Читать интересную книгу ДНЕВНИКИ - Александр Шмеман

Очередной кризис в Spence1 , в обсуждении которого проводим поздний вечер. Радость от полного, моментального, самоочевидного согласия – поступать по совести, не задумываясь о последствиях…

"Архипелаг" III: удивительно! Потрясающая книга.

Пятница, 12 марта 1976

Вчера закончили Великий Канон, литургическую "массивность" первых дней Поста, и он вступил в то, что – внутри себя – я называю его "легкостью" и в чем вижу и чувствую его главное и содержание, и цель. Сегодня утром – вот именно такая "облегченная" утреня, вся как бы в полутонах, вся светящаяся и звучащая "светлой печалью".

В Нью-Йорке вчера, в "Свободе". Опять солнце, и, хотя и холодно, все наполнено обещанием весны. Двадцать блоков пешком, в пять часов дня. Всегдашнее удовольствие от этой городской суматохи (все бегут домой!), от оживления, от жизни – и от всего этого в ярких лучах вечернего солнца.

Понедельник, 15 марта 1976

Длинное воскресенье! Утром служил в храме Христа Спасителя на 71-й улице, потом – трапеза, потом – лекция. Это последний кусок, лучше – лоскуток "русской эмиграции" первой волны. На нем можно проверить тот

1 Spence School – частная школа в Нью-Йорке, в которой работала У.С.Шмеман.

закон ее, о котором я не раз думал: закон ее вневременности и иммобилизма. Это даже удивляет! Прежде всего – сама Литургия. Отвыкнув от этого русского эмигрантского стиля, сильнее замечаешь то, что не замечал в детстве. А именно тот "закон", согласно которому в служении тщательно скрыто все то, что могло бы дойти до сознания верующих, всякое подобие смысла , не говоря уже о молитвах, полная бессмысленность пения (сплошь "концертного"), чтения – абсолютно невнятного, включая Евангелие, и т.д. Но по этому же закону все зато "разукрашено", завешано всяческой "душевностью" и "сентиментальностью". На сугубой ектении – имена хористов! На заупокойной – просто поток уже не только имен (Государя и т.д.), но и всяких категорий – "за веру, царя и Отечество убиенных"… Перед причастием мирян (два человека в первое воскресенье Великого Поста!) старенький дьякон, очевидная душа и "хранитель преданий" этого прихода, минут десять делает объявления: тут и концерт какой-то "одаренной пианистки", и призыв оказать "моральную поддержку" приходу, записавшись в него и внося 1доллар в месяц(!), целая "устная газета". И чувствуется, что для этих десяти минут задушевных оповещений и живет этот дьякон. Можно сказать так: бессознательно, подсознательно, но стиль этот скрывает , замазывает смысл Литургии, Церкви, веры и заменяет его неким общим "чувством". От вас ничего, так сказать, не требуется, кроме вот этого общего "переживания", которое действительно, наверное, "помогает жить". Подлинно "rite de la tribu"1 . Но сколько это объясняет в сложных взаимоотношениях Православия и "русской души". И какая во всем этом разлита тонкая гордыня – собою, "русскостью", душевностью, сердечностью, как не подвержено никакому сомнению! Вот "мы сохранили" и "мы сохраняем". Нас мало, но мы все такие же… Даже десятки изумительных "постных пирогов", о которых дьякон извещает (перед причастием), что они "к нашим услугам после Б.[ожественной] Литургии", даже они становятся героизмом, исповедничеством, свидетельством. И ужас перед намеком на какое-нибудь изменение. Я убежден, что тронь что-нибудь – и они просто уйдут. Это будет уже не тем, к чему они "привыкли", и потому им совершенно ненужным. Панический, хотя и бессознательный страх перед смыслом.

Оттуда – солнечным, весенним днем – еду к Н.С.Арсеньеву. Другой "шок": восемьдесят семь лет! Один! Почти слепой! В этом полуразваливающемся доме, сплошь завешанном какими-то "дагерротипами", заставленном книгами, в грязи… Полтора часа слушаю – что? Поток судорожно изливающегося на меня тонущего мира, того, который один признает Н.С. Не понимая, что он его так любит потому, что это его мир: эта идеализированная, утонченная дворянская усадьба его дедов и прадедов! И как и на 71-йулице – никаких антенн , ни малейшего интереса, внимания к другим мирам, да и просто к реальности. Ее не существует. "Только зеркало зеркалу снится…"2 . Уезжаю с чувством болезненной жалости – дядя Никола провожает меня до автомобиля: несчастный, слепой, неуклюжий ста

1 "племенной ритуал" (фр.).

2 Из "Поэмы без героя" А. Ахматовой.

ричок, зачарованный своим "градом Китежем". Уезжая, цитирую себе: "…но жаль того огня, что просиял над целым мирозданьем и в ночь идет, и плачет, уходя…"1.

Ужин у Трубецких в Syossete. От них заезжаю к Месснерам. Еще один "мирок", но уже сил не хватает в него вживаться. И так за один день путешествие по целым континентам, герметически друг от друга изолированным и, что гораздо для меня страшнее, – хотящим этой изоляции , живущих только собою, своим , превращенным в "единое на потребу".

Иногда такое чувство, что большинство людей действительно, хотя и неведомо для себя, живут скрываньем от себя – реальности (не только смерти) и что именно в этом скрывании – основная для них функция религии. "В его дремоте не тревожь…"2 . Именно такая "дремота", навевание ее – вся эта Литургия, да и вся эта церковь, в которой среди непонятно сладких слышатся иногда "душевно нужные" слова – "за веру, Царя и Отечество", "не откладывайте говения до конца Поста"… Слышу, чувствую возражение (слышал его с шестнадцати лет): что же в этом плохого? Ведь вот, действительно, помогает жить… Отвечаю: плохо то, что эта "дремота" так страшно легко оборачивается ненавистью и кровью . Ирландия, Ливан…

Отсюда, мне кажется, и внутренняя раздробленность Солженицына. Страшная "реальность", увиденная им и так беспощадно выраженная ("Архипелаг"!), – внутренне, утробно исцеления ищет от хоть какой-нибудь "дремоты": пусть Аввакум, староверы, "русское нутро". И не видит, что это "нутро" соткано из дремоты и оборачивается припадком ненависти всякий раз, что кто-нибудь прикасается к ней…

Что это мне все сегодня лезут в голову стихи? Перечитал написанное и отчетливо "услышал":

"Простой душе невыносим

Дар тайнослышанья тяжелый.

Психея падает под ним…"3 .

Вторник, 16 марта 1976

Дома с желудочным заболеванием, которым, в сущности, воспользовался, чтобы не ехать в Syosset (синод) и не идти в семинарию. Мокрый снег. Л. лежит наверху. Уютно. Только что звонок от Андрея из Парижа: о здоровье Л. Рассказывает о встрече с Солженицыным, о его похвалах Наташе. Работается с трудом: все не удается, как хотелось бы, "единство веры". Знакомое мне с детства – состояние внутреннего оцепенения…

1 Из стихотворения А.Фета "А.Л.Бржеской" ("Далекий друг, пойми мои рыданья…"): "Не жизни жаль с томительным дыханьем, / Что жизнь и смерть? А жаль того огня, / Что просиял над целым мирозданьем, / И в ночь идет, и плачет, уходя".

2 Из стихотворения Е.Баратынского "Разуверение" ("Не искушай меня без нужды…").

3 Из стихотворения В.Ходасевича "Психея! Бедная моя!"

Среда, 17 марта 1976

Очередной "церковный кризис", мною же и вызванный, то есть письмом моим вл. Сильвестру в связи с назначением меня "консультантом" св. синода, письмом, в котором я "излил душу" о власти – из власти в Церкви все время превращающейся во власть над Церковью, в "начальствование", о недоверии, подозрительности и т.д., о невозможности в этой атмосфере работать. Вл. С. возьми да и прочти его вчера синоду! Сегодня меня вызвали. "Благорастворение воздухов". Приказали сниматься с владыками. О.Д.Губяк говорит, что хоть немного, но "подействовало"… Все это мне бесконечно тягостно и вгоняет в уныние, и все же, проверяя свою совесть, я думаю, что эти мои периодические "вопли" оправданы, ибо другого способа нет, ибо иначе со дна поднимается "тьма египетская", в которой задыхается наша Церковь…

Голландский перевод моего "Великого Поста". И еще письма – простые и благодарные: от какой-то католической монашки в Филадельфии, от какой-то беременной женщины из [штата] Мэн. Радость от этих свидетельств – "доходит". Мне всегда казались ненужными богословские книги для богословов. Критерий богословия: написать без упрощения и, однако, так, чтобы дошло до обыкновенного верующего (или неверующего).

Один из тех дней, когда, несмотря на мороз (вчера падал снег), все ликует весной… Ехал из Syosset вдоль залива. Вода синяя-синяя и далеко голубая дымка берега. И праздничные, торжествующие облака. И неистребимая, несмотря ни на что, joie de vivre1 …

Пятница, 19 марта 1976

Вчера – письмо от Никиты: "Ваша статья А.И. кольнула, но он ее перенес…" Ответил ему длинным письмом.

Понедельник, 22 марта 1976

Воскресенье в Campbell, Ohio, в приходе о.Иоанна Псинки. Торжественная Литургия, чудный хор, банкет с лекцией, вечером – вторая лекция. В промежутках – бесконечные разговоры о Церкви, о епископах, ужин в лесном ресторане. Все привычно, знакомо до мельчайших подробностей, так что словно по нотам разыгрываешь! Ведь двадцать пять лет всего этого… Едешь с неохотой, как лямку тянуть, но вот всегда в результате – и подбодрение, и радость. Когда поворачиваешься от престола и видишь еще одну толпу, и молодежь, и массу детей, оживает вера и в Церковь, и в Православие, и в осмысленность всех этих усилий.