а ныне «отцы города», разобраться между собой не могут, деньги как в воду канули, да и подозрения насчет Зверева у него возникли. Ему эта авария странной казалась. Ну, он сюда своих людей и отправил.
— Своих людей — это, стало быть, тебя и Толика?
— Я когда-то обращался к нему за помощью: у отца были проблемы с фирмой, он помог их решить. Долг платежом красен: зная, что я был знаком с Борисом, Джамал обратился ко мне, чтобы я помог ему решить проблему на местности и побыл здесь его глазами и ушами.
— Пришить нас хотел? — озарило меня.
— Что ты заладила: пришить, пришить. Никто не собирался тебя трогать, всегда можно договориться по-хорошему. Да, я представился другом Бориса, но я на самом деле его знал. И на Джамала я не работаю: я обещал ему разобраться в ситуации, я разобрался. Зверева нашли, местных зарвавшихся наказали, прекрасную принцессу спасли. К тебе я сразу проникся, так что тут тоже никакого обмана. Если хочешь знать, я в тебя влюбился, еще когда книжку твою купил. Там, на обратной стороне, фотка была. Я глянул — и пропал… Вот Толик не даст соврать.
Тот как раз закивал китайским болванчиком, а я гомерически захохотала.
— Может еще вспомнишь, что за книжка? — съязвила я, ни капельки ему не веря.
— Вроде бы «Любовная любовь», — не моргнув, ответил он.
Пелагея умилительно прижала руки к груди, а Толик восхищенно зацокал языком.
— Рано радуетесь, — погрозила я им пальцем. — Из всего, что он тут наплел, правда только одна: в названии каждой моей книги есть слово «любовь». На этом все.
— В этих бабских книгах всегда есть слово любовь, чего уж там, — со знание дела заключил диванный критик Анатолий, а я попыталась испепелить его взглядом.
— Ладно, не помню я названия, — поник челом Алексей. — Но ты на самом деле мне очень понравилась, а книжка не очень. Раз уж мы договорились больше не врать друг другу…
Тут я презрительно фыркнула, а он продолжил:
— Я приехал, увидел, что вокруг тебя творится какая-то хрень, решил разобраться. А когда запахло жареным, только и думал, как твою голову спасти. Пелагея права, местные бандиты тебя бы в живых не оставили.
— Конечно, — язвительно прокомментировала я, — Все авторитеты лежат, денежки при тебе, сейчас мне пулю в лоб — и все, привет дяде!
— Ты вообще чокнутая. Вот твои деньги, да, я их прихватил, но не для себя же.
— Мог бы и оставить, — махнула я рукой, — все равно это фальшивки. Сверху, конечно, немного настоящих, а потом — липа.
— Это как же так? — Толик даже заикаться стал, а Пелагея опять стала закатывать глаза. — У Зверева были фальшивки, это фальшивки, ты сколько чемоданов заготовила?
— Всего три, — вздохнула я, а Алексей присвистнул. — Настоящий у меня в шкафу лежит. И все время лежал, искать надо было лучше, шпионы хреновы. Известно же: хочешь что-то спрятать — положи на видное место.
— Дались мне твои деньги! — обиделся Алексей. — Я решал твои проблемы, потому что ты мне небезразлична, я бы и волосу с твоей головы не позволил упасть. Да если хочешь знать, я бы уже давно мог уехать и предоставить тебе самой с Джамалом общаться.
Я сбегала наверх и приволокла чемодан с деньгами.
— Забирай, мне они тоже не нужны, — швырнула я чемодан ему под ноги. — И катитесь отсюда к своему дяде, Малыш и Карлсон!
— Никакого Карлсона не было, — вздохнул он. — Эту легенду мы же с Толиком и распространили среди местной братвы, чтобы вызвать легкий ажиотаж и заставить их шевелиться. Узнав, что в город прибыл знаменитый киллер, тот, чье рыло было в пушку, непременно бы заволновался и стал поступать опрометчиво. На что мы очень рассчитывали. В любом случае, местной мафии давно надо было сесть за стол переговоров. Теперь, получается, лечь…
— Я и пальнул всего раз, — робко начал Толик, — для острастки. Чтобы, так сказать, ускорить события. В воздух. А дальше уж они сами, так что…..
— Убирайтесь! — заревела я медведем, потому что весь этот цирк мне надоел, а еще мучительно хотелось спать. Мотя улеглась на порог, закрыла уши лапами и опять начала выть.
— Никуда я не пойду, — заявил Алексей, устраиваясь на диване, — я тебя люблю и буду здесь сидеть, пока ты не согласишься выйти за меня замуж. Ну, или хотя бы понять и простить. И от завтрака я бы не отказался.
— Тогда мы уйдем, — взвизгнула я, схватила Пелагею за руку и поволокла на крыльцо. — Мотя, за мной! А когда вернемся, чтобы духу вашего тут не было.
* * *
Прихватив собаку, которая явно тяготела к обществу Толика, как и Пелагея, мы отправились в домик для гостей. Где и лежали на кровати, пялясь в потолок, часа два. Я выслушивала жалобы Пелагеи на урчание в животе, натертые мозоли и напрасно прожитые годы. Мотя, получив взбучку, все равно тихонько скулила, чем доводила меня до полного бешенства.
— Софа, ну чего ты взъелась на человека? Ну, работал он на какого-то серьезного человека, что в этом плохого? По-твоему, лучше бы он бутылки собирал? Толик вон тоже бандюга. Может, и киллер вовсе, ну и что? Мне он даже нравится, — тут она покраснела и сразу же поправилась. — Немного, конечно. У каждого свои недостатки… А то, что мафия эта полегла, так, может, оно и неплохо? Они же наркотой заниматься собирались, а это уж и вовсе ни в какие ворота. Пакость эту распространять. Все, что ни делается, все к лучшему.
— Давно ты стала философом? — съязвила я, хотя спорила я ней, скорее, из чувства противоречия, Какой-то резон в ее словах все же был. Меня не убили, более того, меня, можно сказать, несколько раз спасли. И деньги Алексей забирать отказался. Может, и вправду любит? На этой мысли задремала, а когда открыла глаза, солнце вовсю светило в окно, возвещая о начале нового дня. «И новой жизни!» — подумала я и радостно потянулась.
Дом встретил нас гулкой пустотой. Я заглянула в комнату, которую занимали Алексей столиком. Там было пусто: ни