Читать интересную книгу Гробница судьбы - Том Харпер

Я направляюсь вдоль реки к морю. Я знаю, что должен спешить, но меня одолевает страшная усталость. Ослабив поводья, я даю коню возможность самому выбирать путь. В скором времени я улавливаю запах соли. Впереди слышится плеск волн. Под копытами коня мягко шуршит песок.

Я спешиваюсь и снимаю седло. Конь ложится, и я, прислоняясь к его боку, вбираю в себя его тепло, сжимая древко копья, лежащего рядом.

Ночные ужасы еще не закончились. Малегант, Сен-Лазар и Морган все еще представляют угрозу. На меня возложена обязанность хранить копье. Но я почти не спал уже четверо суток. Я ехал, карабкался по скалам, сражался до полного изнеможения. У меня больше нет сил. Я засыпаю.

Локменез

Несмотря на слова Леона, Элли ожидала увидеть чашу – золотую, инкрустированную драгоценными камнями. Ее поэтический образ столетиями формировало коллективное воображение западной культуры. Вместо этого Бланшар извлек из коробки яйцевидный камень размером с мяч для игры в регби. Камень был мутновато-белым, но даже при тусклом освещении переливался мириадами искр, подобно алмазу с множеством граней. В задымленном и запыленном воздухе отраженный свет создавал вокруг него нимб.

Когда Бланшар повернул камень в руке, Элли заметила, что на одном из его концов имеется углубление, служащее опорой для плоской чаши, а основание плоское, благодаря чему он способен стоять на ровной поверхности. Бланшар подошел к каменному столу и поставил на него реликвию так, что она оказалась прямо под копьем.

– Они были разлучены в XII веке, – бормочет он. – С тех пор мы и ждали этого момента.

– Зачем? – простодушно спросила Элли.

– Копье причиняет раны, а камень исцеляет. Но лишь копье, которое причинило рану, способно излечить ее.

Сен-Лазар подался вперед, как будто он хотел встать с кресла и пойти. Холод столетий коснулся щеки Элли. Она подумала: интересно, сколько лет провел старик в этом инвалидном кресле.

Бланшар опять потянулся к копью. И опять Элли почувствовала, как напрягся Леон. Бланшар повернулся к присутствующим спиной и не заметил этого, но Сен-Лазар не упускал ничего.

– Остановитесь!

На его белом, словно из слоновой кости, лице застыло выражение свирепой сосредоточенности. Он перевел взгляд своих бездонных синих глаз на Элли.

– Вы сделаете это.

Тон его механического монотонного голоса был безжалостным. Элли стояла, не двигаясь с места.

Сен-Лазар слегка кивнул. Дестриер подошел к Элли, схватил ее за волосы и потащил к столу.

– Где я мог ее видеть, – проскрежетал Сен-Лазар.

Элли удалось вырваться из рук Дестриера и встать на противоположной стороне стола, повернувшись лицом ко всем присутствующим в зале. Начальник службы безопасности «Монсальвата» отступил в сторону, не отводя направленный на нее ствол пистолета.

Бланшар не сводил с девушки пристального взгляда. И сейчас Элли попыталась отыскать в его лице хоть маленькую толику душевной теплоты, былой привязанности, но так ничего и не увидела. Она почувствовала, как у нее на глаза наворачиваются слезы. Но она точно знала, что вовсе не Бланшар был тому виной, а то множество совершенных ею ошибок, которые уже невозможно исправить.

Бланшар неверно истолковал ее слезы.

– Мне очень жаль, – проговорил он, едва заметно пожав плечами.

Она обвела взглядом зал – подобно человеку, собравшемуся покончить с собой и прощающемуся с миром, который он покидает. На лице Дестриера играла глумливая и торжествующая ухмылка победителя. Сен-Лазар устремил взгляд на Леона, а он, в свою очередь, неотрывно смотрел на Элли. Он прошептал ей что-то неразборчивое и демонстративно перевел взгляд с копья на очаг, находившийся за ее спиной.

Что бы Леон ни пытался ей сообщить, даже если бы Элли удалось расслышать его слова, это не могло изменить ее судьбу. Она посмотрела на стоявший на столе камень, тусклый и невзрачный в тени Бланшара, затем перевела взгляд на копье. Оно было не монолитным, а состояло из двух одинаковых по длине брусков черного железа, соединенных цилиндром из тщательно отшлифованного дерева. Сейчас она отчетливо видела два поддерживающих его провода, опускающихся с крыши. Какие-либо узлы отсутствовали: провода входили непосредственно в древко копья.

Элли подняла обе руки. Ее пальцы обхватили холодное железо. Глаза Сен-Лазара сощурились.

Девушку сотрясала дрожь. Она ощутила, как по ее телу пробежала волна электрического разряда.

И тут мир взорвался.

Кум Бихан

Я просыпаюсь на рассвете. Меня разбудил не свет, хотя поначалу я это не осознаю. Полоса серого песка тянется до серого моря, по серому небу плывут серые облака. Единственный предмет, нарушающий эту унылую монотонность, – кривобокая лодка, выброшенная прибоем на берег.

Ветер доносит до моего слуха цокот подков по гальке. Я вскакиваю на ноги, хотя сразу становится понятно, что никакой угрозы нет. Всадник склонился над поводьями и кивает головой, как будто спит. Он удерживает в руке копье, но оно болтается сзади, словно весло. Конь выглядит не лучше. С трудом бредя по берегу, он шатается как пьяный.

Моя первая мысль – всадник не представляет опасности. Вторая – он едва жив. Затем я понимаю, что это Гуго.

Я подбегаю к коню, хватаю уздечку и пытаюсь спустить моего товарища на землю. У меня ничего не получается: он привязал себя поясом к седлу, чтобы не свалиться вниз. Я развязываю пояс, стаскиваю Гуго с седла и замечаю глубокую рану на его предплечье и еще одну на боку. Я снимаю с него шлем. Он смотрит на меня и щурится, будто пасмурный день для него слишком ярок.

– Кретьен?

– Как дела?

Гримаса боли искажает его лицо.

– Лазар ускользнул. Я попытался его преследовать, но Малегант помешал мне.

– А как остальные? Ансельм, Берик?..

– Все погибли.

Я убираю волосы с лица рыцаря. Вспоминаю, что в моей седельной сумке есть фляга. Вынимаю ее и смачиваю губы раненому.

О том, чтобы уехать отсюда, не может быть речи. Если даже я привяжу Гуго к седлу, он не выдержит в седле и пяти миль. Я снимаю с него кольчугу и заворачиваю его в попону. Несмотря на истощение, он весит не меньше пони. Я беру его на руки и бреду, пошатываясь, по пляжу к лодке. Она вся в лентах водорослей, некоторые ее доски искорежены временем и солью, но в ней имеются весла, мачта и парус.

Я укладываю Гуго на дно лодки и кладу рядом с ним копье. Он ощупывает его и пытается улыбнуться.

– По крайней мере, оно им не досталось.

Я упираюсь плечом в транец и пытаюсь столкнуть лодку в воду. Но она не движется с места. Лодка тяжела для одного человека и к тому же плотно увязла в прибрежном песке. Я думаю, не использовать ли мне коней, но у меня нет упряжи, да и животные, скорее всего, сломали бы себе шеи.

Я опять залезаю в лодку, опускаюсь на колени возле Гуго и говорю ему, что мы дождемся прилива и тогда сможем отплыть. Я не знаю, понимает ли он мои слова. Его глаза стекленеют, он едва узнает меня.

Локменез

Это не походило на взрыв светошумовой гранаты, использованной несколькими минутами ранее. Тогда это было одно мгновение – вспышка, треск, слепота и звон в ушах. На сей раз все происходило значительно медленнее: исходивший со стороны крыши глухой рокот постепенно нарастал, пока не стал ощущаться почти физически, вытесняя воздух из зала. Элли еще успела заметить наверху какие-то вспышки и клубы дыма, на нее начали падать первые обломки и задрожал пол.

Она схватила со стола камень и нырнула в очаг. Грохот усилился, и спустя секунду потолок начал быстро опускаться вниз. Последнее, что Элли смогла заметить, – это беспомощную фигуру Сен-Лазара в инвалидном кресле.

Воцарилась тьма. Элли закрыла голову руками и свернулась в клубок вокруг камня. Она чувствовала, как по ней бьют мелкие камешки, сыпется песок. Мир вокруг нее таял – звуки, камни и пламя сливались в одну беспорядочную яростную волну, затопившую ее целиком.

Элли не могла сказать, как поняла, что все кончилось. Она даже не была до конца уверена в том, что жива – лишь ощущала искорки жизни внутри себя, пробивавшиеся сквозь удушающую тяжесть онемевшей плоти. Еще она чувствовала, что к ее животу прижато что-то твердое и округлое, и это придавало ей уверенность. Она приоткрыла глаза.

Было светло. Это внушало ей надежду. Элли приоткрыла глаза шире, попыталась повернуть голову и, поняв, что ей это удалось, огляделась вокруг.

Она лежала в камине, наполовину заваленная землей и камнями. Ее укрытие почти не пострадало – лишь несколько кирпичей вывалилось из трубы. Она посмотрела вверх. Через трубу свет не поступал, но в задней стене зияла большая брешь. Она-то и служила источником света. Тусклый и мутный, это все же был естественный, дневной свет.

Элли освободилась от засыпавших ее камней и земли. Камин был настолько большим, а труба настолько широкой, что она могла свободно в ней стоять. Девушка схватила первый попавшийся ей обломок камня и принялась выбивать кирпичи. Под воздействием взрыва раствор раскрошился, и ей не составляло особого труда разломать кладку. В скором времени она уже стояла перед достаточно большим отверстием, через которое можно было пролезть. Выставив сначала наружу камень-Грааль, Элли последовала за ним. Она поморщилась от боли. Ее руки были в крови, царапинах и синяках. Два пальца, судя по всему, были сломаны.