённым, по существу, могла являться ничем, если бы это произносил кто-то другой. Но в устах дальновидного еврея это могло означать одно. Шелех подводил Климова к чему-то. И однажды, стало ясно, что имел в виду Роберт, когда намекал на заинтересованность в кадрах.

Это произошло восемь месяцев спустя того случая, когда Шелех устроил выволочку своему работнику. Теперь Шелех пригласил Климова домой, якобы на какой-то важный разговор. Ваню, конечно же, удивляло столь пристальное внимание к своей персоне, в то время когда другие сотрудники вели довольно разгульный образ жизни и совершенно не волновали хозяина. Впрочем, никаких огрехов Иван за собой не чувствовал, к тому же твёрдо решил показать зубы, если начальник вдруг начнётся соваться в его личную жизнь.

Четырёхкомнатная квартира Роберта Соломоновича Шелеха напоминало собой антикварный музей. На вкус и цвет хозяина, здесь в нескольких квадратах жилплощади были собраны изысканные произведения живописи, портреты и авангардные творения художников. По аккуратным стеллажам были расставлены в самых разнообразных замысловатых позах, бронзовые и фарфоровые статуэтки. Среди них, с характерным японским прищуром, мелькали крохотные нэцкэ. Несмотря на отсутствие женского пола в этих хоромах (Шелех с недалёкого времени жил один), не было заметно следов пыли ни на одной фигурке, ни между ними. Следов неубранности и хаоса здесь не существовало вообще. Хозяин, если верить, был педант и чистюля. Трудно было представить строгого консервативного Шелеха с тряпкой в руке. Скорей всего, в дом приходила домработница.

— Это всего лишь малая часть собранных мной коллекций. — Пояснил Шелех, видя, как Климов вертит головой, переводя взгляд от одной экспозиции к другой.

— Даже и в этой малой части… Целая жизнь. — Восхитился Ваня.

— Очень рад, что тебе нравится. — Без обиняков перешёл Шелех на «ты». — В соседней комнате вывешена не плохая подборка холодного оружия: мечи, сабли, шашки, кортики, ятаганы. Одним словом клинки всех времён и народов. Грешен, имею пристрастие к блеску холодного металла… Увлечение моей молодости, так сказать. Но это… Не сейчас. Потом. А покуда, присаживайся, Климов Иван. Мне надо с тобой поговорить о наших будущих делах…

Заинтригованный таким началом, Ваня бухнулся в кресло, пытаясь сообразить, какие дела у него могут быть с этим воротилой.

Незаметно в его руке появилась чашечка, дымящаяся ароматным кофе, а к нему гостеприимный хозяин прикатил, сервированный фруктами и шоколадом, столик на колёсиках.

— Угощайся, Ваня! — Кивнул Шелех, присаживаясь напротив.

— Спасибо. — Ответил Иван, отхлёбывая из чашечки и пытаясь прочитать текст на, развёрнутой с конфеты, обёртке.

— На немецком. — Разрешил его загадку Шелех.

— Да? — Глупо улыбнулся Ваня. — А я английский в школе учил.

— Тоже не плохо. А как по твоему, тебе в интернате дали хорошее образование?

— Ну-у… — Пожал плечами Климов. — Вроде бы дураком оттуда не вышел.

— Дураком не вышел, это факт. — Согласился Шелех. — Хотя этот факт, как раз и не является заслугой детдомовской школы.

— Почему же? — Поёжился Ваня.

— Потому что все наши школы: советские, постсоветские… Я уж не говорю о детдомовской изнанке… Все они призваны вталкивать в молодую поросль ограниченный континуум знаний. Программы утрированы и урезаны. Всё чему учат у нас, — это читать, писать, складывать, вычитать и паре фраз из иностранных учебников. Государство заведомо готовит себе новых винтиков, для обновления и замены старых…

— Ну, не скажите, — возразил Климов. Его покоробило образное сравнение с винтиками. — А как же спецшколы? А как же углублённые программы для сильных математиков, физиков. Всё это есть у нас. Если ты можешь, если ты гений, учись дальше! Развивайся. И здесь тебе протянут руку, раз видят в тебе талант!

Шелех усмехнулся тонкой чёрточкой губ.

— А ты видел, как спиваются великие математики? Как собирают бутылки по контейнерам непризнанные физики? Не видел? Могу парочку таких показать.

— Сейчас, время, конечно, такое…

— Время? Времена конечно меняются. Только суть остаётся той же.

