Читать интересную книгу Анна Леопольдовна - Фаина Гримберг

– Нет, нет!.. Это невозможно… Это невозможно к исполнению…

Принцессы переглянулись. Я сделала успокоительный жест и сказала:

– Ничего дурного не может произойти. Вы видели, какой любезный человек посетил нас…

В тот день принц Антон более не вышел к нам. Что же касается господина Бибикова, то он долго беседовал со мной, рассказывал новости светской жизни, подробно описывая балы и празднества, остановился на модах и также с большим знанием дела описал кринолины и мантильи… Я поняла, что он не охотник до чтения, и не спрашивала о книгах… Так мы беседовали любезно и наедине… Но постепенно меня словно бы холод охватывал… Я чувствовала, что вот-вот расплачусь… Господи! Господи! Этот человек жил в одном городе с Андреем, ходил и ездил по улицам, где мог с ним столкнуться нечаянно… Я сжимала губы, мне было неловко сжать пальцы, взмахнуть руками… Не следовало показывать свои чувства человеку, совершенно мне постороннему… Но кажется, мне удалось ничем не выдать себя. Наконец он спросил, не могла бы я повлиять на принца Антона. Я отвечала спокойно, что не имею на него влияния. Бибиков, однако, полагал, что я недооцениваю себя. А дело было вот в чем: Ее величество милостиво позволяла принцу Антону выехать за границу, куда ему будет угодно. Но с одним непременным условием: все принцы и принцессы должны были оставаться в Холмогорах. Разумеется, принц отвечал резким отказом, взволновавшись чрезвычайно. Я же, в свою очередь, отвечала Бибикову, что не смею уговаривать принца, моего доброго друга, расстаться с детьми, с которыми он не расставался никогда и для которых расставание с отцом явилось бы крайне болезненным. Бибиков одобрил мой отказ исполнить его просьбу. Как давно человек моего сословия, любезный и светски воспитанный не целовал мне руку! Принц Антон уже много лет не делал этого…

На другой день принц уже опомнился и мы все вместе проводили время, прогуливаясь в саду и весело болтая.

Бибиков отправился в обратный путь, благословляемый и осыпанный живейшими знаками уважения и приязни от всех принцев и принцесс.

В следующем письме императрицы было сказано и обо мне: «Мы выражаем Наше совершеннейшее благоволение госпоже Елене, о разуме и дарованиях коей наслышаны от генерал-майора Бибикова, которому имеем совершенную доверенность».

Я была благодарна этому человеку; ведь сколько лет я словно бы не существовала на свете, и вдруг я читаю о себе похвальные слова…

* * *

Последние дни я много размышляю о поведении императрицы. Сколько утонченного образованностью ума проявляется в ее простых и любезных письмах. Как бы мне хотелось поговорить с этой женщиной, сделаться ее подругой, доверенницей… Но я не настолько наивна, чтобы верить в подобные возможности. О, как я измучена одиночеством! Если бы можно было поговорить хотя бы один час, поговорить с подругой, с женщиной образованной и умной… Неужели императрица способна была отдать приказ об убийстве собственного мужа? Но и я не младенец, чтобы верить в смертоносные геммороидальные колики!

Я не могла уснуть ни на мгновение во всю ночь. Кажется, я приближалась к разгадке причин всех несчастий, постигших принцессу Анну и меня. Нас погубили печальные свойства наших натур: мягкотелость, чрезмерная наивность и самое, пожалуй, главное: неопределенность наших устремлений. Желать добра своему государству – это, разумеется, прекрасно, но этого мало! Следует проявлять твердость и даже быть способными на преступления во имя достижения своих целей, четко определенных. Я не осуждаю императрицу Екатерину; пусть она приказала умертвить своего мужа! Ежели ее призвание – власть, она права в своих действиях. Моя ошибка заключалась прежде всего в моей безусловной преданности принцессе Анне. Именно вследствие этой преданности я сравнялась с такими недалекими и глупыми женщинами, как Юлия и Бина Менгден. Мне же следовало, трезво все взвесив, примкнуть к партии Елизаветы… Но буду откровенна: я и сегодня не уверена, что решилась бы так поступить. Нет, моя чувствительность вновь определила бы мое поведение, неразумное, хотя, быть может, и героическое…

* * *

Освобождена Бина! За ней явились: некий сержант Кологривов и… Нет, никто бы не поверил!.. Граф Эрнст Миних с супругой Доротеей… Ныне они живут в Москве.

Поймите мое состояние. Нет, это не приступ безумия. Но я не могу видеть Эрнста и Доротею. Зачем они явятся передо мной, словно призраки, ожившие тени былого… Я не смогу сдержать слез. Вновь перед моими глазами встанут ярким болезненным видением фонтаны Петергофа, чета Сигезбек… Андрей!.. Нет, не могу, не хочу, не хочу…

Я спряталась, заперлась в своей комнате и не выходила, покамест не увезли Бину. Миних-младший, Доротея и сопровождавший их сержант пробыли в доме три дня. Одна лишь принцесса Елизавета узнала причину подлинную моего добровольного заточения. Доротея спрашивала обо мне, но принц Антон и принцесса Елизавета отвечали кратко, что я недомогаю и потому не могу выйти. Надеюсь, эта ложная болезнь не преобразится в действительную.

Бину долго увещевали одеться в новое платье, привезенное сестрой. Но она бросала одежду на пол и говорила решительно:

– В чем есть, так и поеду. Я все Богу отдала.

Доротея сказала, что Бина и Юлия будут жить в лифляндском поместье их матери. О Юлии она рассказала, что та была определена к заточению в Раненбурге, где крайне бедствовала и много перенесла страданий от бедности и болезней. Привыкшая к придворной жизни, она исправляла в заточении самые низкие хозяйственные обязанности и даже выучилась ткать простую шерстяную материю себе на платье. Сама императрица, освободившая Юлию особым указом, изволила принимать ее во дворце и, выслушав подробности ее жизни в заточении, воскликнула по-французски:

– Cela fait fre mir! – Это заставляет трепетать!..

Юлия уверяла Ее величество, что погибла бы душою и те лом, оставаясь придворною дамой, и что лишь обращение к Богу и чтение Библии спасли ее. Эту Библию бросил к ней в сани какой-то человек из толпы на рижском форштадте, когда Юлию везли в Раненбург. Ей пришлось сидеть в комнате со сводами и с двумя маленькими окошками, расположенными так высоко, что видно было только небо. Ей дозволялось подниматься по лестнице на кровлю, где она находила общество сидящих на гнездах ворон и галок. Порою она бывала настолько голодна, что едва удерживалась от желания пить вороньи и галочьи яйца. Дом был не достроен и дурно содержался, свод пропускал воду, которая зимой замерзала и сосульками свисала с потолка. Юлия не позволяла себе предаваться отчаянию и проводила дни в труде, занимаясь ткачеством, пряденьем и чесанием шерсти. В отличие от своей сестры Бины она не впала в безумие и не дала волю страстям, но, по словам Доротеи, Юлия часто прикладывает руку к сердцу, повторяя:

– О, здесь много всего!

И напоследок самое, пожалуй, удивительное. По своем освобождении Юлия написала бывшему своему жениху Линару, давно уже сделавшемуся почтенным отцом семейства, и просила его возвратить долг. Тот отвечал, что непременно возвратит, ежели сыщется расписка. Юлия махнула было рукой на это дело, полагая, что расписка не сыщется никогда. Ведь при аресте у Юлии отобраны были все вещи, и злополучная расписка в том числе. Однако благодетельная Екатерина приказала пересмотреть все, что было некогда конфисковано у принцессы Анны и приближенных принцессы. И – о чудо! – расписка отыскалась в маленьком ящичке красного дерева. Теперь Линар будет принужден заплатить давний свой долг Юлии…

* * *

Принцесса Елизавета призналась мне, что с отъездом несчастной Бины сделалось в доме словно бы легче дышать:

– Ведь это больно и тяжело – существовать рядом с безумным человеком и знать, что ничем не можешь помочь…

* * *

Лекарь Ледовский, пользовавшийся таким доверием принцев Петра и Алексея, скончался. На его место прислан новый лекарь Лунд.

А лекарская помощь в нашем заточении крайне необходима. Принц Антон теперь болен почти постоянно, у него водянка, доставляющая ему большие страдания. Принцесса Екатерина не так давно перенесла воспаление в ухе, и ныне у нее флюс. Часто хворает и моя любимица Елизавета. Одно время здоровье принца Антона сделалось так дурно, что Лунд просил Зыбина о присылке пастора. Это снова не было исполнено. По-прежнему мы, лютеране, остаемся без утешения духовного. Дети принца Антона и принцессы Анны посещают домовую церковь, куда прислан в позапрошлом году новый священник. Но, к счастью, принц поправился.

* * *

Кажется, Лунд приставлен к Зыбину для слежки за этим последним. Не могу сказать, что это так уж худо, поскольку наш тюремщик очень наклонен к воровству.

* * *

Права и власть Зыбина теперь сильно ограничены. Нас посетил архангельский губернатор Головцын, теперь Зыбин полностью ему подчинен. Будем надеяться, это послужит к улучшению нашей жизни. Возможно, поставят наконец новую баню в саду на место прежней, пришедшей в полную ветхость.