везет любить хороших. Ты же это понимаешь.
— О да. Как никто другой.
Я порывисто обняла его, и Рене сгреб меня в охапку. Он мог еще много чего говорить — о том, что прежняя Эдита была инструментом в руках Матильды, что я сама просто попала под раздачу и зря попыталась все восстановить, только навлекла дополнительную дозу негатива на свою голову, — но на самом деле никакие слова уже не имели значения.
Мы и так все прекрасно понимали.
Рене отступил от меня, разжимая руки. Выглядел он очень решительно. В синих глазах светилось что-то такое, чего я не замечала прежде.
Сейчас я бы совершенно не хотела оказаться его противницей.
— Нужно уходить. Себастьян, я видел там снаружи повозку — улетите на ней. Вдвоем. Я останусь. Мне Матильда ничего не сделает. Она испугается.
— Мы не можем тебя оставить, — запротестовала было я, но Рене, кажется, плевать хотел на чужое мнение.
— Можете, — хмыкнул он. — И быстрее. Уходим отсюда. Надо закрыть лабораторию.
Он буквально вытолкал нас с Себастьяном за дверь и захлопнул её. Сам подобрал знак любви и вложил его в мою руку, еще обжигающе-горячий.
— Береги это. Мало ли, может, еще где-то пригодится.
Я напряженно кивнула. Рене же направился к выходу из лаборатории, жестом увлекая нас за собой. И хотя больше всего на свете мне сейчас хотелось упасть, обхватить колени руками и тихо плакать, подчиняясь своему страху, я последовала за ним. Не то сейчас время, когда можно делать глупости.
— Все будет хорошо, — решительно заявил Рене. — Верьте мне. И быстрее.
…Он побежал по ступенькам вниз первым, словно подавая таким образом пример.
Мы вылетели на крыльцо дома — и сразу же поняли, что опоздали.
Вокруг вспыхивали золотистые круги. В разные стороны разлеталась колдовская пыль. Из воздуха появлялись силуэты.
И в самом центре стояла Матильда.
Я никогда прежде не видела Истинных, но представляла себе их куда более величественными. Это ведь боги! Они отвечали за этот мир.
Люди, полукругом окружавшие Матильду, не имели ничего общего с этим высоким званием. То есть, они, конечно, были привлекательны. И, несомненно, очень долго прожили в этом мире. Но эти мужчины и женщины походили на обыкновенных людей. И я не сомневалась, что их бессмертие было слишком страшным искушением.
Конечно, такое хочется уберечь.
Конечно, жить праведно ради этого — не самое приятное дело.
У каждого из Истинных в руках был лук. За спиной — колчан. У каждого оказалось по одной золотой стреле. Мне казалось, что я даже на расстоянии чувствую ту смертоносную магию, которую выделяло это оружие. Конечно же, у страха глаза велики, но я не сомневалась, что даже соприкосновение с такой стрелой могло убить.
А самое главное, никому из присутствующих не было нас жаль.
— Сюрприз! — воскликнула Матильда. — Я так и знала, что вы отправитесь сюда. Только вот, Рене, я не думала, что ты догадаешься о ней сам и ничего мне не скажешь.
— И давно ты знала? — изогнул брови Рене.
— Увы, но нет. Иначе я б не позволила этому зайти так далеко. Теперь, увы, придется вмешиваться более радикально. Ты, девочка, — Матильда обратилась ко мне, — нарушаешь баланс. Так нельзя. Тебе ведь известно об этом?
Я ничего не ответила. Ни о каком балансе я понятия не имела, да и прекрасно понимала, что никакие слова и попытки оправдаться сейчас меня не защитят. Матильда была из тех людей — если ее, конечно, вообще стоило называть человеком, — которые способны на ужасные преступления только ради достижения своей цели. А сейчас ей очень хотелось нас убить.
— Если вдруг кто из присутствующих не в курсе, — протянула Матильда, — то эта девчонка — не настоящая Эдита. Она — подделка из другого мира, занявшая её место. А за это полагается соответствующее наказание. Смерть.
— Тому, кто виновен в перемещении. Она из мира, где нет магии, — не удержался Себастьян. — Почему она должна умирать за преступление, в которое её втянули без её воли и ведома?
— Подельник заговорил, — хохотнула Матильда. — Который прекрасно знал о подмене, но ничего не сделал, чтобы восстановить справедливость и вернуть сюда настоящую Эдиту… Да, любовь делает людей глупыми.
— Очень, — прошипел Рене. — И слепыми вдобавок. По себе знаю.
— Но ведь ты, мой мальчик, ни в чем не виновен, — пожала плечами Матильда. — Так что отойди от них, присоединяйся ко мне, и забудем обо всем.
— За что вы хотите нас убить? — Себастьян сделал шаг вперед. — Допустим, я подельник. Допустим, настоящая Эдита спровоцировала это перемещение. Но это все имеет никакого отношения к ней. Почему погибает жертва?
— А вы еще не поняли? Потому что я так решила. Или вам нужна аргументация?
— Нужна! — выпалила я.
На самом деле, можно было просто принять смерть. Все эти попытки докопаться до правды все равно ни к какому результату бы не привели, и я не сомневалась, что Матильда исполнит приговор в любом случае. Но все же, мне в какой-то мере оказалось любопытно наблюдать за тем, как она изворачивается, будто уж на сковороде, пытается таким образом подчеркнуть собственную честность.
Эта женщина была лжива до мозга костей.
Кажется, все это понимали.
Вот только, к сожалению, всех истинных это устраивало. Очевидно, они были ненамного лучше. А мы — я, Себастьян, Рене, — оказались всего лишь жертвами обстоятельств.
— Ты пользовалась силами богини любви, — пожала плечами Матильда, — которые где-то украла.
— Это надо еще доказать!
— Мне не надо ничего доказывать, — отмахнулась женщина. — Я всего лишь отдаю приказы. И делаю так, чтобы в мире хранился баланс. Каким образом я это делаю… Это исключительно мое дело. И если кому-то не нравятся методы, не мои проблемы.
Не её проблемы.
Конечно же.
Мои.
— Матильда, — Рене спустился на самую нижнюю ступеньку. Мы с Себастьяном последовали за ним. — Прошу тебя, оставь её в покое. Она не сделала ничего дурного. Если хочешь, она откажется от должности богини любви. Не думаю, что это настолько принципиально. Просто отпусти их. А мы с тобой потом с остальным разберемся. Эти твои свидетели плевать хотели на чужие жизни, — он кивнул на других Истинных, — и сделают так, как велишь ты.
— Рене, мне очень жаль, — проворковала Матильда. — Но этой женщине уже ничего не поможет. И её подельнику тоже. Но ты можешь присоединиться к нам. Думаю, никто не будет против. Ведь эта женщина, заменившая твою сестру, не станет спорить. Не так ли? Я могу называть вас Эдитой?
Я сглотнула. Выступить против того, чтобы Рене спасся? Я никогда не позволила бы себе требовать