Единственный, кто в селении сходный темп держит — Сухан. Потому что за мной бегает постоянно. Потому что мы с ним поход прошли. А остальные — домашние. Больше-меньше. Недавней, этого-двух-трёх месяцев, например, жёсткой подготовки-тренировки у них нет. Последнее время все бойцы мои таскали, копали, рубили… не бегали.
Я уже говорил, что крестьянский труд воину противопоказан. Как и любой другой, кроме собственно воинского. А бегать на Руси — некому. Потому что — незачем. Я уже говорил об этом. Воинский навык слабеет и отмирает. Как например, привычка к резвому бегу по пересечённой… итить её ять… местности. Вот выкопаем ямы, засыплем хлеб, построим «зимницы»…
Фиг. Это я уже говорил. Так можно и морковкиного заговения дождаться. Дел срочных у меня постоянно вал накатывает. Надо… менять приоритеты.
И сейчас — тоже… потому что Курт след нашёл. Даже я его вижу.
Волга после Стрелки поворачивает к югу и, одновременно, отходит от гор. Между рекой и возвышенностью получается низкая, в эту пору — мокрая, лесная равнина. С множеством озёр и озерков, преимущественно вытянутых вдоль Волги. Соваться туда в такую погоду… можно. Если знаешь тропы. Именно в оперативном, сиюминутном, после последнего дождя… состоянии. Иначе постоянно придётся возвращаться, забредя в болото.
Сама возвышенность рассечена оврагами, направленными, преимущественно, тоже вдоль Волги. Лезть поперёк… овраги — глубоки, склоны — круты, всё скользкое и мокрое. Поэтому мы бежим по хребту одного из отрогов, выбегаем к месту, где «комиссия» свернула вниз, в овраг, к глинищу. И, вместо того, чтобы бегать там кругами, выискивая следы негодяев, видим в паре десятков шагов их негодяйские следы. И это — правильно! Потому что ни один нормальный человек не будет топать посреди склона. А внизу — дно оврага и там мокро. Поэтому все везде, где можно, ходят по гребням.
Ну что тут непонятного?! Это попандопуло «с асфальта» может вообразить, что «всё везде одинаково», а реальный путник вполне понимает рельеф местности. Своими ножками.
Кстати, по этому месту пройдёт автомобильная трасса. В моё время довольно оживлённая. А раньше будет тракт. Тоже — не пустовавший. Уже в первой половине 19 века здесь будет стоять постоялый двор — довольно редкое явление в окрестностях тогдашнего Нижнего Новгорода.
Сейчас — просто лесная тропа. Мокрая, как всё здесь. По краю — отпечатки лаптей. С уголками. Эрзянские карть. Характерное косое плетение. Рабочие — плетено из 5 лык. Праздничные плетут из 7-10. Ношеные — видна индивидуальная стоптанность. Рабочие лапти живут в носке 5-10 дней. Местные?
«Негодяй, негодяй,Ты следов не оставляй.Хоть ты — босый, хоть — обутый,А догонит Ванька Лютый».
Что-то из меня поэзия попёрла. Охотничий инстинкт. Эйфория ищейки, взявшей след. Извините.
Оп-па! Отпечаток сапога. Моего. В смысле: у меня сделанного. Я за образец взял мне привычное — совейский керзач. Керзы в «Святой Руси» нет, и до первой половины 20 века не будет, а вот конструктивное подобие я своим сапожникам навязал. С супинатором из трёхслойного клееного луба — геморрой не лечит, но от плоскостопия помогает.
Та-ак. Операция «Перехват» превращается в операцию «Освобождение». Очен-н-но нехорошо. И кого же они с собой тянут?
— Курт, видишь? Ищи.
И тут мы побежали…! То, что было до этого — променад на плезире. Я Курта на поводке не вожу, кричать не могу, за него боюсь… Он же привык среди добрых людей жить! Мышек ловить, меня с постели стаскивать, с детьми играть. А тут могут чем-нибудь остреньким… Да постой ты, зверюга лохматая! Дай хоть Сухану продышаться! И мне заодно… Ф-у-у-у…
Противники, похоже, тоже выдохлись. Двигались неторопливо. Сделали привал. После чего пленник отказался идти дальше — видны две борозды от впёртых в землю пяток сапог. Вмятина в траве и пожухлой листве чуть в стороне — тащили тело. Может, забили и бросили?
Курт побегал кругом, пофыркал. Трупа не обнаружил, но выкопал из под листьев ёжика. Попытался познакомиться с колючим шариком. Невежливый экземпляр попался — подружиться не захотел. Потом мы побежали дальше. А потом я просто поймал Курта за хвост. В последний момент.
Отрог возвышенности, по которому мы бежали, постепенно сужался, слева, с востока, от него отделился оврагом довольно большой кусок — отдельно стоящий массив, справа стали подступать к тропе верховья боковых промоин. Тропа вывела на край отвесного обрыва слева, повернула от него под прямым углом вправо, снова, продолжая опускаться, повернула в лощину, возвращаясь к прежнему направлению.
Выскочив из первого поворота, мы увидели впереди людей. И сразу отскочили назад, в кусты.
Шестеро. Идут цепочкой. Второй — Христодул. Знакомое полукафтанье, руки вывернуты за спину, полусогнут. Первый тянет его на поводке за шею, третий — бьёт палкой по заднице. Дальше гуськом ещё трое. У одного на плече наша геодезическая линейка. Она яркая, издалека видна. Ещё тянет нивелир на штативе, и штыковую лопату. Дальше у чудака пара-тройка наших топоров и бухта пеньковой верёвки.
Моей, блин! Я ж рассказывал! И про пеньку, и про голопузого верёвочника из Новгорода.
Последним топает маленький какой-то, тянет торбу. Тоже мою, фирмовую. Был в Пердуновке момент, когда бабья собралось много, а занять их было нечем. Ну я и повелел нашить таких синих джинсовых торбочек с лямочками. Про синюю краску и исконно-посконную джинсу я рассказывал. Мои работники в них то инструмент носят, то продукты, то ещё что.
Барахольщики! Несуны-расхитители-спиногрызы! Я, факеншит уелбантуренный, стараюсь, напрягаюсь, придумываю… для блага всего человечества! И этих придурков — в частности! А они — тащут, хищуют и разворовывают!
— Сухан, сулицы к бою. По команде, начиная с переднего.
Тут они стали скрываться за вторым поворотом, мы дождались пока уйдёт последний и… и побежали. Резво-резво.
Срезали угол, выскочили на край лощины. Сильно срезали: внизу оказался их предводитель. Который шёл странно: спиной вперёд. Потому что тащил упирающегося Христодула. Тот упирался не от нашего присутствия — об этом он знать не мог, а просто по злобности своего характера. Ну не любит он, когда его на верёвке тянут! Другой туземец толкал его в задницу и бил по спине древком копья. Остальные топали следом.
«Тягач» поднял голову, очень удивился и сказал:
— Ц-цика (русский)!
«Толкач» дал Христодулу пинка и успокоил соратника:
— Васало (далеко).
И тут же полетел с тропы вниз по склону лощины, получив ответный пинок по… Да, вот именно туда. От согнутого и полузадушенного Христодула. О его злобности я уже…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});