Читать интересную книгу Невеста смерти - Линда Лафферти

Он наливал ей вина, кормил ее с рук, облизывая пальцы после того, как они касались ее губ; угощал ее свежими устрицами из далеких морей, завернутыми в морские водоросли на ледяной стружке, выдавливал лимоны из Испании на прозрачное мясо моллюсков и просил посмаковать кисло-соленый вкус на языке, прежде чем проглотить дары океана, которого Маркета никогда не видела. Они ели фрукт, называемый апельсином, который принц очистил острым ножом одним длинным, спиральным витком. Он клал девушке в рот дольки этого фрукта, и тот взрывался у нее на языке острым, пикантным вкусом.

– Шоколад. Привезен из Америки, – предложил он ей затем следующее лакомство. – Деликатес королевского двора.

Маркета облизала пальцы, дивясь насыщенному вкусу. Вино растеклось по ее жилам, и она улыбнулась. Если здесь ее ждет конец, что ж – она насладится каждым последним мгновением.

Дон Юлий потчевал ее до тех пор, пока она уже не могла больше проглотить ни кусочка. Он поцеловал ее ладони и заглянул ей в глаза, а потом попросил разрешения на минуту удалиться. Когда он вернулся, в руках у него была книга.

«Наконец-то я увижу Книгу Чудес и женщину, которую ему напоминаю!» – подумала Маркета сквозь винный дурман.

Но это была вовсе не Книга Чудес, а какая-то другая. Принц открыл ее на титульном листе, и она прочитала: «Молот ведьм, уничтожающий ведьм и их ереси, подобно сильнейшему мечу»[8].

– Что это? – спросила девушка.

– Кто-то занимается колдовством, – ответил Юлий заговорщическим шепотом. – Какая-то ведьма колдует против меня, я уверен. Я чувствую, что на меня направлено какое-то зло. И когда я найду эту ведьму, то уничтожу. Она будет гореть на костре, а вместе с ней сгорят и мои демоны. А потом мы уедем в Прагу, поженимся в граде и будем жить долго и счастливо.

Маркета похолодела. Она подумала об Аннабелле и о своей умирающей тете. Вспомнила, как знахарка потребовала локон волос принца, вспомнила вонючее зелье, которое булькало в очаге над огнем, когда она уходила из дома на улице Длоуха…

Огромный обеденный стол тянулся вдаль. На другом конце девушка увидела Якоба, пристально наблюдающего за происходящим из полумрака коридора, а в свете мерцающего на стене факела разглядела висящий над ним портрет. У женщины на портрете, одетой в белое платье с серым поясом, была такая бледная кожа, какой дочери цирюльника еще никогда не доводилось видеть.

Маркета поставила на стол хрустальный бокал и уставилась на портрет. Она сразу узнала женщину и вгляделась в ее печальные глаза, опущенные на стоящего в тени Хорчицкого.

Глава 46. Последний день масленицы

Звуки масленичной процессии заглушали все остальные в Чески-Крумлове. Быть может, именно поэтому никто не заметил, как прекратились завывания Габсбурга, воссоединившегося с любовью своей жизни.

Оглушительный грохот трещоток состязался со звоном коровьих колокольчиков и грохотом барабанов, а также пением рожков и дудок. Эта какофония распугивала птичьи стаи и отзывалась одобрительными криками веселящейся толпы. Вырядились, так или иначе, почти все. Птицы с клювами и пестрые клоуны, мужчины в масках и рогатые олени или быки, медведи в накидках из медвежьих шкур и с медвежьими головами, чтобы пугать детей… Некоторые скрывались под разукрашенными шкурами коров и овец. Фермеры оделись в традиционную одежду прошлых веков – деревянные башмаки и, несмотря на холод, белые рубашки с открытым воротом. Они тащили плуги и разбрасывали по улицам семена – для плодородия и хорошего урожая. Их деревянные трехзубые вилы задирали юбки у женщин, и те визжали и хихикали.

Это карнавальное шествие продвигалось – не вполне твердо – по узким, извилистым улицам Чески-Крумлова, чтобы закончить свой путь, как всегда, на внешнем дворе Рожмберкского замка. Гулянья начались в воскресенье, и к этому дню, «разгульному» вторнику, костюмы всех крумловских ряженых уже были заплеваны и покрыты жирными пятнами. Тут и там валялись пьяные в костюмах медведей, козлов, овец, собак и цыплят, которые уже не вязали лыка и катались в снегу, порываясь присоединиться к шумной процессии.

