В 15.00 прошли Амбарчик, от Медвежьего легли на норд, сбавили до самого малого, поджидая зазевавшегося где-то малютку лоцбот «Иней», чтобы сдать лоцмана и совершить традиционный обратный ченч кинофильмами.
Солнце продолжало светить белым и горячим, но воздух над Восточно-Сибирским морем был ледяным.
Перешли на донные кингстоны.
Лоцман по собственной инициативе запросил с ледокола «Капитан Хлебников» для нас рекомендованные точки. Сыну этого Хлебникова, назвав его потом в книге «Соленый лед» Булкиным, я сдавал когда-то на «Воровском» техминимум в рейсе на Джорджес-банку и выслушал обаятельный рассказик о том, как старые капитаны в обязательном порядке экзаменовались на аттестат зрелости и писали сочинение про Таню Ларину.
К 16.00 В. В. поднялся на мостик – при полной форме и регалиях. И Митрофан был при параде, и лоцман. Один я смог ради торжественного момента расставания надеть лишь галстук при обыкновенном пиджаке.
Лоцман перебрался на «Иней», мы традиционно помахали сверху, а потом В. В. зашел в рубку, и сразу по ушам ударил протяжный мощный гудок «Колымалеса», затем еще гудок, и еще один – третий. В. В. отдавал маленькому лоцботу прощальную почесть. «Иней» три раза рявкнул в ответ. Это было трогательно. Редко нынче исполняются старые ритуалы. В. В. их спокойно чтит.
Хорошие мужчины работают здесь, работают с чувством собственного достоинства, спокойно, ибо знают свое дело; они подчеркнуто чистоплотны, они глубоко чувствуют свою ответственность – и лоцман Борис Александрович Василевский, и капитан «Инея» Виктор Петрович.
По радиотелефону мы еще пожелали им счастливо закончить навигацию, они нам – еще раз счастливого плавания.
Спать в чистом белье большое удовольствие, но плохо, когда прямо из чистого белья попадаешь на вахту в плавучий лед и полную тьму.
Всю ночную вахту мыкался на самом малом. Один раз уперся в осколок поля и даже на полном не смог его отпихнуть. Пришлось давать задний.
Митрофан проявляет трогательную заботливость о моем питании:
– Виктор Викторович, внизу котлета есть!
– Спасибо, очень приятно, поем, как сменюсь.
– За это время у нее, Виктор Викторович, ноги вырастут. При помощи нашей смены.
– Постарайтесь, чтобы не выросли…
К сожалению, ноги у котлеты выросли.
Около четырех начало светать. И можно было вырубить прожектора, от которых устают глаза. Сердце – тьфу-тьфу – не беспокоит, хотя высмолил за ночь пачку сигарет.
В свете прожекторов метались какие-то маленькие птички – мерцают, как ночные бабочки у дачного огня. Когда же я жил на даче последний раз?
Как ни трудно в это поверить, только в детстве.
Арктическая «Камаринская»
В Певек приплыли без приключений, но там опять плотно застопорились.
«08.09. На якоре в ожидании причала и разгрузки.
09.09. На якоре в ожидании причала и разгрузки.
10.09. На якоре в ожидании причала и разгрузки.
11.09. На якоре в ожидании причала и разгрузки.
12.09. На якоре в ожидании причала и разгрузки.
13.09. На якоре в ожидании причала и разгрузки.
14.09. На якоре в ожидании причала и разгрузки.
15.09. 19.17. Несмотря на ранее установленную очередность, т/х „Прокопий Галушин“ был поставлен к причалу впереди нас. Диспетчер не смог объяснить причину нарушения очередности и отказался связать капитана с главным диспетчером для решения возникшей ситуации».
Невыносимость стояночной мути. Бесцельная бездеятельность.
Сутки за сутками. А ведь это дни нашей единственной жизни. И они летят псу под хвост.
Обнаружились семь номеров «Октября». Ощущение от чтения такое же мутное, как и от стоянки в ожидании причала и разгрузки на краю земли в Певеке.
Плавают за бортом взад-вперед грязные льдины. Слабый шум от них – как будто кто-то безнадежно усталый из последних сил наваливается на весла…
На Чукотском берегу такая мразь жизни, пьянство, очереди за вялым пивом и гнилыми папиросами, что и носа туда нет охоты высовывать.
А среди человеков встречаются, как и везде, самоцветы.
Эти самоцветы добывают где-то здесь, в вечной мерзлоте, обыкновенное золото.
Угодили в гости к горнякам.
И один из инженеров – Леонид Мурафа – подарил нам стихотворение, которое так и назвал: «Песня в подарок друзьям».
Жарою летней дышит Ленинград,Нагреты докрасна дворцов ограды…Взять курс в прохладу Арктики вы радыНе ради денег, премий и наград.
Вам плавать за границу надоело —Там нищета, там правит капитал,Там души продают за тот металл,Который тут предметом плана стал.
Вам надоел валютный звон в кармане,И подставляет «Колымлес» бокаПод звонкие удары льда, покаДжо Конрад не опишет все в романе…
«16.09. На якоре в ожидании причала и разгрузки».
Эх, как Русь любит быструю езду на тройках и очереди!
Из спецпсихпособия: «Ностальгия – тоска по родине, дому – является крайним проявлением заболевания. Замечено, что моряки, которые чувствительны к монотонности, как правило, неуживчивы в семьях, трудны во взаимоотношениях в коллективе, – это так называемые экстраверты, стремящиеся к активному контакту с внешним миром. В условиях же отрыва от привычных раздражителей они-то и страдают прежде всего. Интроверты, привыкшие переносить тяготы и невзгоды в себе и редко делящиеся мыслями с окружающими, а порой и с друзьями, легче переносят длительные рейсы».
А куда я-то отношусь?
Понятия не имею.
В середине чукотской стоянки пережил душевное потрясение, ибо утратил необходимые для нормального существования вещи.
Сюда входили:
1. Пилотка подводника с замазанными черной краской кантами. Не расставался с пилоткой пятнадцать лет – талисман, сгусток морского суеверия, материализованная уже в книгах легенда, чрезвычайно удобная для работы в море штука, – не срывает никакими ветрами, клапана опускаются, надежно прикрывая уши; придает мужчине лихой, непривычный для торгового моряка вид, хранит башку мужчины от ударов о всевозможное судовое железо.
2. Ботинки сорокового размера.
Эти музейные вещи напялили на капитанчика, размер ботинок которого был сорок пятый.
Вы спросите, как возможно напялить сороковой на ногу сорок пятого? Ответ получите, если останетесь ночевать на пароходе у вовсе нового дружка в порту Певек.
Короче говоря, когда я собрался возвращаться на родное судно, то обнаружил странный люфт в ботинках. Мои миниатюрные, аристократические ноги болтались в ботинках, как в спасательных вельботах.
А собственные вещички тем временем уплыли на Колыму!
«18.09. Выгрузка. У заместителя начальника причала Совенко возникли претензии к состоянию пломб на лазах трюмов, где находятся спиртоводочные изделия. Вызваны представители ОБХСС, милиции и начальник коммерческого отдела порта, которые в присутствии судовой администрации осмотрели пломбы на трюмах. Установлено следующее: пломбы повешены с нарушением правил пломбировки, свободно передвигаются по проволоке, без замка. Пломбы пластмассовые, с клеймом ОТК, по внешнему виду и состоянию можно судить, что они не снимались. Пломбы аккуратно обрезаны и сданы на экспертизу на предмет определения их целости. Составлен акт».