— Вы о чём-то хотели поговорить со мной? — Напомнил Ваня. Разговор сей, был тяжёлый для него. Он чувствовал, что убеждения оппонента непоколебимы и тверды. А ещё чувствовал, что он прав…

— Погляди, Иван, на эти две фотографии. — Протянул Шелех, заранее приготовленные для гостя снимки. — Погляди и скажи, кого ты видишь.

С фотографии, что Климов развернул первой, глядел паренек, лет пятнадцати от роду. Улыбка до ушей, чубатый лоб, озорной прищур. В прищуре было нечто знакомое, неуловимо знакомое.

— И что? — Спросил Шелех.

Ваня, пожав плечами. Хотел было спросить: «А кто это?» Но глаз неожиданно уловил аналогичный прищур у хозяина квартиры. Догадка не заставила себя долго ждать.

— Это… Ваш сын?

Шелех кивнул.

— Похвально. Наблюдательность у тебя есть. Да, это мой сын Давид. Снимок сделан пять лет назад, на фоне Темзы, в Великобритании. Теперь ознакомься со вторым снимком.

В кадре второго снимка полулежал, полусидел человек неопределённого возраста, с усталыми впалыми глазами. Измождённое худое лицо вызывало сочувствие. На снимке был больной, однозначно. Наверное, снимали в туберкулёзной палате. Ваня вновь пожал плечами.

— Похоже, снято в больнице. Заснят больной человек, очень больной.

— Тоже верно. Это опять же мой сын Давид, только спустя четыре года…

— Не может быть. — Прошептал Ваня, вновь впившись глазами в фотографию.

Разница между двумя людьми на фотографиях была вопиющей. Фамильный прищур исчез, остались безбровые глазницы на усталом высохшем лице. Бледные и бескровные губы сжаты в немом укоре. Волос на голове нет.

— Этой фотографии всего полгода. — Начал пояснять Шелех. — Так он выглядит сейчас, после длительных процедур химиотерапии. У Давида выявлена необычная форма заболевания. Скрытое течение болезни никак внешне не отражалось на нём до семнадцати лет. Давид занимался горнолыжным спортом. Был весел, активен. Получил образование в Оксфордском университете, выучил около семи языков…

Роберт вздохнул. Затем неспешно сделал глоток из своей чашки.

— Гром ударил среди ясного неба. Поначалу у сына начали неметь руки. Сначала редко. А потом чаще стали случаться обмороки, причём без видимых причин. Резко возросла утомляемость. Обычные визиты к терапевту ничего не давали. Анализы не давали повода для беспокойства. Однажды, я всё-таки настоял. Чтобы он прошёл тщательное обследование у моих лично знакомых докторов. Была проведена серьёзная компьютерная томография. Давид был проверен по клеточкам. Результат был шокирующим. У сына была найдена редкая патология в кровеносной системе. Как мне объяснили, с такой патологией можно жить. Но всего лишь незначительный дисбаланс лейкоцитов и эритроцитов или там понижение гемоглобина, может пагубно отразиться на общем состоянии. Представляешь, мы с тобой, например, не задумываемся и нам порой всё равно, сколько у нас чего-то в крови. А у сына тот самый случай, когда контроль крови был жизненно важен. Словом, было потеряно время… У Давида пошёл рак крови. Было проведено несколько переливаний. Но это только усугубило тяжёлое положение. Сейчас он у специалистов, в реабилитационном центре, в Цюрихе. Нужна помощь… Я разрываюсь между бизнесом и сыном. Я чувствую, что его теряю. Ты знаешь, Иван, когда-то я потерял жену, мать Давида. Она умерла при родах, потеряв много крови. Сына поднимал я в одиночку. Отчасти помогала двоюродная сестра. Всю нежность, все надежды и чаяния я вложил в него. Я никогда не был беден. Я знал, как поднять деньги. Я умел это и учил этому сына. Бывало, мы спорили. Я говорил: «Сынок, деньги были изобретены человечеством, возможно не во благо ему. Денег не может быть у всех поровну и одинаково. Всегда будет тот, у кого их много. И всегда будут те, у кого их мало. А раз так. Преимущество будет за первыми. Власть родилась, благодаря неравенству первых и вторых. Не лучше ли, Давидушка, быть в первых?» А он всегда мне улыбался, мой сын: «Папа! Деньги изобретены не человечеством. Их придумал змей-искуситель».