Бруна, одно из самых устрашающих чудищ – помесь жирафа, козла и верблюда, – опрокинулся в сугроб у замковых ворот, не выдержав веса промокшего костюма и тяжелой от выпитого головы. Многочисленная свита – в разукрашенных ленточками шляпах, с клювами и в остроносых башмаках – пыхтела и кряхтела, пытаясь поднять свалившегося на ноги. Тяжелые колокольчики на поясе громко звенели. Веселый хозяин конюшни хлестал его плетью по бокам до тех пор, пока чудище не взревело и не кинулось на обидчика. Дело даже дошло до драки; правда, она быстро закончилась из-за слишком громоздких нарядов и неспособности участников стоять на ногах. Чудище поднялось, а двое драчунов глотнули из одной бутыли и во всеуслышание поклялись в вечной дружбе.

Рогатый дьявол вытянул руку в направлении замковых башен и смачно сплюнул на забрызганную элем мостовую. Призрак с лошадиной головой попытался его успокоить. Дьявол отбросил протянутую руку и принялся изрыгать богохульные оскорбления, далеко разносившиеся в холодном зимнем воздухе. Звериные и птичьи головы повернулись к нему, крича «нет, нет!», ибо эти слова могли стоить ему головы и навлечь гнев Габсбурга на всех остальных.

Тихая, украшенная лентами девушка с разрисованным веселым лицом, никак не вязавшимся с ее настроением, заплакала, размазав слезами яркие румяна. Дьявол подошел успокоить ее, положив ей на плечо черное мохнатое копыто.

* * *

Швея дрожащими руками сняла с Маркеты мерки и повернулась к трем своим помощницам. Дочь цирюльника увидела горку тончайшего голубого шелка, лежавшего в корзинке для шитья, и протянула руку к прохладной ткани.

– Для тебя, слечна. Для сегодняшней ночи, – сказала одна из молодых женщин и, встретившись с возлюбленной принца глазами, отвернулась.

Проследив за ее взглядом, Маркета увидела густой черный мех, завернутый во влажные полотняные простыни.

Ее передернуло.

– Что это? – спросила она испуганно.

– Тонкий шелк должен быть окаймлен мехом медведя, которого господин убил на охоте. Приказ господина, – ответила все та же помощница швеи.

Мех, по контрасту с роскошным шелком, устрашающе блестел на белой простыне.

Теперь уже ни одна из четырех женщин не смотрела на Маркету. Они собрали ткань и поспешно ретировались, чтобы приступить к срочной работе.

* * *

Якоб встретил Аннабеллу в дверях людской. С языка его готовы были сорваться десятки вопросов, но она остановила его, качнув головой.

– У нас нет времени. Нужно принести клеть. Я поговорила с женщинами на кухне. Ее поставят в кладовую, с глаз долой. Они не спросили меня, что в ней, но все до смерти боятся дона Юлия.

Ботаник кивнул и дал указание слугам принести деревянную клеть в кухню, где шли приготовления к ночному пиру.

– А теперь немедленно найди Маркету. Она должна прийти. Прямо сейчас, – сказала ему знахарка.

Хорчицкий заколебался, и лицо его исказилось от ревности, а глаза сузились до щелок.

– Оторвать ее от дона Юлия не так-то просто. Он с нею, как пьяница, которого невозможно оттащить от бутылки. Никогда не видел более отвратительного проявления безумной любви.

Аннабелла посмотрела на доктора с кривой усмешкой и тут же посерьезнела.

– Придумай что-нибудь. Приведи ее ко мне. Быстрее.

Якоб поднялся по устланной коврами лестнице к гостиной, где оставил королевского бастарда, когда Маркету увели, чтобы снять с нее мерки. Сейчас она возвращалась в сопровождении стражника по длинному коридору.

– Я провожу Маркету к дону Юлию. Ты свободен, – сказал ученый ее сопровождающему.

Стражник кивнул и повернул в сторону черной лестницы. Якоб подождал, пока его шаги стихнут внизу.

– Идем быстрее, – сказал он, хватая девушку за руку. – Аннабелла ждет тебя.

Однако затем он остановился. Протянул руку к шарфу у нее на шее. Поиграл тканью, погладил девушку по щеке. От его прикосновения по ее шее и затылку пробежали мурашки.

Хорчицкий привлек ее к себе и, крепко обняв, накрыл ее губы своими. Она ответила на поцелуй с пылом, не уступавшим его страсти.

– Бежим со мною! – взмолился мужчина, отрывая губы только для того, чтобы заглянуть ей в глаза. – Я люблю тебя всем сердцем. Поехали со мною в Прагу!

– Я не могу, – ответила дочь цирюльника между поцелуями, и губы ее задрожали на его губах. – Он из мести уничтожит весь город, если я сейчас оставлю его!

– Маркета! – прокричала Аннабелла с нижней ступеньки. – Якоб, отпусти ее немедленно! Нам нельзя терять ни минуты.

Ботаник и его возлюбленная сбежали по лестнице в кухню. Кухарки и слуги кланялись и приседали, глазами выражая им сочувствие и уважение.

Травница ждала их со сверкающими ножницами в руке.

– Сядь, – велела она девушке. – Я должна быстро остричь тебе волосы.