глаз. – Если там было написано и вправду то, что ты чувствуешь на самом деле, то я постараюсь сделать так, чтобы твоя влюблённость в меня не «превращалась во тьму».
Её губы были совсем близко к моим, тело крепко прижималось к моему, потемневшие светло-русые кудри запутались в моих чёрных локонах. Филис была так близка, так родна, так неугомонна – и мне хотелось стать к ней ещё ближе.
– Ты читала этот листок? – она тревожно закусила губу, но не смела отвести от меня взгляд.
Я сокрушённо покачала головой.
– Да. И многое что поняла для себя. Пойми, я очень боюсь, что ты разочаруешься во мне. Я осознала, что ты давно за мной наблюдаешь и не менее давно в меня влюблена, но ты всё равно не так хорошо меня знаешь, насколько можешь знать. Пойми, я не хочу, чтобы между нами произошло то же самое, что между тобой и Торией, потому что ты – дитя света и солнца, а я – дочь тьмы и луны. Ты как яркие краски на полотне художника, а я все оттенки чёрного и серого. Ты тот, кому идёт улыбка, а я та, у которой вся грусть мира в глазах. Ты как жизнь, которую хотят проживать люди, а я та жизнь, которую каждый избегает. Ты как гигантское небо в объятиях белых облаков, а я – лужа, которую все сторонятся. Ты как слово «мечта», а я – «печаль», ведь даже моё имя имеет такое значение. Ты из тех людей, к которым все тянутся, а я та, кто всех отталкивает. Ты как цветущий сад ландышей, а я букет колючих роз. Ты прекрасный закат, которым любуются и хотят продлить этот момент, а я лишь сумрак, что наступает после тебя и медленно переходит в тёмную ночь. Ты как тёплый летний бриз моря, а я как холодный и знойный ветер зимой. Ты как прохладная тень, а я палящая жара летом, потому что ярость моя порой неугомонна. Ты – свет, к которому стремятся, а я – кромешная тьма, которая поглощает всё вокруг себя…
Я не дала ей возразить – слишком прочно я смирилась со своими же словами – и жадно поцеловала её, притягивая к себе непозволительно близко. Такой желанный вкус прекрасных пухлых губ ещё сильнее кружил голову, пушистые волосы Филис под тёплыми струями воды стали ещё насыщеннее и кудрявее. Перебрав несколько завитушек, я легонько прислонила девушку спиной к мокрой стене, упиваясь вкусом малины с лимоном, точно она не знала, какую лучше выбрать помаду. Крупные капли воды разбавляли смешенный привкус, тогда как мои руки пытались изучить столь прекрасное юное тело: хрупкая шейка, длинные ноги, загорелая кожа, которой хотелось касаться всё больше. Проскользнув пальцами по гибкой талии и поднимаясь по рёбрам к упругой груди, я только сильнее прижала возлюбленную к стене. Казалось бы, Филис сама сходила с ума от любви и неожиданности моего напора: её прекрасные нежные руки касались моей спины, оставляя невероятное ощущение. Лимонный запах помады только добавлял ноток удивительности и без того чудесной Филис. Её пальчики стали касаться каждого моего шрама, каждого синяка, каждой царапинки, будто она старалась залечить все повреждения, что у меня были. Тепло от нежных прикосновений разливалось в каждой венке, и становилось легче, спокойнее и уютнее.
Филис – нежный цветок этого холодного и колкого мира, который мог согреть, которым хотелось любоваться, аромат которого хотелось вдыхать всё глубже.
Аккуратно подхватив девушку на руки и чувствуя, как её ножки обвивали мою талию, я поцеловала длинную шею, на которую так и падали крупные капли воды. Погладив девушку по спине, я невольно почувствовала под пальцами шероховатые рубцы на столь нежной коже и с тревогой подняла взгляд на фиалковые глаза, наполненные теплом и любовью.
– Откуда у тебя эти шрамы? – вода заглушала мой голос, но Филис всегда понимала меня без слов.
– Отец… когда в ярости бьёт меня ремнем или плетью.
Не дав мне ничего ответить, девушка чуть сильнее прильнула, обвивая мою шею руками, нежно коснулась губами моего кольца в носу и тёплым языком обводя шрам на щеке, после чего поднялась выше к двойному пирсингу в брови. Легонько поглаживая сильную спину и ощущая позвоночник под пальцами, чередующиеся со шрамами, я растворилась в тепле Филис – её осторожные, аккуратные прикосновения, поспешные поцелуи, язычок, касающийся шрама… Никогда ещё прежде никто так нежно не трогал моего шрама на щеке – Джозеф старался вообще его не прикасаться.
Мысль о нём вызвала лёгкую дрожь во всём моём теле, но я тут же отогнала её от себя, запихнула в глубь сердца, выкинула в мусорное ведро, как разбивающее сердце романтическое письмо. Филис – вот кто останется со мной навсегда. Именно этот человек.
Именно она.
– Я тогда подумала, что это конец наших так и не начавшихся отношений… – тихо прошептала я, прижимая к себе этот нежный цветок, а она, Филис, посмотрела на меня самым счастливым взглядом из всех, что я видела, самым тёплым и нежным.
– А это оказалось лишь их начало.
XXIII: А свет в конце туннеля погаснет
Все отделены друг от друга тайнами, а через пропасти между людьми ведут обманчивые мосты мнений и иллюзий вместо прочного моста признания.
Карл Густав Юнг
– Знаете, какое чувство самое отвратительное? Чувство, когда тот самый человек рядом, но с каждым разом всё дальше. Чувство, когда с ним тепло, но ты ощущаешь, что становится холоднее. Чувство, когда ты стоишь с завязанными глазами в неизвестном месте и пытаешься понять, куда двигаться. Когда он твой единственный путеводитель, но уже не показывает тебе дорогу. Он сам становится тем, кого ты пытаешься найти.
Я и вправду пыталась найти Джозефа. Прошло пять дней с Рождества, и это время понадобилось всем тем, кто хотел проснуться после дикой вечеринки в доме Элроя. Сам он не отпускал меня, всё время запрягал работой телохранителя, брал меня с собой для переговоров с криминальными бандами и с «пламенными». Динх со своей компанией пока не нападали на меня, но я была уверена, что это из-за того, что постоянно находилась рядом с Элроем. Но сегодня решила наконец-то найти Джозефа – тоска по нему стала невыносимой, как и страх за него. И даже отношения с Филис не помогали мне отвлечься от тревог за парня, а сама Филис была только рада, когда я сказала ей сегодня утром, что отправлюсь его искать.
Искать лучик света в кромешной тьме, надеясь, что он не погас.
– Чувство, когда ты затаиваешь дыхание, а воздух в лёгких уже кончился, но ты не можешь вдохнуть новую порцию – вдыхать уже нечего. Чувство, когда что-то ужасное нападает на тебя и ты нуждаешься в спасении. Когда ты один и пытаешься позвать на помощь того единственного, кто был рядом.