Говорила спокойно, негромко, естественно. Не говорила думала вслух. И ни слова о личном.
Села, глядя прямо перед собой.
Кирилл Петрович. Та-ак… Кто следующий? Вы хотите? Прошу вас, Новомир Алексеевич!
Пуримов. Начну с нескольких несуразиц. Самая главная почему в «Отчете» не учитывается дистанция времени? Ни таких ракет, ни таких скоростей сейчас нет и не предвидится. Мы все знаем, что условия жизни в космосе трудные. А тут люди делают чудеса просто усилием мысли. Нужна база для этого. Значит, действие происходит в будущем, лет через сто или двести. Так? Но ведь через такой срок люди тоже изменятся. Например, Никита Вента, хотя он это и отрицает, вел себя крайне вульгарно…
Вента. Ка-ак? Подумаешь! Сказал несколько фраз! И могу повторить!
Кирилл Петрович. Вы опять несерьезны, Никита.
Пуримов. И к тому же Вента «теоретизирует». Высокая светлая любовь, по его мнению, — это белиберда, на которую, видите ли, жаль времени. Такие типы встречаются в жизни в наши дни.
Вента. Уж-жасный народ эти типы!
Кирилл Петрович. Спокойно, Никита. Речь идет вовсе не лично о вас.
Пуримов. Конечно, писатель-психолог заостряет отрицательные черты этого человека, ведущего себя в обычных условиях более сдержанно.
Вента. Так, значит, меня оболгали?
Пуримов. Но вопрос остается открытым: если действие происходит через сто или двести лет, то люди непременно должны быть другими. Социальный и научно-технический прогресс изменит людей. А так — чепуха: научно-техническая эпоха другая, а люди — нет. Я уж не говорю о том, что в «Отчете» нигде не показано — в виде яркой и четкой картины, скажем, всенародного торжества, — что проект воплощен в жизнь. И потому возникает сомнение, что люди вообще в состоянии выполнить задуманное. Не готовы психологически, нравственно, практически и научно.
Карцевадзе. Да где ж ты там это вычитал?
Пуримов. Но предположим, никакого переноса в будущее нет и все происходит сегодня, благо космические корабли и автоматические станции свалились к нам неизвестно откуда, хотя уж тогда было б логичней перенести все действие на Землю, куда-нибудь на зимовку… Еще несуразица. Что значит: космический корабль «Юг» упал на Солнце? Нельзя было его спасти? Нельзя было написать: «Они покинули Восемнадцатую автоматическую станцию и оторвались от Солнца… Им было и трудно, и плохо. Но они выстояли»? Вот тогда было бы ясно, что речь идет о героях. Ведь что должно быть в хорошем научно-фантастическом произведении? Романтика, светлый образ будущего, смелые, красивые люди.
Кастромов. Позвольте, Новомир! Но и Никита, и Ирина Валентиновна, и Кирилл Петрович, и Рада, и сами вы изображены в этом «Отчете» и смелыми, и сильными, и красивыми. И очень четко ощущается, что будущее, которому эти люди служат, стоит того, чтобы ради него не пожалеть своей жизни.
Пуримов. А я все-таки спрашиваю: почему космический корабль «Юг» не ушел от Солнца?
Автор «Отчета». Простите, Новомир, но какое значение имеет, ушел он или не ушел? Важна правда психологических состояний.
Пуримов. Но ведь за этим фактом опять-таки скрывается неверие в могущество разума! Чем вы руководствовались в данном случае? Не знаете? Но как же так? Пускай в области физики вы безграмотны, но свое-то дело вы должны знать… Еще одна несуразность: вами «предугадано» открытие Венты.
Автор «Отчета». И Ирины Валентиновны Гордич.
Пуримов. Да, и Ирины тоже. Но как же так? Вы лучше их знаете физику?
Автор «Отчета». Это прием. На самом деле никаких открытий нет.
Пуримов. А чего же вы тогда об этом пишете как об открытиях?.. Еще вопрос: почему ОЦУТ играет роль только в последних двух главах «Отчета»?
Автор «Отчета». ОЦУТ и его роль — это тоже прием. Как мы знаем, он имеется и на других кораблях.
Пуримов. Имеется, а не играет… Да вы о многом не пишете! Непонятно, например, почему сказано, хотя и очень коротко, о прошлом только одного из нас — Антара Моисеевича — и нет биографий других. Или это тоже прием?
Карцевадзе. Ну уж это, я думаю, просто не нужно.
Автор «Отчета». И к тому же действительно в главе «Ворота» это является приемом, работающим, так сказать, во имя более глубокого исследования проблемы: человек довольно сложной судьбы и идеалы активного участия в жизни. В других главах такой необходимости не было.
Пуримов. Ну а я опять же считаю не так… Что еще неправильно? Неправильны рассуждения Венты о природе любви.
Вента. Да в них каждое слово — святейшая истина! Высечь на мраморе! Сохранить на века!
Кирилл Петрович. Никита! Вы опять веселитесь!
Пуримов. Неправильно то, что говорится от твоего имени о природе любви. Неправда в чем? Любовь приходит тогда, когда весь организм физиологически перестраивается для любви…
Карцевадзе. Ну знаете, Новомир, это очень специальный вопрос.
Пуримов. Возможно. Однако если писать об этом, то со всей глубиной. Так, чтобы получалось реально. А то выходит: пришел — взглянул — понял. А на самом деле не понял ничего. Почему, например, подряд идут две личные истории? Автор не справился с композицией? Задумано серьезно: проблема психологической совместимости в коллективе, — и вдруг одна любовная история, другая… Так же не ясно, что таится под образом кабинета Кирилла Петровича. Зачем говорится о письменном столе с драконьими лапами?
Острогорский. Ну это-то как раз, я думаю, ясно.
Пуримов. Однако самое основное совершенно в другом.
Вента. В чем? В чем, Новомир-новомученик?
Кирилл Петрович. Продолжайте, пожалуйста, Новомир, все, что вы говорите, представляет большой интерес.
Пуримов. На одной из страниц обо мне сказано — я читаю: «…для Пуримова существовало лишь то, что было предметом, механизмом, очевидным физическим явлением. Все хоть сколько-нибудь отвлеченное казалось ему напрасно придуманным усложнением, а на самом деле просто находилось за пределами его восприятия. «Глухота» на абстрактные представления свойственна многим. В крайнем своем выражении это такая же яркая особенность мышления, как и абстрактное видение свойство видеть в окружающем мире как бы скелетные линии предметов и образов. Но человечески Пуримов был зауряден. Признаться, будто он отрицает такое, что все «здравомыслящие» люди находят нормой, он не мог ни Кириллу Петровичу, ни самому себе. Это значило бы, что он идет против сотрудников лаборатории, среди которых как раз умение мыслить отвлеченно было не только нормой, но и ценилось превыше всего». Вот такой отрывок. Но что ж получается? Что коллектив меня задавил? А я ничуть не задавлен! И еще получается, что существует какое-то абстрактное видение? Что всю эту бредятину — лиловых баб с носами из кубиков — такими абстракционисты и видят? Что для них они такие и есть?