по сильной груди. Проскользнув пальцами под одежду и ощущая всё тело Джозефа, его желания и любовь, я поддела свитер, подняла его, задирая и футболку, оказавшуюся под ним, и отстранилась от кисловатых клюквенных губ лишь для того, чтобы снять одежду. Стянув с него свитер и сразу же футболку, я тут же прильнула к губам, чувствуя, как сильные горячие руки сжимали талию, будто не желая отпускать меня даже на мгновение. Проскальзывая руками по ключицам, я стала плавно спускаться по разгорячённому телу поцелуями, ощущая его жар. Обводя длинными пальцами каждое пятнышко Витилиго, я неспешно спустилась влажными губами к груди – она вздымалась от учащённого дыхания. Казалось, что даже температура в некогда холодной комнате поднялась – такая любовь творилась между нами. Выпрямившись в спине от обжигающих поцелуев возлюбленного вдоль позвоночника, я отстранилась, заглядывая в его пытливые глаза и изучая каждый сантиметр восхитительного его тела.
Джозеф – свеча, а я – воск, что таял от горячих прикосновений пальцев, спускающихся неприлично низко.
– И долго ты этим собирался заниматься, а, Филдинг?
Мерзкий голос с корейским акцентом прервал нас в тот самый момент, когда я собиралась снять штаны с Джозефа. Сам он резко остановился и, выпрямившись, нахмурился, когда встретился взглядом с Динхом, внезапно вошедшим в нашу комнату. В груди мгновенно стало противно, будто комок грязи со всего размаху кинули прямо в лицо, а затем смачно размазали по всему телу. Жгучее желание смыть с себя всё это заполнило меня до краёв ядом – ещё немного и скорчусь на полу с пеной во рту.
– Ты должен был прийти позже, – слегка настороженно сказал Джозеф, не отводя взгляда от Динха.
Тот закатил глаза.
– Мне стало скучно. Тем более голой я видеть её хотел меньше всего.
С каждой секундой мне становилось всё хуже: я не понимала, что происходило, почему Джозеф так мирно разговаривал с Динхом и что последний вообще тут делал. Мне даже в голову не пришло прикрыться – я откровенно пялилась на двух мужчин и тщетно старалась осознать, что сейчас будет и чем для меня всё это вновь обернётся.
– Надо было прийти позже, – твёрдо настаивал Джозеф, надевая обратно футболку и не смотря на меня.
– А какая разница, я уже пришёл, а она меня уже увидела, – усмехнулся Динх и достал наручники. – Будь паинькой сейчас, не стоит тут всё крушить, как в прошлый раз. Ты ведь не хочешь, чтобы тебя ещё раз подстрелили? А твой папаша будет снова ужасно недоволен.
– Папаша?! – мгновенно вспыхнула я, ощутив такой прилив ярости, какой ещё никогда в жизни не испытывала.
– А тебе Филдинг не рассказал, что хочет отдать тебя на эксперименты? – состроил невинное лицо мужчина, медленно приближаясь ко мне.
– Заткнись, – приказал Джозеф, и это было последней каплей.
– Ты предал меня, Джозеф! – собирая всю свою злость, воскликнула я. – Ты ведь знаешь, как я боюсь экспериментов отца! Ты ведь знаешь это и хочешь отдать меня… ему?!
– Делора…
– Ты предатель! – закричала я, тяжело дыша от сдерживаемых слёз и слыша, как в квартиру заходили ещё люди, чтобы забрать меня. Забрать к отцу. В ад. – Ты предал меня!
Огонь имел свойство не только обжигать тело, но и прокрадываться своими щупальцами прямо в душу, неосознанно осуществляя циркуляцию крови. Он тянул, обжигал и молил дать ему волю в самые сокровенные частички прогнившего сознания человека, распространялся, доводя импульс до предела. Как после этого оставаться на грани, когда монстр уже на кончиках пальцев?
Никак.
Лишь с желанным удовольствием осуществлять пороки, не обращая внимания на взвизгивание совести и разбитой любови. Ничего больше не имело значения. Ничего.
Н-и-ч-е-г-о.
Гори ясно, да не погасни.
Полностью покрытая огнём и видя мир жёлто-красным, я кинулась на Джозефа, сойдя с ума от боли и предательства. Мною двигало что-то инородное, точно моим телом хотел завладеть кто-то ещё, а в мыслях так и плавали бредовые идеи о том, как было бы классно сжечь Джозефу глаза, снять кожу и высушить тело, чтобы потом с жадностью его сожрать. Безумие двигало мною в тот момент, ожившее желание всех убить – как в тот момент, когда я спасала Джозефа и Филис. Вот только сейчас я пыталась спасти саму себя. От кого? От этого предателя, что с силой врезал по голове чем-то тяжёлым.
А свет в конце туннеля погас.
XXIV: А от боли разбилось сердце
Люди почему-то считают, что мера или острота боли зависят от силы удара. Дело не в том, насколько силен удар. Дело в том, куда он придется.
Нил Гейман
– И долго мы будем её ещё терпеть? – какой-то противный, но знакомый с британским акцентом голос раздался так близко, будто над самым ухом.
– Мы должны ей помочь, – возразил девичий светлый голос.
– Нет, мы не станем ей помогать. Она такая тупая, зачем нам это делать? Заняла нагло тут Главное место, а мы ей ещё должны помогать. С чего вдруг?
– Но она же наша подруга! – не сдавался второй голос, но тут появился третий, который можно узнать из тысячи:
– Я согласен с леди, мы не станем ей помогать. Поверь мне, Дженнис, ты такая же тупая, как и она.
– Ты всех всегда считаешь тупыми, – четвёртый колючий голос резал слух.
Но ведь это происходило в моей голове.
– Кроме Донны тут нет ни одного умного человека! – рассмеялся Адлер. – Даже Кейт не такая умная, как она или я.
– И какой тогда у тебя план? – нерешительно спросила Дженнис, будто надеялась на лучшее. – Я не хочу никому причинять зла.
– Ты уже причинила зло одним только своим существованием в этой голове.
Смех Адлера окончательно меня разбудил – я резко села в кровати и попыталась восстановить дыхание. Из-за пота к телу прилипла чёрная футболка, жжение в забинтованных руках приносило неприятные ощущения, сухие волосы лезли в глаза – я заметила первые белые локоны, точно стала слишком рано седеть. Но это – всего лишь ужасная болезнь, что мучила меня не только жаром и ожогами, но и шизофренией. Иначе как объяснить то, что в моей голове появились голоса, помимо Закулисья во снах и жутких галлюцинаций? Что-то ещё убивало меня каждый день, нечто жуткое, безумное и невероятно… тёмное.
Да, тьма ждала своего часа с самого моего рождения и теперь жаждала полностью очернить оставшиеся белые кости моей души. Липкими щупальцами она скользила между рёбер, языком ласкала горло, заполняла отравленным голосом лёгкие, хрустела мышцами и одним демоническим взглядом оставляла гниль на сердце. Мрак хотел контролировать мной, а с приходом безумия у него это отлично получалось: