когда вокруг шумят сатурналии, праздник, который изначально был призван разогнать скорбь и уныние, владевшие Римом в темные дни вторжения Ганнибала в Италию.
Стоило им с Сабином войти в триклиний с двумя последними блюдами, как стол вновь взорвался приветственными выкриками.
— Ты не преувеличивал, Сабин, — заметил Аттал, тыча пальцем в густой соус, которым был полит тушеный кролик. — Ты превзошел даже свою бабку. Чтобы такое есть, моряк-галл должен быть слеп и пьян в стельку.
— Ты уже на полпути к этому, Аттал, — рассмеялся Веспасиан и, взяв со стола нож, поднес его острие к носу управляющего. — Не хочешь, чтобы я помог тебе проделать его до конца?
— Весьма признателен тебе за такое предложение, однако вынужден его отклонить, поскольку опасаюсь, что утром, когда все войдет в обычное русло, ты о нем пожалеешь. Тебе ведь наверняка нужен кто-то, у кого зоркий глаз и кто в ладах с арифметикой, чтобы исправлять за тобой ошибки, которые ты наделал в амбарных книгах.
— Да здравствуют Сатурналии! — воскликнули пирующие, поднимая кубки, после чего дружно налегли на угощения.
— Позволь мне поухаживать за тобой, господин Марий, — предложил Сабин, заметив, что однорукий «брат» с большой дороги сам не может отрезать себе ногу козленка.
— Да, лишняя рука ему не помешала бы, — заметил Секст, довольный своей шуткой, которую он отпустил уже не одну сотню раз, однако отнюдь не считал избитой.
— Сразу видно, что сегодня Сатурналии, брат, раз у тебя нет других шуток, — ухмыльнулся в ответ Марий. Сабин тем временем положил ему на тарелку сочную ножку. — Спасибо, Сабин.
— Не стоит благодарностей. Я рад, чтобы могу сделать хотя бы что-то полезное, коль у меня никак не получается пробиться в квесторы.
— Да здравствуют Сатурналии! — вновь разразились возгласами пирующие в ответ на столь самоуничижительное признание. Веспасиан присоединился к ним. Поначалу его удивляло, как спокойно воспринял брат свое поражение на выборах, тем более что Веспасиан не раз упоминал о том, что его друг Пет, который теперь вернулся в Рим, обогнав других соперников, получил больше всех голосов. С другой стороны, в этом нет ничего удивительного, размышлял он, если учесть, с каким усердием брат искал забвения от неудач в объятиях молодой жены. В некотором смысле, пришел к выводу Веспасиан, Сабин по-своему даже рад собственной неудаче.
При желании ничто не мешает Сабину повторить попытку на следующий год, а пока он сполна может наслаждаться прелестями семейной жизни, вместо того чтобы в течение года состоять помощником при наместнике какой-нибудь далекой провинции. Ведь именно это его и ждало бы, победи он на выборах. Потому что самые теплые места и самая непыльная работа в самом Риме, как правило, доставались таким, как Пет.
Шум за столом постепенно стих. Пирующие, опьянев, начали клевать носом, а вскоре и вовсе уснули, кто на пиршественном ложе, а кто и под ним.
Веспасиан, Сабин и Клементина оставили их храпеть среди остатков пиршества. Обслуживание рабов на пиру не предполагало уборку и мытье грязной посуды. Этим наутро, страдая тяжелым похмельем, займутся сами пирующие, когда жизнь войдет в обычную колею и они вновь станут простыми рабами.
Сабин повел Клементину в спальню. По его довольной улыбке было видно, что он уже предвкушает очередную ночь любви. Веспасиан остался один. Поскольку было довольно рано и спать не хотелось, он решил отправиться в кабинет, чтобы поработать с историческими трудами и документами, коих, к его великому удивлению, бабка Тертулла оставила ему в огромном количестве. Он находился в атрие, когда кто-то громко постучал в переднюю дверь. Поскольку привратника на месте не было, — тот в луже собственной рвоты валялся без чувств на полу триклиния, — Веспасиан сам открыл дверь.
— Добрый вечер! Я случайно не опоздал на пир?
— Магн! — воскликнул Веспасиан, не веря собственным глазам. — Боюсь, что опоздал, дружище.
— Какая жалость, — ответил Магн, входя в вестибюль. Сняв с плеч плащ, он с хитрой усмешкой вручил его Веспасиану. — Сатурналии не кончились, так что давай, вешай плащ на крючок, а потом можешь налить мне винца.
— Но что ты здесь делаешь?
— Сначала вино, приятель, потом ответы на вопросы.
Веспасиан закатил глаза. Сатурналии слишком затянулись для него.
— Надеюсь, ты останешься здесь не до марта? — спросил он.
— Март — это самое раннее, — ответил Магн.
Они устроились в небольшом, но уютном кабинете Веспасиана. В углу, даря приятное тепло, пылала переносная жаровня. На столе между ними стоял кувшин с вином и пара масляных ламп.
— Почему такая задержка?
Магн сделал глоток вина, пролив немного на тунику, и вновь опустил кубок.
— Точных подробностей я не знаю. Но это как-то связано с Сатрием Секундом.
— Чем он занят?
— Когда мы доставили его к Антонии, он провел целый час, запершись с ней и Паллом в ее кабинете. Я ждал снаружи, потому что она попросила меня подождать. Ну, ты понял, с какой целью.
— Еще как понял, старый ты козел, — пошутил Веспасиан.
— Потом она вышла, посмотрела на меня и говорит: «Теперь он мой с потрохами».
— И?
— И все. Со мной она почти не разговаривает, лишь раздает указания, что я должен сделать. Поди туда, поди сюда. И вся песня.
— Представляю, — ответил Веспасиан, хотя предпочел бы не представлять. — Значит, Секунд поведал ей про Сеяна что-то такое, что, по ее мнению, убедит императора в его вероломстве?
— Похоже на то. В тот вечер она пребывала в очень хорошем настроении, — ответил Магн с легкой гримасой. — Но я не знаю, почему. Я пытался выведать у Палла, но ты ведь знаешь, какой он. Из него и слова не вытянешь, даже если бы его собственную мать пригвоздили к пылающему кресту и засунули ей вымазанную дегтем палку в…
— Да-да, — перебил его Веспасиан, не желая до конца выслушивать фразу, ибо с него хватило ее начала. — Как дела у Калигулы?
— Антония велела мне передать тебе, что он, похоже, придумал способ, как нам попасть на остров.
— Давай говори.
— Уже сказал.
— Ничего ты не сказал. Что за способ?
— Этого я не знаю. Она лишь сообщила мне, что он нашел способ, а что за способ — об этом ни слова. Она не…
— Она почти не разговаривает с тобой. Ты мне уже это говорил.
— Ну, не совсем так. Если тебе это так интересно, можешь спросить у нее сам.
— Как это? Я ведь раньше марта отсюда не уеду.
— Смотри, не навлеки на свою голову новые неприятности.
— О чем ты? Мне казалось, что для собственной безопасности мне временно лучше не показываться в Риме.
— Антония велела передать мне, что, по