страхи перед кредиторами, постоянное ожидание банкротства… К счастью, рядом всегда была верная Мизиа. Когда генеральную репетицию «Петрушки» задержали с условием немедленной оплаты костюмов, она помчалась на машине домой, чтобы дать Сержу нужные 4000 франков. И, разумеется, это были не первые и не последние деньги, которые Мизиа тратила на «Русский балет», а также на нужды всех композиторов, художников и литераторов, которых опекала. Средства у неё были, да и Серт оказался вполне обеспеченным человеком благодаря полученному наследству и постоянным заказам, поступавшим со всех концов света.
Жемчужиной коллекции Мизии Серт стало знакомство с Игорем Стравинским – впрочем, в своих мемуарах она отзывалась о русском гении сдержанно. Была на стороне Дягилева во всех ссорах со Стравинским, считала, что свои лучшие вещи он создал во времена сотрудничества с Сержем и что даже славой своей Стравинский обязан ему. Мизиа писала, что успех вскружил Стравинскому голову, а вкус к деньгам, пришедший вслед за этим, довершил начатое. Он довольно часто присылал Мизии письма, в которых просил найти для него денег. Что ж, она помогала и Стравинскому, чьей музыкой искренне восхищалась, любила её и понимала, как понимали в то время немногие. Но по-человечески, пожалуй, осуждала его за неблагодарность, которую композитор проявлял по отношению к Сержу: Стравинский в конце концов заявил, что балет навлёк на него анафему! «Знает бог, – вновь слова Мизии, – нужда художников никогда не оставляла меня равнодушной, но между нуждой и алчностью лежит целый мир – мир, в котором хочется, чтобы жили художники». Кстати, «Пьесы для квартета», которые Стравинский посвятил Мизии – в благодарность за многолетнюю поддержку, – ей решительно не понравились, и она вновь не удержалась от прямой и непосредственной оценки: «Вторую пьесу я ненавижу, слышите, яростно ненавижу!» – писала она Стравинскому.
Между тем счастливое семейное плавание Эдвардса и Лантельм закончилось настоящей трагедией, причём слово плавание здесь стоит понимать буквально. Обожаемая Мизией яхта «Эмэ», которая отошла сопернице вместе с драгоценностями и супругом, стала местом гибели третьей жены Эдвардса: летом, во время круиза по Рейну, Лантельм будто бы упала за борт и утонула в великой германской реке. Парижские сплетники такому повороту дел не поверили решительно, и вскоре в кулуарах стали бродить слухи о том, что Лантельм убил муж, столкнув бедняжку за борт. Кое-кто, впрочем, обвинял в её смерти Мизию, так и не смирившуюся с потерей супруга и состояния. Мизиа, конечно, была ни при чём, её интересовали лишь Серт и коллекция, а вот Эдвардсу, ставшему вдовцом, пришлось судиться с клеветниками и требовать опровержений в газетах от самых ретивых журналистов.
Драгоценности не принесли Лантельм счастья. В прессе зачем-то сообщили, что вместе с телом актрисы на кладбище Пер-Лашез погребены её знаменитые бриллианты и жемчуга, и могилу тут же вскрыли воры, которым, впрочем, тоже не повезло: мимо очень кстати проходил полицейский, и те бежали, бросив на месте свои трофеи. Позднее драгоценности были проданы с аукциона Друо; кроме того, парижане могли приобрести ковры, книги, мебель и даже бельё Лантельм, чья жизнь так рано и страшно оборвалась.
Эдвардс – был он виновен или нет, история умалчивает – тяжело переживал кончину супруги. Он продал яхту, переехал в другой дом и пытался найти утешения в обществе молодых красавиц. Парижские остряки, увидав магната с очередной пассией, перешучивались: «Надеюсь, эта умеет плавать?» Ну а летом 1914 года Мизиа узнала, что её ненавистный второй супруг находится при смерти. Мадам Серт не была злопамятной и проявила великодушие даже здесь: приехала проститься к человеку, который так обидел и унизил её… Увы, Эдвардс умер за десять минут до того, как Мизиа вошла в дом, она простилась уже с мёртвым Альфредом и, как сказано в мемуарах, «ушла почти счастливая, чувствуя, что и он, и я словно освободились».
Новое время
После смерти Эдвардса Мизиа не получила ни гроша – и не потому что магнат был скуп, а потому что сама поленилась подписать документы у нотариуса (позировать Майолю, встречаться с нотариусами – помилуйте, какая скука!). При жизни Эдвардса она жила на проценты с ренты, но, когда магнат скончался, наша героиня осталась ни с чем. Впрочем, судьба любит легкомысленных: вначале Мизиа крайне удачно продала свою квартиру на набережной Вольтера, а после, когда уже началась война, ей удалось сохранить эти деньги: часом раньше моратория, когда были заблокированы все счета в банках, Мизиа забрала всё до франка, повинуясь лишь собственной интуиции, и сама закрыла счёт.
Война войной, а коллекция – коллекцией. Привычный Мизии богемный круг был теперь разбавлен именами политиков и выдающихся военных. Она знакомится с Клемансо, Вертело, Галлиени и Роланом Гарросом, прославленным лётчиком, впервые в истории перелетевшим через Средиземное море (нет нужды говорить о том, что Гаррос однажды взял Мизию с собой в полёт, и о том, что в редкие минуты отдыха она играла для него на рояле).
Впрочем, было бы несправедливо умолчать и о том, что Мизиа Серт делала во имя победы: при её участии была сформирована колонна санитарных машин для оказания первой помощи, организован сбор денег и вещей для Красного Креста и так далее. Санитарами в её колонне были Серт и Жан Кокто, который после мобилизации отправлял Мизии письма с фронта.
Пополнялась ли коллекция Мизии женскими именами? Хороший вопрос. Конечно, она отдавала предпочтение мужчинам, справедливо считая, что встретить среди них гения намного проще, чем среди женщин. Но для некоторых, разумеется, было сделано исключение. Сама Мизиа признавалась, что наибольшее восхищение из всех женщин у неё вызывала англичанка леди Рипон: «Единственная женщина, которая меня поражала», – говорила о ней Мизиа. Фрейлина английской королевы, знатная дама, леди Рипон стала ещё и доброй феей «Русского балета», всесторонне поддерживая Дягилева.
Незадолго до Первой мировой Мизии представили юную танцовщицу, мечтавшую работать у Дягилева. Девушка решила показать товар лицом и исполнила при Мизии танец, будучи совершенно обнажённой. К сожалению, на мадам Серт эти ухищрения никакого впечатления не произвели, она сочла девушку бездарной и тут же забыла её имя и просьбу о протекции. Но претендентка спустя годы напомнила Мизии о себе – теперь её звали Мата Хари. «Банальная танцовщица из ночного клуба, искусство которой заключалось в том, что она показывала своё тело», – припечатала Мизиа, распорядившись, впрочем, чтобы бедняжке дали денег, ведь она казалась такой нищей!
Ну а главный экспонат женского раздела коллекции – это, конечно, Габриэль Шанель. Они познакомились в мае 1917 года и дружили, как было принято у Мизии, до самой